Карьера Никодима Дызмы - Доленга-Мостович Тадеуш - Страница 49

• Предыдущая
• 49/70
• Следующая

Кшепицкий в восторге потирал руки. Когда в пачке относящихся к процессу писем они нашли доказательства, говорившие о том, что чиновники были подкуплены, он вскочил и воскликнул:

— Нечего ждать, едем в уголовный розыск.

— А векселя? — спросил Дызма.

— Векселя… гм… По правде сказать, можно бы их сохранить на тот случай, если чувства Нины изменятся, но безопаснее, конечно, их сжечь, раз вы уверены, что она выйдет за вас замуж.

— В этом нет сомнения.

— Великолепно. Едем.

Начальник уголовного розыска, старший комиссар Рейх, принадлежал к категории людей, готовых из-за карьеры на все. Холодный, расчетливый, проницательный, он сразу раскусил тайные намерения Дызмы. Несмотря на красноречие Кшепицкого, который всячески подчеркивал бескорыстие своего начальника, старший комиссар Рейх поставил вопрос ребром:

— Пан председатель, вы намерены вступить в брак с Куницкой?

Нечего было делать, пришлось сознаться, что именно таковы его намерения.

— Не подумайте, пан председатель, что я собираюсь вмешаться в вашу личную жизнь. Ничего подобного. Ноя полагаю, что тюремное заключение Куницкого повлечет за собой, как естественное следствие, судебный процесс.

— Верно, — подтвердил Кшепицкий.

— В этом-то все и дело, — продолжал комиссар. — Я склонен думать, что такой процесс, который явится сенсацией, вряд ли доставит удовольствие вашей будущей супруге, да и вам тоже.

— Гм… Что же предпринять?

Комиссар Рейх некоторое время молчал.

— Пан председатель, есть один только выход.

— Какой?

— Положим, Куницкому грозит десять, по меньшей мере — шесть лет строгой изоляции. Это несомненно. Улики таковы, что выпутаться он не сумеет. Что бы вы сказали, если б мы попробовали прийти к соглашению с ним?..

— К соглашению?..

— Ну да. Во всяком случае, ему вовсе не хочется просидеть лет десять за решеткой. Я полагаю, он согласится на ваше предложение: отказ от претензий на имущество жены, от претензий к вам, за это вы даете ему известную сумму денег плюс заграничный паспорт. Пусть отправляется куда хочет.

— Он не замедлит вернуться.

— На это тоже есть средство. Сделаем так: сегодня я его арестую, учиню строгий допрос, покажу ему все эти бумажки и запру дня на два-три, пусть размякнет. Потом опять возьму на допрос и тогда уже предложу соглашение. Не примет — тем хуже для него, примет — дам ему паспорт и позволю бежать за границу. Бежать! Понимаете? Бежать — это значит, отрезаны все пути к возвращению, потому что я за ним по пятам разошлю приказ об аресте. Что вы скажете на это, пан председатель?

— Очень толково, — кивнул Кшепицкий.

— Я тоже так думаю, — отозвался как эхо Дызма.

— Конечно, план отличный, — продолжал Рейх, — ноя не уверен, что смогу осуществить его. Если откроется вся эта история, я пострадаю больше всех. В лучшем случае отставка, а то и тюрьма. Рискованная игра…

— Пан комиссар, — прервал его Кшепицкий, — мне кажется, опасения не имеют почвы, Учтите, пан председатель — влиятельное лицо в правительственных кругах. В Варшаве, пожалуй, не найдется другого такого человека, который может сделать столько же, сколько пан председатель.

Рейх поклонился.

— О, я это прекрасно знаю! Тем приятнее мне оказать мелкую услугу столь заслуженному человеку, тем более что пан председатель, вероятно, не забудет про меняв будущем.

— Само собой разумеется, — кивнул Дызма.

— Сердечно благодарю. Я высоко ставлю поддержку пана председателя, об этом говорит хотя бы тот факт, что я собирался изложить ему свою скромную просьбу.

— Охотно сделаю все, что могу.

— Для вас это пустяк, а для меня очень важно. Дело в следующем: с Нового года уходит в отставку заместитель начальника полиции. Если мне заручиться поддержкой такой высокой персоны, как вы, я мог бы наверняка рассчитывать на назначение…

— От кого это зависит? — осведомился Никодим.

— От министра внутренних дел.

— Если так, то можете быть спокойны, — ответил Дызма, — это мой друг.

— Сердечно благодарю.

И Рейх вскочил, чтобы пожать Дызме руку.

