Звезда морей - О’Коннор Джозеф - Страница 11

«Я ненавижу англичан, как ненавижу сатану. Все они подлецы. Они были дикарями, идолопоклонниками, когда наши люди были святыми. В этой стране разразится священная война за то, чтобы их изгнать. Всех до единого. И мне наплевать, сколько веков они здесь — это не их страна, они подчинили ее пытками. Их отшвырнут прямиком в выгребную яму, где им и место, этих ублюдочных псов и с ними их сук. Я убью каждого из их стаи — и почту это за благословение».

У многих из нас есть истинные друзья в Великобритании и Ирландии, и все мы обязаны своим наследием этим странам. Поэтому необходимо, чтобы Америка в этот страшный час по возможности повлияла на лондонское правительство. В противном случае голод на целый век испортит отношения меж достойными и умеренными жителями обоих островов.

Не вызывает сомнений, что еще многие и многие умрут от голода. И если срочно не оказать помощь бедным, тысячи погибнут от его ужасных последствий: клинков, артиллерийских снарядов, штыков и пуль. Быть может, среди них будут даже благородные лорды: разумеется, это будет большое горе. С их окончательным истреблением страницы читательских писем многих американских газет понесут тяжелую утрату.

Мне жаль, что священник наложил на тебя столь тяжкую епитимью. Обязательно приезжай в страну, где любовь и свобода. Мне здесь очень нравится. Ты не поверишь, сколько у меня кавалеров. Думаешь, ни одного? У меня их полдюжины. Я стала совсем как янки, и если бы вернулась домой, парни так и увивались бы за мною. Что тут еще добавить?

Из письма Мэри Браун кузине в Уэксфорд

Четвертый вечер путешествия, в который мы узнаем о замыслах убийцы, его жестоких намерениях и беспощадном коварстве

17°22’W; 51°05’N

5.15. пополудни

Убийца Пайес Малви бродил по залитой водой носовой палубе, волоча за собой больную ногу, точно мешок шурупов. Море было серым, как лезвие ножа, в крапинах черных водоворотов. На четвертый день после отплытия из Кова наползали сумерки. Тонкий месяц обломком ногтя маячил среди клубов угольных туч; невдалеке с неба лили яркие струи дождя со снегом.

Малви мучила боль. Ноги гудели. Костяшки и кончики пальцев обжигал холод. Сырая одежда леденила влажную кожу, губила душу, как ведьмин яд.

Несколько дней после отплытия из Кова в кильватере «Звезды» летали кайры и серебристые чайки, кружили, пикировали, ныряли в волны, садились с дружным пронзительным криком на леера. Кое-кто из трюмных пассажиров ловил их на крючок с наживкой, ища утешения, скорее, в соперничестве, сопряженном с этим промыслом, нежели в пахнущем рыбой волокнистом мясе изумленной добычи. И даже когда Ирландия скрылась из виду, тупики и бакланы скользили над волнами, касаясь крыльями барашков, — обитатели каменистых, давно заброшенных островов, тянувшихся от юго-западного побережья, словно чернильные кляксы, разбрызганные небрежным картографом. Теперь не было птиц. Теперь не было ничего.

Кроме неумолчных стонов и скрипов корабля, от которых сжималось сердце. Тревожного шелеста обмякающих парусов. Рева матросов, когда с севера налетал шквал. Плача детей. Криков мужчин. Какофонии, которой они оглашали ночь, слезливых песен любви и мести, сдавленного воя волынок. Визга животных в клетках на палубе. Нескончаемой трескотни женщин, особенно молодых.

Каким-то окажется Нью-Йорк? Какие наряды носят в Нью-Йорке? Какие звери живут в зоопарке Нью-Йорка? Что там едят? Какую музыку слушают? Китайцы и правда желтые? А индейцы краснокожие? Правда ли, что у чернокожих эта штуковина, ну вы понимаете, больше, чем у христиан? Американки на людях действительно ходят с голой грудью? Малви часто, особенно в юности, думал, что морские походы — занятие одинокое: жизнь, в которую можно убежать от прошлого. Теперь же ему казалось, что он очутился в аду, где ему и место. Прошлое держало его цепко, точно швартовый канат. И чем дальше уходил корабль, тем сильнее оно тянуло.

