Гроза над крышами - Бушков Александр Александрович - Страница 14

— Вот спасибочки, господин городской! Верно подметили: у меня нуждишка образовалась, совсем даже маленькая, но не по моему скромному рассуждению, и без умного совета никак не справиться...

Зная порой присущее землеробам многословие, Тарик терпеливо ждал. Густой запах копченой рыбки дразнил голодное брюхо. В левом ухе землероба он заметил медную серьгу-кругляшок, означавшую, что его нежданный собеседник женат — ага, все же справный, а не зажиточный: те брачную серьгу непременно заказывают серебряную, землеробам не запрещено, они не кабальники...

— Дело так обстоит: мы не земледельцы, тут вы изволили маленько ошибиться, рыбари мы. Из Озерного Края Рыбную повинность, стало быть, и несем, как от прадедов заведено. И аккурат везем барину нашему «шестой хвост». Два озера, стало быть, бариновы. Барин у нас знатный, молодой граф Ралькадор — изволите знать, конечно?

Тарик, чтобы не вдаваться в лишнюю болтовню, кивнул, хотя о графе Ралькадоре слышал впервые в жизни. Эта захолустная дремучесть, как многие ему подобные, полагает, что в городе все

— Шогар-возчик взял да захворал, никого другого не нашлось под рукой, вот управитель меня и подпряг, а с ним не особенно и поспоришь. А я в городе отродясь не бывал, да куда ж денешься? Сегодня управителю откажешь, а завтра он найдет кучу причин тебя прищемить, да таких, что не подкопаешься... Вот и поехал я, как к дракону Багуре в пасть...

— Ну, зачем уж так грустно? — хмыкнул развеселившийся Тарик. — У нас в городе, верно вам говорю, еще ни одного приезжего живьем не слопали... и ни одной лошади. А дракон Багура только в сказках обитает.

— Да это я так, присловья ради... Обсказал мне управитель все на два раза, откуда заезжать, какой там будет стоять статуй, куда после него поворачивать — только пока я ехал, все из головы выветрилось напрочь. Порасспрошал у парочки таких, что одеты попроще, где тут такой статуй, девка с козой — так они, что один что другой, реготать взялись, как будто щекочут их. Сбился я с дороги напрочь...

Тарик и сам едва не захохотал, и было от чего. Один-единственный монумент в столице, к которому деревенский пентюх может применить определение «девка с козой», — розовомраморная статуя лесной феи Альмиваны, покровительницы дубрав и тамошней живности (почему и поставлена возле Коллегиума, где обучают Анжинеров, Лесничих и других студиозусов Лесного департамента). И не коза это вовсе, а лань, с которой фея часто бродит по лесам. Уморушка...

— Вот и закружил я, как дитя неразумное, что заблудилось за деревней, — печально повествовал собеседник. — Заехал на широ-кущий такой мост со статуями по обе стороны — так не пустили туда, кинулись наперерез такие наподобие Стражников по расцветке, только у них и портки, и кафтаны в синих полосках поперек. Кричат: «Ехай отсюда, деревня, а то под замок упрячем», кулаками грозят, за ножищи хватаются. Я и поехал куда глаза глядят...

Ага, это его занесло на Королевский мост, по которому имеют право проезжать исключительно экипажи титулованных дворян да пожарные по неотложной необходимости. И уж крестьянская габара на Королевском мосту — все равно что Градский Бродяга, попытавшийся пролезть даже не на цеховой, а на королевский бал. Не повязали его по одной-единственной причине: мостовые Стражники явно должны были вскоре смениться, и им не улыбалось тратить время на лишние хлопоты, за которые не получат ни гроша. Иначе насиделся бы пентюх до утра за решеткой, а когда отпустили бы, добрая половина корзин с рыбой улетучилась бы в неизвестном направлении, а дежурная Стража клялась бы, что в габаре столько и было...

— Неужели ваш управитель такой нерасторопный, что не записал на бумаге адреса? Показали бы кому-нибудь, Стражникам хотя бы...

— Так ведь записал! — живо воскликнул бедолага. — И бумажка при мне, — он похлопал себя по карману. — Только и с ней все негладко. Аж трем человекам ее показывал подряд, колпак снимал, господами называл, честь по чести просил подмогнуть. Только они, все трое, на бумажку и смотреть не захотели, зыркали на меня злобно и уходили. Важные, должно быть, люди, а я к ним полез... Бляхи у всех на цепочках, и на бляхах рисуночки вырезаны.

