Привет с того света - Щупов Андрей Олегович - Страница 44

• Предыдущая
• 44/68
• Следующая

— Что? Прямо из пустоты? — Клянусь!.. Так оно и было, ваше преосвященство. Вихрь, вспышка и эти пятеро. Дьявол их перенес сюда, истинно дьявол! Епископ Карно угрюмо взглянул на сложенные посреди комнаты вещи, в сомнении потянул носом. Нет, Левенгауп не был пьян. Да и не один Левенга-уп там был. Еще человек двадцать. И потом — что там толковал насчет дьявольских посланников кардинал? И место ведь указал, и обличье. — Что вы думаете обо всем этом, отец Корнелий? — А то и думаю, что повстречались наши люди со слугами дьявола. — И что же теперь нам делать? — То же, что и со всяким дьявольским отродьем. Пытать, а после сжечь на костре. — Я говорю не о них, — с раздражением перебил епископ. — Меня интересует то, что у них обнаружили. Вещи, с которыми явились сюда эти нелюди. Их довольно много, и назначение некоторых совершенно непонятно. — В костер, — немногословно повторил Корнелий. — Самое надежное средство! Прилюдно и на главной площади. — А помните, что говорил кардинал Лучано? Он требовал немедленно доставить в Рим все вещи, отнятые у посланцев сатаны. Отец Корнелий пожал жирными плечами. Тусклое лицо его не отражало сколь-нибудь живых мыслей. Слуг дьявола схватили, золота и других ценностей при них не обнаружили — более отца Корнелия ничто не интересовало. Взглянув на него, Карно поморщился. В подобных делах он предпочел бы иметь более умного и гибкого помощника. Если кардинал требует срочно и секретно доставить ему все сатанинские реликвии, значит, что-то за всем этим кроется. Возможно, все-таки не стоит торопиться. Добыча — особенная, и швырять ее в огонь глупо, как глупо и отдавать кардиналу. У кардиналов своя жизнь, и Рим не так уж близко. — Хорошо. Мы еще это обсудим, — сухо произнес он. — Кстати, в письме кардинал уведомлял и о пытках. Он уверяет, что посланники дьявола слишком опасны, чтобы терять на них время. Он настоятельно советовал уничтожить их прямо на месте. Левенгауп, дородный увалень в панцире и с коротким мечом на поясе, растерянно шевельнул рукой. — Одного мы убили. Но… я полагал, что надо действовать по правилам. Дознание, протокол, объявление через глашатаев о казни. — Вы действовали правильно, — вмешался отец Корнелий. — Пять костров будут нам очень кстати. И громкий процесс со всеми доказательствами вины пришлых. Впервые у нас столько свидетелей. Неплохо продемонстрировать лишний раз силу церкви. К тому же мы наверняка обнаружим у них дьявольское клеймо. — Левенгауп, можете идти. Тело убитого пусть пока лежит в леднике. К нему мы еще вернемся. Епископ кивком отпустил начальника стражи. Дождавшись, когда он выйдет, повернулся к Корнелию. — И все же я думаю, кардинал Лучано не зря предупреждал нас о риске. Если они возникли из пустоты, не уйдут ли они в нее снова? — Что-то пока это не удавалось никому. — Отец Корнелий усмехнулся. — Они разделены, и все находятся в застенках — в цепях и в колодках. Брат Ленейер уже приступил к допросу. К вечеру будут первые результаты. — А как быть с этим? — Епископ кивнул на сваленные в груду вещи. Я считаю, кое-что мы могли бы оставить себе. — С кардиналом Рюмом лучше не ссориться, — рассудительно произнес Корнелий. — Однако для суда нам потребуются вещественные доказательства. Поэтому если часть сатанинских предметов послужит святому делу разоблачения, думаю, кардинал не станет особенно возражать. Епископ Карно улыбнулся. Его коллега был не столь уж глуп! Служа церкви, не следовало забывать и о себе, тем более что они и есть часть этой церкви. — Что ж… Думаю, нашу удачу стоит отметить. На днях мне привезли пару бочонков превосходного французского вина. Если святой отец не возражает… Святой отец не возражал.

