Академия чаросвет. Тень (СИ) - Ярошинская Ольга - Страница 37

– Например, нам? – вырвалось у него.

Отец помолчал и перевел взгляд на Бастиана.

– Так и есть, – не стал отрицать он. – Я – глава дома Альваро и блюду его интересы. Я собираюсь повернуть ситуацию в пользу нашего дома. Ты против?

– Если это защитит Мэди, то я только за. Хоть и не понимаю, как она может представлять угрозу всему миру.

– Когда-то сила седьмого дома была очень велика. Настолько, что он затмевал все остальные.

– Как так?

– Многие знания были утеряны, а то и специально уничтожены. Я знаю лишь, что свет седьмого дома особенный. Горит куда сильнее и обладает иными свойствами. А зажигается от другого чара, если тот идеально подходит. Вроде как выставить линзу под нужным углом к лучу.

– Го-о-ол! Псы провели мяч по трем домам перед тем, как забить в центральную базу, и счет почти сравнялся. Похоже, третий сет будет очень горячим!

– Напряжение растет. Коты не собираются сдаваться. Последняя подача, и, бьюсь об заклад, они постараются заработать максимум до возвращения Альваро на поле.

– Забавно, что ты встретил эту девчонку, да еще и сходу выяснил, что она тебя отражает, – заметил отец. – Вероятность один на миллион. Как вообще так вышло?

– Судьба, – бросил Бастиан, найдя взглядом Фелицию.

Отец, нахмурившись, помолчал.

– Когда все узнают, ты тоже окажешься под ударом, – сказал он, поднявшись со скамьи.

– Ты ведь не думаешь, что я откажусь от нее потому, что струсил? – спросил Бастиан, посмотрев в глаза отцу.

– А она того стоит? – спросил тот прямо. – Ты уверен, что хочешь влезть во все это? Не потому, что тебе не слабо, а потому что тебе это точно надо?

Бас подумал, подбирая слова, но все они казались тяжеловесными, или слишком пафосными.

– У меня от нее бабочки, – признался он.

– Значит, бабочки, – повторил отец и, усмехнувшись, похлопал его по плечу. – Давай, надери зад котам.

– И-и-и-и-и Себастиан Альваро возвращается на поле! – восторженно заверещал Питер. – Он отдохнул и полон сил…

– …и разрыв в десять очков кажется настоящей катастрофой, – перебила его девчонка. – Пора бы псам поджать хвосты и сдаться.

– Лиана, такое чувство, что ты встречаешься с кем-то из кошачьего дома.

– Нет, но я бы не прочь, – хихикнула она.

Фалько вернулся на скамью, раздосадованный и злой.

– Они играют нечестно! – пожаловался он.

– Ты хорошо держался, – похвалил его Бастиан, натягивая черную майку. – В следующей игре будешь в основном составе.

Фалько тут же расплылся в улыбке, а Бас, выбегая на поле, подумал, что в действиях Фелиции, которая так умело сплетает чужие судьбы, явно есть своя цель. И он бы совсем не удивился, если бы она затеяла все это ради сына.

***

Первый схватил меня за руку и потащил за собой. Его ладонь оказалась сухой и горячей и сжимала мои пальцы слишком сильно. Я рефлекторно попыталась высвободиться, но он вел меня по лестнице все выше, на самую крышу. Звезды отсюда казались ближе, а Правые Порожки на другом берегу реки под светом башен словно принарядились. Снежок искрился, над крышами тянулись уютные столбики дыма, в окнах горел свет и мне остро захотелось туда, в тепло и безопасность.

Первый подтолкнул меня вперед, и запах, тронувший мои ноздри, показался вдруг знакомым. Словно отголосок мелодии, которую я не слышала очень давно.

– У твоей матери был сад, – сказал он. – Все растили овощи, зелень, а Элия – цветы.

Первый произнес имя с несвойственной ему нежностью, и оно правда было красивым. Я покатала его на языке, но так ничего и не вспомнила. Впрочем, вряд ли я звала маму по имени.

– Цветочная лавка, – он криво усмехнулся. – Кому оно надо в Сумерках? Я покупал букеты и дарил ей же. Она бы их не брала, но ей надо было кормить дочь.

Сад давно погиб, уступив место ночным растениям, остался лишь куст лапотника, широкие листья которого усыпали синие капли цветов – точно роса, отразившая небо. Цветы слабо мерцали во мраке, и это от их запаха сердце сжималось.