Общество женщин, особенно молодых, было невыносимо. Отчасти потому, что ему больно было видеть их исхудалые лица, их потухшие глаза и костлявые руки. Горящую в них пугающую надежду — клеймо тех, кто лишился всего. Он всю ночь слонялся по кораблю, лишь бы не слышать их, и спал весь день, чтобы не слышать мужчин.

Мужчины были в основном выселенные с земельных наделов фермеры из Коннахта и Западного Корка, нищие батраки из Карлоу и Уотерфорда, бондарь, несколько кузнецов, скупщик старых лошадей из Керри, двое рыбаков из Голуэя, ухитрившихся продать свои сети. Беднейшие из бедных остались умирать на причале: у них не было ни денег на билет, ни сил просить милостыню у тех, у кого они были.

Мужчины сильнее женщин страдали от морской болезни. Малви не понимал почему, но так оно, похоже, и было. Двум рыбакам из окрестностей Лино-на приходилось хуже прочих. Они обитали на высоких утесах Делфи, ставили в глубоких водах бухты Киллари ловушки на омаров и крабов. Ни один из них никогда не ходил далеко в море. Они шутили, что привязаны к суше, эти двое неправдоподобно красивых братьев. О себе говорили с иронией, в третьем лице, точно их забавляла собственная беспомощность и страх. Рыбаки, которые никогда не выходили в море.

Убийца с грустью наблюдал, как они рисуются перед девицами, как борются друг с другом, как в одних чулках бегают взапуски по палубе. Даже их доброта наводила на него грусть. Они постоянно делились пайком с детьми трюмных пассажиров, пели патриотические баллады, если товарищам случалось приуныть. Младший скоро умрет, это ясно как день. В его веселье сквозит надрыв. Он уже не жилец.

Малви знавал голод, его хитрости и повадки, как он обманом внушает тебе, будто ты вовсе не голоден, чтобы потом внезапно напасть, словно кричащий разбойник с безумным взором. Он знавал голод и в Коннемаре, и на дорогах Англии. Всю его жизнь голод крался за ним тенью, точно шпион. И теперь ковылял вместе с ним по палубе. Казалось, Малви слышит рев его хохота, чувствует смрад дыхания.

Позапрошлой ночью он взглянул на верхушку грота и увидел, что из вороньего гнезда[18] на него смотрит покойный отец. Позже на полубаке Малви заметил маленькую драчливую птицу, убийцу с орлиным клювом и ярко-синими крыльями, хотя откуда взяться птице так далеко в море? А вчера вечером, ближе к закату, сквозь чугунную решетку, отделявшую первый класс, Малви увидел еще один призрак. Темноглазая девушка, которую он когда-то обманул, гуляла по палубе за руку с плачущим ребенком.

Глядя на это видение, Малви осознал нечто странное. Если бы перед ним в эту минуту явились изысканные яства на золотых блюдах, он не сумел бы проглотить и куска. Скорее, его стошнило бы от отвращения.

Нужно быть осторожным. Так голод изводит человека своими чарами. Опасность грозит не тогда, когда чувствуешь голод. А когда уже не ощущаешь. Тут-то тебе и смерть.

Мэри видит змею, милый юноша сильнее удава.

Все началось на второе утро после отплытия из Кова. Перед самым рассветом Малви стоял возле трапа на верхнюю палубу, смотрел на тускнеющие звезды. Он думал о шотландце, которого знавал в детстве, инженере по имени Ниммо, работавшем на правительство. Ниммо прислали в Коннемару в 1822 году, когда на западном побережье случился неурожай. Малви с братом были в числе местных парнишек, у кого еще оставались силы работать: они таскали булыжники для новой дороги из Клифдена в Голуэй. Надсмотрщик-шотландец отличался бескорыстием, охотно общался с парнишками, вместе с ними носил и разбивал булыжники, порой рассказывал им что-нибудь о науке и инженерном деле. Повеселил их, объяснив с точки зрения второго закона Ньютона, почему река никогда не потечет вверх. Не то чтобы им требовалось это объяснять, но наблюдать за ним было куда приятнее, чем работать. «И не делите на ноль. Это, голубчики, одиннадцатая заповедь». Он научил Пайеса Малви бессмысленной фразе, чтобы запомнить расположение планет относительно Солнца: «Мэри видит змею, милый юноша сильнее удава».