Факел опустился ниже, осветив грудь и бока Штольца. Один из монахов испуганно перекрестился, а второй с яростью пнул узника в живот. — Ах ты тварь!.. — Забыв о скованных ногах, Штольц рванулся на обидчика и тут же, потеряв равновесие, повис на цепях. — Прыткий!.. Штольц каменно улыбался, глядя на монахов. — Ладно, пусть постоит… Через сутки будет шелковым… Люди в сутанах поднялись по ступеням и вышли из темницы. Без факелов стало сразу темно, и, отдышавшись, Штольц нервно спросил: — Эй, Дювуа! Как ты там? — Терплю. А ты? — Я — что! Я уже пару капсул сжевал. Так что почти в порядке, только вот холодно, собака. Хоть бы доску под ноги подложили. — Не для того мы здесь, чтобы нас ублажать. — Значит, опять происки Гершвина? — Вполне возможно. Хотя допускаю и вариант случайности. Мы же на них как снег на голову свалились. — И это причина, чтобы нас истязать? — Не забывай, в какое время нас занесло. Это Италия, шестнадцатый век… — Дювуа наморщил лоб. — По всем показателям не очень уютная эпоха. Инквизиция здесь бушевала вовсю. Официально, как учреждение, ее основали лишь в сорок втором году, но это не мешало и до того сжигать еретиков сотнями и тысячами на площадях больших и маленьких городов. Уже в тысяча четыреста восемьдесят четвертом году специальной буллой папы Иннокентия Восьмого были расширены полномочия негласных инквизиторов и узаконено преследование и уничтожение ереси в любом ее обличье. А в общем, остается только порадоваться, что мы очутились не в Германии. По сохранившимся протоколам, именно там с колдунами и ведьмами обращались наиболее жестоко. — Да уж… Это не Франция. — Увы, во Франции сейчас приблизительно то же самое. И жгут, и вешают, и пытают. Такое уж развеселое время — время охоты на ведьм. — Значит, мы у них вроде колдунов? Отлично!.. — Штольц сплюнул в темноту, прислушался к звуку падения. — Кругом камень, мать их!.. Чего же они ушли, а, Дювуа? — Твоя улыбка кого хочешь напугает. — Это точно. — Капрал хмыкнул. — Помню, и в школе доводил учителей до белого каления. Вечно я им не нравился. Здоровый же был! Вот и привязывались. И ведь не хамил, не огрызался — слушал их и улыбался. А учителей это прямо в дрожь бросало. До сих пор не пойму — почему. Парень я был, в общем, покладистый и всякого взрослого, кто делал шаг навстречу, просто обожал. Только вот мало их было таких. Полковника я встретил поздно. Так и собачился со взрослыми всю юность. Глупо, как ты считаешь?.. Конечно, глупо. Воевать с детьми — что может быть неблагодарнее? Они же вырастают, это во-первых. А во-вторых, им-то все эти вопли и наставления до лампочки. Это воспитатели таблетки глотают да за сердце хватаются. И дураки. Потому как сами виноваты. Цапаться с детьми бесполезно… Штольц замолчал, вспоминая. — С отцом тоже нелады были. То есть в конце концов притерпелись, конечно, но ведь идиотская ситуация, если вдуматься. Два совершенно чужих человека под одной крышей. Вроде соседей по лестничной площадке… В общем, как только закончил школу, тут же и удрал с цирковой труппой. У меня уже тогда были успехи по части «тяжелых» видов спорта. Вот и жал на арене железки, добровольцев на лопатки укладывал, а попутно занимался охраной труппы. Да-а… На кой черт они ушли? Холодно же, зараза! — Еще придут, не беспокойся. И согреть постараются. Опыт у здешних палачей по этой части — будь здоров! Жертву предварительно изнуряли мелкими экзекуциями — колодки, холод, стулья с шипами. Могли поместить в каменный мешок в скрюченном состоянии. Уже через несколько суток человек терял способность самостоятельно распрямиться. — Вот изверги! — В этом смысле арсенал у них был богатый: обувь с