Гроза над крышами - Бушков Александр Александрович - Страница 3

«Неужели действительно ничего не знает о том, как получают сов Папенькины Чада? — в некотором изумлении подумал Тарик.

— Выходит, у них здесь все иначе? Или... (он испугался этакой мысли, но храбро додумал ее до конца) или что-то не так сложилось, и папашину денежку получил кто-то другой: ну, скажем, захворал внезапно, и в последний миг вместо него пришел Брюзга? То-то на лицах двух остальных мелькнуло потаенное недовольство...»

— Вы хоть понимаете, что дело тут далеко не только — ив первую очередь не только! — в вашей неспособности вложить Школярам твердые знания в юные неокрепшие умы? — Брюзга по-прежнему грохотал так, словно его слушала забитая людьми площадь. — Неучение Школяров мироустройству — это злонамеренная попытка опорочить научные достижения славного королевства Арелат, ставящие его выше соседей! Вам, надеюсь, известно, какие службы нашего королевства занимаются подобными злоумышлениями?

Справа послышался деревянный стук, словно на кухонный пол уронили невеликую вязанку поленьев. Тут уж Тарик не вытерпел, обернулся в ту сторону — как и остальные Школяры. Даже пороль-щик, казалось дремавший с открытыми глазами, встрепенулся и вытянул шею, приглядываясь...

Провинившийся Титор распростерся на полу, закатив глаза и нелепо откинув руку. Те, меж которыми он сидел, отодвинули стулья так далеко, насколько удалось.

— Ну и слабачки у них в Школариуме... — засмеялся Брюзга. Потряс большим бронзовым колокольчиком и, когда вбежали двое служителей, распорядился: — Вытащите этого пестователя неучей в коридор... и дайте понюхать «вонючей соли», что ли. Я с ним потом поговорю. А ты, пентюх... — он смерил неприязненным взглядом застывшего в круге Школяра, — ступай к той вон лавке! Не ошибешься, она тут одна такая. Если тебе в голову не вложили ума, следует попытаться с другого конца... Живо передвигай ноги!

Школяр поплелся к «кобыле», где оживившийся порольщик посоветовал ему громким шепотом, слышным всем в зале:

— Спускай портки, недоразумение, ложись проворненько...

— Ис размаху; с оттягом, как следует! — громко напутствовал Брюзга. — Дюжину горячих — все что могу... к превеликому сожалению!

По исполненной злобной радости физиономии поролыцика видно было, что он не нуждается в напутствиях, наоборот, рад, что наконец-то нашлась работа — вполне возможно, впервые за очень долгое время... Розга свистнула в воздухе, обрушилась на толстый голый зад — и провинившийся заорал благим матом, будто его резали, и орал, не переставая, в промежутках меж звонкими ударами, а уж когда следовали удары... Хорошо Наставникам, они могли не сдерживать презрительных усмешек, а вот Тарик таковую величайшим усилием сдержал, как, несомненно, и остальные Школяры: орать под розгами означает выставить себя на несусветный позор и заработать унизительную кличку «Размазня». Даже Птенцы моментально усваивают: оказавшись брюхом на «кобыле», следует стиснуть зубы и терпеть, иначе уважать не будут, в игры не станут принимать, к доверительным беседам не допустят. Вполне может оказаться, Папенькино Чадо пороли впервые в жизни. Одно слово — Размазня...

Вскоре наказанный поднялся, натянул штаны, охая и кривясь. Злоключения его на этом не кончились: Брюзга величественно простер болтавшуюся в просторном рукаве костлявую руку, и в тишине упало страшное слово:

— ИСКЛЮЧЕН!

Служитель бросился к хнычущему Размазне, проворно расстегнул пуговицы школярского кафтанчика, половину при этом оборвав, содрал кафтанчик и выжидательно замер.

— Вон! — загремел Брюзга.

Размазня потащился к выходу, хныча и роняя сопли. Тарик смотрел на него безо всякого сочувствия: ни бельмеса в самом простом лекционе, зато благодаря папенькиным денежкам полную грудь золотых сов нахватал, жирдяй! Последствия печальные: исключенному Школяру уже не получить бесплатно Грамоту Подмастерья, папаше придется выложить за нее большие деньги — а значит, он уже самостоятельно выпорет отпрыска так, что школярская порка покажется нежной лаской. Тарик имел все основания гордиться собой: вот уже год его пороли в Школариуме исключительно за проказы, и то когда он бывал неопровержимо уличен (а такое с битым Школяром случается раз через пять на шестой, если не реже), — а это только прибавляет уважения в глазах соучеников...

