Лесной хозяин (СИ) - Бачурова Мила - Страница 34

— Не знал, что у вас есть братья. И карета ваша выглядит иначе.

— Это не родные мои братья, сводные. Папенька мой в молодости был чрезвычайно легкомыслен. Он женился на вдове с двумя детьми. Она была много старше него, но очень красива, папенька с ума сходил по этой женщине. В свете ходили сплетни, что Маргарита Николаевна его приворожила, прельстилась папенькиной молодостью и богатством. Её детей, двух братьев, он усыновил, дал им свою фамилию. Совместных детей в том браке не было. И вообще, жили они, по слухам, не очень хорошо. Когда Маргарита Николаевна скоропостижно скончалась, папенька женился на моей маменьке. И в этом браке он совершенно счастлив, вот уже двадцать пять лет.

— Угу. А как зовут братьев?

— Иоганн и Вольфганг. Маргарита Николаевна была наполовину немкой. И первый её муж также был немцем. Она приехала в Петербург из Европы, бежала от ужасных тварей.

— Понял. А вы с этими братьями общаетесь?

— Крайне редко, на семейных торжествах. У нас очень мало общего. Братья старше меня, к тому же мрачны и угрюмы. Они не любят бывать в свете.

— А папенька продолжает их содержать?

— Да. Формально глава нашего рода — он. Но капиталом, в основном, управляют Иоганн и Вольфганг. Папенька — человек исключительно честный и благородный, но, к сожалению, совершенно лишён деловой жилки. Если бы управлением занимался он, злые жадные люди пользовались бы его добротой.

— Иоганн и Вольфганг — другое дело?

— О, да! — Катерина Матвеевна поёжилась. — Знаете. Грешно, конечно, так говорить. Но иной раз мне становится не по себе в их присутствии. Они ничего такого не делают, но смотрят — будто на глупую букашку.

— В следующий раз приглашайте на семейные посиделки меня. Уверен, что сумею разнообразить вечер.

— О, с превеликим удовольствием!

— А где сейчас ваши братья?

— Не могу сказать. Они оба — очень занятые люди, могут находиться где угодно.

— А здесь, в Поречье — где они обычно останавливаются?

— В Поречье? — Катерина Матвеевна задумалась.

— Могли бы остановиться у тётушки, как я. Но что им делать в Поречье?

— Нечего?

— Я полагаю, совершенно нечего. А почему вы спрашиваете?

— Да так. Когда был в Смоленске, видел карету с гербом вашего рода. Сердце моё трепетно забилось, но увы. В карете сидели не вы. Вот и решил поинтересоваться.

— Ах, вот оно что!

Катерина Матвеевна довольно заулыбалась.

Глава 17

Дальше в программе были музыкальные номера. Катерина Матвеевна и дочка её родни поочередно терзали инструмент, который назвали клавикордом. Если я правильно понял, праобраз пианино. Получалось, в среднем, на трояк. То ничего, то звуки такие, как будто внутри клавикорда неистовствует кошачья групповуха. В общем, от души надеюсь, что папенькиных денег барышням хватит до самой смерти, и в кабаке лабать им не придётся.

Я вежливо улыбался. В уме прикидывал, в какой момент будет прилично попрощаться и свалить. Всё, что хотел, я выяснил. Перевода горячих чувств Катерины Матвеевны на новый уровень пока не планировал. Так и чего высиживать, спрашивается?

Музицировали барышни в «салоне». Окна просторной полукруглой комнаты выходили в сад. На улице стемнело, в комнате зажгли свечи. А потом появилась вдруг та самая Марфа, в компании ещё одной горничной. Девушки бросились закрывать окна.

— Гроза надвигается, — ответила на вопросительный взгляд тётушки вторая горничная. — Вот-вот хлынет!

Будто в подтверждение её слов, по подоконникам застучали первые крупные капли. Через минуту постукивание слилось в единый шум. Через пять минут сквозь стену дождя уже едва просматривались деревья в саду.

Естественно, Катерина Матвеевна и её тётушка запричитали в голос, что никуда меня в такую погоду не отпустят. Оставайтесь, Владимир Всеволодович, ночевать.

Изначально я собирался, выйдя из гостей, изобразить Знак и без лишней пыли свалить к себе в усадьбу. Благо, на текущем ранге мог исполнять это даже без меча. Но сейчас выходить под проливной дождь совершенно не хотелось, а светить свои охотничьи навыки благородному собранию хотелось ещё меньше.