железными стельками — для подогрева, жгуты на голову, на руки, соленая пища без воды… А еще уважали зажимать конечности в тиски, растягивали тело на лестнице, колесовали, вырывали глаза, вливали в горло до пяти литров воды. Разумеется, рано или поздно жертва признавалась во всем — и в порче, и в сглазе, и в сожительстве с сук-кубом. — А шильца на столике? Это у них для чего? — Если не ошибаюсь, это знаменитые прокалы-ватели. У всех сатанинских слуг, по мнению демо-нологов, имелось особое клеймо клеймо дьявола. Родинки, бородавки — в общем, любое пигментное пятно. Если таковых не обнаруживалось, то клеймо определяли методом проб. Считалось, что в клейменном месте не остается никакого следа от прокола: ни крови, ни шрама — ничего. Некий Хоп-кинс даже преуспел в своеобразном бизнесе, охотясь на колдунов и ведьм за деньги. Среди прокалы-вателей, которыми он пользовался, были и особые — с потайным фокусом. Отточенный стержень на легкой пружине при нажатии уходил в рукоятку, и у зрителей, таким образом, складывалось впечатление, что пытают в самом деле колдуна. — То-то они уставились на мои ребра! — Штольц усмехнулся. — Я как капсулу раскусил, все в полчаса и затянулось! И никакого прокалывателя не понадобилось. — Да уж. Для них это верный признак. Штольц пошевелился, проверяя прочность оков, надсадно крякнул. — В общем, времечко, как я понимаю, мы выбрали славное. Крестовые походы, костры и прочее. — Не только. Это же самое времечко традиционно именуют эпохой Возрождения. Великий Леонардо, Петрарка, Челлини, Дюрер, Микеланджело, Бэкон, Кампанелла, Бруно и так далее, и так далее. — Бруно — это тот, которого сожгли? Астроном, верно? — Верно, да не совсем. Точнее уж назвать астрономом Галилея, создателя первого мощного телескопа, первооткрывателя лунного ландшафта. Джордано Бруно был прежде всего философом, представителем пантеизма и родоначальником идеи о множественности вселенных. За свои мысли преследовался и, скрываясь от инквизиции, жил некоторое время в Германии, во Франции. Однако по возвращении на родину был тотчас схвачен и заключен в тюрьму. Спустя восемь лет его публично сожгли в Риме как еретика. — А тот, что отрекся, сколько еще прожил? — Галилей? — Дювуа фыркнул. — Не люблю я эти противопоставления! Бруно — Галилей. Один отрекся, другой — нет. Одного сожгли, другого отправили в ссылку. А знаем ли мы, как их тут подвешивали и охаживали? Знаем ли, сколько всего претерпели эти двое великих? Да и не они одни. Был и замечательный проповедник-философ Савонарола, перенесший ужасные пытки, но так и не признавший своей вины. Ничего мы, дорогой капрал, не знаем, в том числе и того, что же это такое отречение от самого себя. И я, например, не берусь назвать Галилея трусом или предателем. — Но Бруно-то с Савонаролой, если не отрек-лись, все равно получаются героями, верно? Дювуа промычал что-то нечленораздельное. Около минуты прошло в молчании. — Да… — Громыхнув цепями, Штольц переступил босыми ногами и поежился. — Нас-то они что, тоже намерены спалить? — Скорее всего. — Вот и мне так думается… — Капрал еще раз напружинил мышцы, до предела натягивая цепь. — Только я ведь не Бруно и гореть не собираюсь. Да и отрекаться нам вроде как не от чего. — Все равно сожгут. Оправдательных приговоров в эти времена не выносили. — Жаль… Как думаешь, куда упрятали ребят? Может, пора проявить инициативу? Мне, например, надоело морозить пятки. — А разве мы можем отсюда выйти? — Проще простого. Прямо хоть сейчас. — Штольц вздохнул. — Только бы не перемудрить — вот я чего опасаюсь, не сделать бы хуже. А колодки что, колодки можно и потерпеть.

• Предыдущая
• 44/68
• Следующая