— А какие? — с интересом спросил Тарик, уже кое-что сообразивший.

— У одного натуральный башмак, у второго метла, а у третьего непонятка какая-то, не пойму, что и означает...

Тоже не загадка. Так уж этому олуху не повезло, что напоролся на грех подряд горожан из Темных Цехов, и те не захотели признаться деревенщине, что они, столичные обитатели, не знают грамоты. И третий явно был из Темных — такое вот невезение, ага...

— Вот я и зарекся бумажку показывать — вдруг, думаю, это по-вашему, по-городскому, жуткое неприличие какое? А уж к Стражникам с бумажкой подходить было и вовсе боязно — суровые такие, осанистые, того и гляди под замок потащат. Так и плутаю едва ль не с утреца, оголодал напрочь, а где тут поесть и не знаю, хоть

денежка и найдется расплатиться... И понятия не имею, как мне из всего этого выкрутиться, как найти господина графа. Говорят, в таких передрягах нужно святому Тодо помолиться, чтобы он, покровитель путников и странствующих, дорогу указал. Так я ж ни одной молитовки ему не знаю, не думал, что понадобится: отроду далеко не выезжал, разве что в соседние деревни...

В его унылом голосе звучала такая тоска и безнадежность, что на смену насмешке поневоле пришло сочувствие, и Тарик сказал:

— Бумажку не потеряли, любезный рыбарь? Если не потеряли, давайте ее сюда, разберемся...

— Как можно! Сберегаю...

Землероб, оказавшийся рыбарем, достал из кармана большой комок холстинки и принялся его старательно разворачивать, словно луковицу обдирал до сердцевинки. Тарик терпеливо ждал. Наконец в руках у рыбаря остался кусок холстины и небольшая бумажка, на которой не особенно красаво¹², но уверенной рукой было выведено: «Сахарная улица, нумер 24».

Сахарная, Сахарная... Ага! Тарику пришло в голову, что этот недотепа, сам того не ведая, сейчас окажет ему нешуточную услугу — и будет о чем рассказать ватажке. Повезло, точно!

— Знаю такую улицу, — сказал Тарик. — Не так уж она и далеко отсюда.

Широкая простоватая физиономия рыбаря озарилась надеждой — так написали бы сочинители «голых книжек», обожающие подобные высокопарные обороты.

И тут же стала огорченной. Он уныло сказал:

— Дай вам Создатель здоровья, господин городской, что не погнушались нашими убогими нуждишками, но я ж печенкой чую, что и дальше мне будут невзгоды, даже если вам благоугодно будет дорогу мне разъяснить! Из дурной башки все напрочь вылетит, едва поеду. От этих переживаниев мозга с мозгой перепутались почище удочек в лодке. Что ж делать-то... Глазу зацепиться не за что, одни домины, камень повсюду...

⁴² Красаво — каллиграфически.

Тарик сделал вид, что умная мысль пришла ему в голову вот только что. И сказал небрежно:

— Помочь вашему горю нетрудно, любезный рыбарь. Мне как раз в ту же самую сторону. А когда придет пора идти своей дорогой, вам останется совсем немного проехать, и дорогу покажу так, что ни за что не собьетесь...

И, не дожидаясь ответа, проворно вскочил на козлы, привычно устроился на широкой, добротно оструганной доске с приступочкой для ног — столько раз ездил с отцом в деревню, и габарау них была в точности такая, разве что борта повыше...

Ошеломленный рыбарь ничего не сказал и, обежав лошадь, запрыгнул на козлы так, словно боялся, что Тарик передумает и соскочит. Бормоча бессвязные благодарности, призывая все милости Создателя на главу «господина городского», схватил вожжи, легонько подхлестнул ими лошаденку по гладкой спине и прикрикнул на деревенский манер, громко и протяжно:

— Вё-о!

Соловый конек, хотя и хорошо кормленный, перетруждать себя работой не особенно любил, сразу видно: пошел мелкой трусцой. Виновато посмотрев на Тарика, рыбарь нацелился было поддать вожжами покрепче, а то и выдернуть длинный кнут из медной держалки.