Кто владеет информацией — владеет миром, придумано не мной и не сейчас. Чем меньше обо мне будут знать потенциальные враги, тем лучше. Катерина Матвеевна со своими неуважаемыми братьями, может, и не близка. Но ляпнуть по простодушию что-то лишнее — это ей, насколько понимаю, как не фиг делать. Не говоря уж о тётушке и дядюшке.

Я поддался на уговоры и позволил отвести себя в гостевую спальню.

Там всё уже было готово. Уютная постель, взбитые подушки, плотно закрытые ставни. Грозовой фронт ушёл, за окном больше не гремело и не сверкало. Остались только дождевые капли, монотонно барабанящие по крыше.

Засыпать под такое — милое дело. Если Катерина Матвеевна вдруг решит меня навестить — проснусь раньше, чем откроет дверь, в этом я не сомневался.

Мысленно прикинул шансы — придёт или нет. Решил, что «за» и «против» — примерно поровну, после чего гадать мне наскучило. Я уснул. А проснулся оттого, что кто-то осторожно приоткрыл дверь.

Сон улетучился мгновенно, как не было. Я всмотрелся в темноту. Дождь, оказывается, закончился. В небе появилась луна, и сквозь прорезанные в ставнях крошечные фигурные окошки в комнату попадал свет. Немного, но мне хватило, чтобы разглядеть — к кровати приближалась девичья фигурка в тонкой, почти невесомой рубашке. Длинные волосы распущены, окутали её до самого пояса. Двигалась девушка молча.

Я прикрыл глаза, сделал вид, что по-прежнему сплю. Интересно было, что произойдёт дальше.

Фигура приблизилась, постояла у кровати, разглядывая меня. Потом опустилась на колени и осторожно откинула в сторону одеяло.

Спал я в нижнем белье — шароварах из тонкого полотна, чуть ниже колена. Такое тут носили вместо трусов. Благородному барину на сон грядущий полагалось надевать ещё ночную рубашку и ночной колпак, но это было уже выше моих сил. Про шаровары-то не каждый день вспоминал.

Лицо девушки осветила луна. Она не отрываясь смотрела на меня. Я увидел, как скользнул между пухлыми губами язычок. Ладошка девушки потянулась в моему паху.

Она, должно быть, собиралась распустить завязки, но ухватить их не сумела. Пальцы наткнулись на невидимую преграду. Девушка озадаченно потянулась к завязкам второй рукой. Тот же результат.

— Хм-м. Ну, так-то, я не то чтобы против. И не сказать, что у меня такое уж предубеждение против русалок. Но я охотник, всё-таки. И как-то это странновато получается. Чуть-чуть немножко какая-то дичь. Не находишь?

Марфа отшатнулась. Я резко, одним движением сел и поймал её за руки.

Обычные, тёплые. Вполне человеческие. И всё остальное, просвечивающее под тонкой рубашкой — очень даже человеческое. Я бы сказал, ярко выраженное.

— Охотник, — глядя мне в глаза, прошептала Марфа.

— Он самый. Что тебе нужно, спрашивать не буду. Тут полным идиотом надо быть. Вопрос — зачем тебе это?

— Полюбит меня охотник — сстану человеком. Навссегда.

Шипящие буквы она, как и все твари, пришёптывала. Вероятно, поэтому в основном молчала. Хотя, может, в принципе не очень разговорчивая.

— Вот оно что. Именно охотник?

— Или хозяин. Но хозяин ссказал, грех это.

Хозяин — видимо, тот, кто повесил ей на шею крест. То есть, дядюшка Катерины Матвеевны. Стойкий какой, ишь ты. Респект.

— Сслужить ему буду год. Ессли пока сслужу полюбит меня охотник, сстану человеком.

— Эк у вас там интересно всё устроено. А «полюбит» — чисто физически? Свадьба, ипотека, на дачу к тёще — в комплекте не идут?

Русалка промолчала. Видимо, не поняла. Мозгов у тварей в принципе не богато. Хотя, кто её знает — может, и в человеческом облике умом не блистала. С другой стороны, я с ней и не в шахматы играть собираюсь…

— Полюби меня, охотник, — прошептала русалка. — Я к людям вернутьсся хочу.

Я отпустил её руки. Русалка снова потянулась ко мне. Я мысленно сотворил нужный знак и убрал Доспех.