Я хотела узнать так много, получить наконец ответы.

– Как вышло, что я не погибла? – спросила я.

– Я тебя спас. Вытащил из дома и унес на лодку. Ты была без сознания.

– Если б не тот чар на башне, то сожрали бы и тебя, и нас, как пить дать, – подал голос страшила с пропаханной когтями макушкой, поднявшийся за нами следом.

Я повернулась к нему, а Первый резко прикрикнул:

– Держи язык за зубами! Толку от его света? Все равно Элия умерла!

– Девчонка-то выжила, – спокойно возразил Шрам, по-видимому, не особенно чуткий к интонациям. Он подошел к краю крыши и плюнул вниз. – Пусть свет горел и недолго, но нам аккурат хватило, тем более он направил луч точно на дом.

– Сюда? – переспросила я. – На этот дом? Значит… Расмус Корреган пытался спасти мою мать?

Сердце пустилось в галоп, и я повернулась к Первому. Если бы он был чаром, то сейчас испепелил бы взглядом не в меру болтливого мужика. Но тот, обернувшись, вдруг выпалил:

– Уходим. Прямо сейчас.

На обратном пути мы не заботились о тишине и осторожности, и неслись со всех ног к реке, и я даже была благодарна Первому за то, что он держал меня за руку. Что-то клацало позади, хрипело. Один из мужчин отстал, и я услышала свист меча. Когда он догнал нас, меч был черным от крови. Другой подбежал к лодке и, не став заморачиваться узлом, резанул веревку кинжалами, а потом, размахнувшись, швырнул их в ночь так, что они просвистели прямо у моего лица и вонзились во что-то позади с влажным хрустом. Мы запрыгнули в лодку, оттолкнулись от берега, и весла взрезали черную воду.

Тьма позади уставилась десятком глаз, рыкнула голодной пастью, и я сжалась от страха, обхватив себя руками. Первый опустился напротив и посмотрел прямо мне в глаза.

– Почему вы не сказали про Расмуса раньше? – спросила я, едва не плача.

– Чтобы что? – произнес он. – Чтобы ты кинулась в объятия своего папаши, который оставил вас с Элией в Сумерках? Чтобы ты простила ему и тьму, и голод, и равнодушие?

– Но я имела право знать!

– Тебя вырастила мать. Как удобно, что ты ее забыла, а я вот помню! И как она плакала из-за этого мерзавца, и как превратилась в тень самой себя. Все из-за проклятого чара! Смотри же, – он сгреб мои волосы пятерней, заставив повернуть голову к Левым Порожкам, руины которых лежали на берегу, как обгоревший труп. – Вот, что произойдет с твоим домом, если ты поверишь их лживым речам и сиянию. Вот будущее, которое ты принесешь в Сумерки: ужас, смерть и бесконечную ночь.

Я всхлипнула и, высвободившись, оттолкнула его руку.

– Твой отец тебя бросил, Мэдерли, – припечатал он. – Ты не должна ему доверять. Ты никому не должна верить.

С берега кто-то утробно взвыл, и мне захотелось заткнуть уши, чтобы не слышать ни вой твари, ни ядовитые слова Первого.

– Шесть домов лишь слуги истинного дома, первого, – продолжил он. – Его свет зажжется во тьме. Так гласило пророчество, и так оно сбылось.

Весла несли лодку к берегу, отбивая ритм, а позади шипели волны. Одна поднялась выше и побежала за нами, догоняя.

– Свет и тепло для каждого, – речитативом говорил Первый. – А не жалкие лучи, которые в любой момент могут погаснуть по воле жадных безумцев.

Он и сам казался безумцем сейчас, а его глаза фанатично блестели. Из-под толщи воды проклюнулся острый черный плавник, и мужики синхронно выругались, но Первый все не унимался:

– Они называют кровь седьмого дома темной. Но в ней горит истинный свет. Единство дня и ночи, дитя света и тьмы. За тобой придут, Мэдерли. Придут снова.

Лодка вздрогнула от удара в днище. Черный плавник вынырнул с другой стороны, и рядом с ним появился еще один. Я обернулась – берег еще далеко. Мечник встал у края борта, и когда плавник вынырнул рядом, с размаху всадил лезвие в воду.

– Почему вы думаете, что Левые Порожки погибли из-за моей матери? – спросила я, хватаясь за борта лодки, которую тряхнуло снова.