гонга! И голос служителя:

— Тарикер Кунар, Шестой Школариум!

Не стоило, конечно, врать, что к кругу Тарик шагал без малейшего волнения, но и никакого трепета, свойственного нерадивым, не испытывал — как-никак четыре заслуженных золотых совы и пятое испытание. И все равно нет такого Школяра, который совсем не волновался бы...

Быстро перебрав совершенно одинаковые фишки (иные хвастают, будто умеют на ощупь определять знаки лекционов и не брать те, которые знают хуже, — но ведь врут), Тарик вынул первую попавшуюся и, не заглядывая в нее согласно строгим предписаниям, показал Наставникам, потом положил перед Брюзгой гладкой стороной вверх.

— Итак... — протянул Брюзга. — Устройство жизни...

Тарик возликовал про себя — уж тут-то он в грязь лицом не ударит...

— А расскажи-ка, Школяр... — начал Брюзга с умышленной расстановочкой. — На чем зиждется жизнь королевства?

Вот уж нисколечко не встревожил! Набрав побольше воздуха в грудь, Тарик громко заговорил без малейшей запинки:

— Жизнь славного королевства Арелат зиждется на устроении, каковое следует сравнить с пирамидой — самым прочным сооружением человеческих рук. В самом низу располагаются землеробы, как то: землеробы кабальные, землеробы с повинностями и землеробы вольные. Статусы их имеют различия, как то...

— Вижу, знаешь, — поднял ладонь Брюзга, переслушавший на своем веку, надо полагать, неисчислимое множество таких ответов. — Далее?

— Выше пребывают Цеховые со множеством Цехов. Нет градского, не входящего в цех. Перечень цехов...

— Вижу, знаешь. Далее.

Проехало! Вот в перечислении Цехов согласно букворяду Тарик мог и пару раз напутать — очень уж их много, — и это непременно повлияло бы на цвет совы...

— Выше помещаются Купцы и Денежные⁸. Над ними — почтенные собрания тех мозгомудрых, кто трудится исключительно напряжением ума, а не руками. Как то: Книжники, Анжинеры, Лекари...

— Вижу, знаешь. Далее.

— Выше пребывают благородные Дворяне, не имеющие титулов. Над ними — Дворяне титулованные, и на самой вершине — светлое величество король с фамилией.

Он помолчал. Как и ожидал, последовал не лишенный вкрадчивости вопрос:

— А выше?

Тоже не мозголомка!

— Выше, в неизреченной высоте, — Создатель наш, Творец всего сущего, живого и неживого, разумного и неразумного, растущего, бегающего и ходящего...

Он долго еще излагал Учение, не забыл упомянуть, что Служители Создателя, из каких бы ни происходили, приравнены к благородным нетитулованным Дворянам. На сей раз Брюзга его не прерывал — какие могут быть прерывания, когда излагается Учение?

— Ну что же... — заключил Брюзга. — В твоем Школариуме, я погляжу, дело поставлено лучше, чем в иных некоторых, к коим мы еще присмотримся пристально... Будут ли вопросы, собратья?

К некоторому удивлению Тарика, рот раскрыл Никакой:

— А скажи-ка, Школяр, какая разница между, скажем, графом и графиней?

Тарик ответил без промедления:

— Графиней в женском роде именуется благородная дама, до замужества титула не имевшая, но вышедшая замуж за обладателя такового. Благородная девица, обладающая наследным титулом, именуется в мужском роде «господин граф», каковое наименование сохраняет и в том случае, когда выходит замуж за обладателя иного титула либо не имеющего такового. То же касается девиц и дам, получивших титул в пожалование от светлого короля. Сему установлению не подлежат члены королевской фамилии, где принцами именуются персоны сугубо мужского пола, а принцессами — сугубо женского.

И замолчал, подумав ехидно: «Что, выкусил?»

— Кто родитель? — спросил толстяк.

В Школариуме таких вопросов не задавали: Титоры и так знали, кто у кого родитель... но может, на квартальных испытаниях так и положено? Тарик ответил чистую правду: