Лето сухих гроз (Хроники Черной Земли, 1913 г.) - Щепетнёв Василий - Страница 6

В кабинете нас ждали принц Петр и незнакомец — мужчина средних лет в свободном чесучовом костюме, с усами и бородой.

— Мистер Холмс, доктор Ватсон — Свиридов Олег Юрьевич, следователь, — принц прибавил какой-то сложный и длинный чин.

— Весьма, весьма рад! — усердно затряс руку Холмса следователь. Похоже, в России все говорят по-английски. Необычайно удобно. Или семья Ольденбургских жалует англоманов. — Какое же дело привело вас в наши Палестины, мистер Холмс?

— Мне поручено отыскать некую… пропажу.

— Пропажу? — следователь был невысок и, скорее, тщедушен, но голос, басовитый, глубокий, невольно заставлял относиться к его владельцу со всей серьезностью. — Ох, уж эти пропажи. Мой совет, если не побрезгуете, — ищите среди прислуги. Девяносто шансов из ста. Девяносто девять. В романах, конечно, прислуга вне подозрений, все, как один, верны и преданны, но в жизни часто наоборот. По крайней мере, в России.

— Я приму ваш совет к сведению.

— Осмотрим место происшествия, господа! — следователь энергично повел нас наружу. Ничего не оставалось, как идти за ним.

— Значит, тело обнаружили здесь? Вы, мистер Холмс, вероятно, все тщательно обследовали?

— Да, — и Холмс подробно рассказал об утренних событиях, а я — о результатах осмотра тела.

— Падение с высоты, да… Бывает. Кто последним видел мисс Лизу?

— Вероятно, отец, — принц Петр выглядел наиболее уставшим из нас, хотя был тщательно выбрит, причесан и одет.

— Принц Александр? Тогда мне нужно переговорить с ним.

— Его… Его нет.

— Нет? Он что, в отъезде?

— Все лошади в конюшне, а на станции он не появлялся.

— У него в привычке вот так… уходить?

— Нет.

— И вы не знаете, где бы он мог находиться?

— Нет. Не знаю, — с каждым «нет» принц старел на несколько лет.

— Тогда, быть может, вам известно, чем именно собирались заняться ваш отец и мисс Лиза?

— Лиза ассистировала… помогала отцу в его опытах. Один из них отец собирался провести этой ночью — сфотографировать лунное затмение каким-то совершенно новым способом.

— Где же проводился этот опыт?

— В лаборатории. Я покажу.

Мы вернулись в замок боковым, неглавным ходом и поднялись в башню.

— Это верхняя лаборатория, — проговорил принц, открывая дверь.

Мы вошли. Следователь сразу направился к полураскрытому окну.

— Ага! — он выглянул, посмотрел вниз. — Понятненько. Из этого окна и выпала мисс Лиза, — он начал изучать подоконник.

Комната напоминала мастерскую оптика — зеркала, линзы, призмы были аккуратно разложены на столе.

— Любопытно, — Холмс обратил внимание на большую футовую линзу, закрепленную на массивном штативе.

— Осторожно! Бога ради, не сдвиньте! Здесь очень чувствительный часовой механизм, — шагнул к Холмсу принц Петр.

Холмс встал перед линзой, заглянул в нее. — Луч из окна, пройдя сквозь линзу, попадает сюда, — он указал на призму, укрепленную в нише стены. — Судя по всему, дальше сфокусированный луч преломится и пойдет вниз. Видите?

Действительно, в нише под призмой начиналась небольшая, около квадратного фута, шахта.

— А это что?

Прямо под призмой, еще на одном штативе было закреплено серебряное кольцо. Похоже, в кольцо вставлялась маленькая линзочка, нечто вроде окуляра.

— Вы считаете, эта оптическая, хм, система имеет отношение к случившемуся? — следователь скептически смотрел на Холмса. Вот, мол, за какие турусы на колесах получают некоторые гонорары.

— Я просто пытаюсь понять, что происходило здесь ночью. Каково ваше мнение?

Следователь встал на низкий, около полуярда от пола, подоконник.

— Я без труда достаю верхнюю задвижку, но мисс Лизе пришлось бы подняться на цыпочки.

— Зачем? Зачем ей подниматься на цыпочки? — меня задел отход Холмса на задний план.

— Чтобы запереть окно. Думаю, когда принц Александр закончил фотографировать небесные светила, он ушел, а мисс Лиза привела в порядок свои записи или что она там вела, захотела закрыть окно, потеряла равновесие и вывалилась наружу. Кто-нибудь слышал крик? Надо порасспрашивать людей.