Перешли к обсуждению деталей. Рейх и Кшепицкий учли все до последней мелочи, и, слушая их, изумленный Дызма признавался себе, что ни за что не сумел бы с такой ловкостью обстряпать все дело.

В банке их уже поджидал Куницкий. Лицо, глаза — все его поведение говорило о беспокойстве.

Пройдя мимо, секретарь окинул его насмешливым взглядом, но Куницкий даже не заметил этого. Рысцой бросился он навстречу Дызме и загнусавил:

— Приехали! Очень рад. Привезли папку?

— Здравствуйте. Привез.

— Пан Никодим, что все это значит?

— Что вы имеете в виду?

— Прием у министра! Черпак сказал, что прием отложен. Министр вовсе не уезжает. Пан Никодим, он и не собирался уезжать. Что это значит?

— Пойдемте ко мне, — ответил, краснея, Дызма, — там я вам все объясню.

— Ничего, ничего не понимаю, — беспрестанно повторял Куницкий, семеня следом за Дызмой.

— Игнатий, можешь идти в город, — отпустил Дызма лакея.

Когда тот ушел, Никодим сказал, обращаясь к Куницкому:

— Видите ли, ваша жена решила развестись с вами.

— Что такое? — встрепенулся Куницкий.

— То, что вы слышите. Она разводится с вами и выходит замуж за меня.

Куницкий со злобой посмотрел на Дызму.

— Ах, так… Может быть, она приехала вместе с вами?

— Нет, она осталась в Коборове.

Старик беспрерывно кусал губы.

— Когда же это она решила? Это невозможно! Она ничего мне не говорила! Это, наверное, каприз? Это, наверное, вызвано вашей интригой…

— Какой там интригой… Она попросту втюрилась в меня, ей надоел такой старый хрыч, как вы.

— Но у этого старого хрыча, — зашипел Куницкий, — миллионы.

— Шиш, не миллионы. И миллионы и Коборово — все собственность Нины.

— На бумаге, только на бумаге, уважаемый председатель! Не на что зариться!

— А вот и есть на что, — философски заметил Дызма.

— Увы, мне очень жаль, — со злорадством захихикал Куницкий, — но у меня векселя жены на такую сумму, которая с избытком покрывает стоимость имения.

Никодим заложил руки в карманы, выпятил губы.

— Что касается векселей, пан Куницкий, то векселя действительно были. Были, да сплыли.

Куницкий мертвенно побледнел. Дрожа всем телом, с трудом переводя дыхание, он простонал:

— Что?.. Что?.. Как это «были»?..

— А вот так.

— Украл! Ты украл мои векселя?! Ключ, сейчас же отдай ключ от сейфа.

— Не отдам.

— Да это же грабеж! Вор, бандит! Я тебя в тюрьму засажу!

— Заткни глотку, старая калоша! — гаркнул Дызма.

— Грабеж! Давай ключ!

— Не дам, потому что ключ не твой — понимаешь, подлец! Не твой, а Нинин. И сейф ее, и ключ ее.

— Ну, нет! Не думай, негодяй, что старика Куницкого так просто одурачить. Есть еще справедливость в Польше, есть суд! Есть свидетели, которые видели, как я давал тебе ключ. Полегче, браток! Нина тоже вынуждена будет показать под присягой, что подписала векселя.

— Не беспокойся. Это уж мое дело.

— Есть суд! — кипятился Куницкий.

В передней раздался звонок.

— Скотина, судом пугает! — Дызма плюнул на пол и пошел отворять.

— Мерзавец, мерзавец! — Куницкий метался в комнате, как пойманная лиса в клетке. — Сейчас же иду к прокурору, в полицию…

Но идти туда ему не пришлось: открылась дверь, и в комнату вошли сержант полиции и два агента сыскной службы в штатском.

— Вы Леон Куницкий, он же Куник? — сухо спросил сержант.

— Да, я Куницкий..

— Вы арестованы. Одевайтесь, идите с нами.

— Я? Арестован? За что? Это, наверно, ошибка.

— Никакой ошибки нет. Вот ордер на арест.

— За что?

— Не мое дело, — пожал плечами сержант, — в уголовном розыске вам скажут. Ну, пошли! Оружие при вас есть?

— Нет.

— Обыскать его.

Агенты ощупали карманы. Оружия не оказалось.

— Ну, пошли! Извините, пан председатель, что нарушили ваш покой, но таков приказ. До свидания.

• Предыдущая
• 49/70
• Следующая