Тут я вспомнил:

— В три часа ночи я просыпался. Что-то, не знаю точно, что, меня разбудило, знаете, как это бывает со сна. Не исключено, что это был крик или шум падения.

— В три пятнадцать, Ватсон, — Холмс встал рядом со мной.

— Возможно. Я лишь мельком взглянул на часы.

— И вы слышали крик, мистер Холмс?

— Нет. Как и доктор Ватсон, я не могу сказать точно, что именно меня разбудило.

— Подобное пробуждение было и у меня, — признался принц. — Я ночевал здесь, а не в Ольгино.

— Понятно. Значит, время нам известно, — следователь походил на ученика, успешно решившего у доски первое действие сложной задачи.

— Ваше Высочество, — обратился к принцу Холмс, — вы упомянули, что это — верхняя лаборатория. Мне думается, стоит осмотреть и нижнюю. Ведь она есть, нижняя лаборатория?

— Да, — нехотя признал принц. — Наверное, мы обязаны ее осмотреть. Отец категорически возражает против проникновения в нее посторонних, но в сложившейся ситуации… — он подошел к стене. — Причуда архитектора, — принц утопил декоративный выступ, и часть стены превратилась в невысокую узенькую дверь. — Прошу, господа. Осторожно, винтовая лестница.

Ступени круто уходили вниз, ход едва освещался откуда-то сверху. Становилось все темнее, все глуше.

— Сколько, Ватсон? — спросил Холмс, когда мы остановились на площадке в самом низу.

— Сто шестьдесят четыре ступени, — с давних пор у меня вошло в привычку измерять лестницы.

— Совершенно верно. Следовательно, мы ниже уровня почвы, в подземелье.

В сгустившемся мраке с шипением разгорелась спичка.

Принц Петр взял с подставки трехсвечный канделябр.

— Сейчас, господа.

Подземелье меня не удивляло. Если человек, богатый человек, построил в канун двадцатого века средневековый замок, значит, он романтик, и в замке обязательно будут и «норка священника», и подземелье, и потайные ходы — словом, все, о чем мечталось в детстве.

Тяжелая дверь раскрылась бесшумно. Строили хорошо: воздух свеж и сух.

Мы оказались в зале: высокий, футов в пятнадцать свод поддерживался колоннами, толстыми и грубыми.

— Нижняя лаборатория, господа, — принц зажег еще несколько свечей, расставленных в пристенных подсвечниках, и они отразились многократно: большую часть стен зала занимали огромные зеркала, создавая иллюзию бесконечного пространства. Зал оказался не столь уж велик: пятиугольной формы (еще одна прихоть архитектора?), он в поперечнике составлял не более двадцати футов. И он был пуст, лишь в центре стояло возвышение, постамент, формой повторяющий зал.

— Поверхность серебряная, — Холмс склонился над постаментом. Я присмотрелся. Выглядит, действительно, как серебро. А в центре возвышения виднелась небольшая, около дюйма, выемка.

— Похоже, и сюда вставлялась маленькая линзочка. Или что-то еще.

— Какое это имеет значение? — следователь, дюжинами повторенный в зеркалах, не мог скрыть раздражения.

— Возможно, никакого.

— Темна вода во облацех, — пробурчал следователь.

— Отец разрабатывает способ многомерной фотографии и не хочет преждевременной огласки.

— Скажите, есть здесь другой выход, прямо наружу? — следователя охватила новая идея.

— Да, — после секундной заминки ответил принц. — Им почти не пользуются.

— Все-таки позвольте его осмотреть.

— Пожалуйста, — согласился не без досады принц. Лаборатория производила вид прихоти чудака, сумасброда, и демонстрировать ее посторонним вряд ли нравилось Его Высочеству. Их Высочествам.

Рядом с одним из зеркал оказалась еще одна дверь. Принц толкнул ее.

— Не заперто. Странно.

— Позвольте! — следователь взял канделябр из рук принца и, наклонясь, шагнул в темный проем.

— Берегите голову! — Холмс поспешил за ним. Я вынул из подсвечника свечу и тоже прошел в дверь. Сзади, в арьергарде, слышались шаги принца. Ход оказался низким тоннелем (приходилось пригибаться), выложенным известняком. Прихотливый архитектор, да уж. Футов через двести ход заканчивался другой дверью, тоже массивной, прочной, и тоже незапертой. Дверь открывалась в каменное пустое помещение.