Выбери любимый жанр

Цыганка (Авторский сборник) - Рубина Дина Ильинична - Страница 68


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта:

68

— Послушай, – спросила я наконец, – и все-таки… Как же так: вот эти все достойные имена…

— О, – перебил он привычно, – такие достойные люди, такие великие люди здесь…

— …почему же дети и внуки этих достойных людей , – подражая Меиру, я широко повела рукой, – тех, кто здесь похоронен, так горячо приветствовали приход Гитлера к власти? Ведь тут действовало сразу несколько филиалов нацистской партии! Что им был этот Гитлер там, в Германии, за тридевять земель от Иерусалима, – им, которые могли прочесть Святое писание на языке подлинника!

Я полагала, он смутится. Ничуть: не переставая улыбаться, Меир сокрушенно покачал головой:

— Да, да… Великое искушение, большая беда… Господь отнял у них разум. И британцы выкинули их из страны — и были правы! Ведь Англия в тридцать девятом объявила Германии войну. И когда генерал Роммель придвинулся со своими войсками к границам, темплеров погрузили на корабль, который отплыл в Австралию… Часть из них бежала на Кипр, но затем все равно рассеялась по разным землям… Понимаешь, британцы боялись, что темплеры станут сотрудничать с нацистами. И были правы, правы! А сейчас дети и внуки тех, изгнанных, приезжают сюда туристами из Германии, из Австралии, даже из Новой Зеландии навестить могилы и взглянуть на дома своих предков… Понимаешь, Иерусалим… это для темплеров не пустой звук! Нет, не пустой звук… А они видишь как… – и развел руками, – оплошали!

— Оплошали?! Похоже, тебе их жалко?

— Жалко, – кивнул он, улыбаясь. – Когда людей выгоняют из домов, с детишками и стариками… всегда жалко. Я только представлю, как они грузятся на корабль с двумя чемоданами на целую семью…

— Но ты сам сказал минуту назад, что британцы выгнали их справедливо!

— Ну и что, – легко ответил он. – Справедливо это справедливо, а жалко это жалко.

— Пойдем, – сказала мне дочь по-русски. – Ты начинаешь заводиться, это хорошим не кончится.

Она знает наперечет все мои больные мозоли.

— Вот, наблюдай, – заметила я. – Восточный человек, легкий человек. Никто из его родных не лежит в какой-нибудь яме под Киевом или Вильнюсом… и вот он уже посторонний.

— Он не посторонний, – мягко поправила дочь. – Он просто, он… милосердный.

— Еще бы, ведь из кожи его родных не делали кошельков и абажуров соплеменнички всех этих утонченных аптекарей-флейтистов.

Она уже тянула меня за руку.

Гуськом мы возвращались по узкой, усыпанной щебнем тропе среди могил.

Меир все говорил и говорил. У меня все люди ухожены, повторял он с гордостью. Все — под надежным присмотром.

Я хотела заметить, что его люди навеки уже пребывают под присмотром самым надежным, но вовремя себя остановила.

Веселая птичья жизнь пронизывала гривы лохматых сосен. И азартней всех где-то в сердцевине крон соревновались два голоса: упоенная длинная трель и щеголеватое щелканье на два тона ниже. А где-то в вышине попискивала третья, бродячая птичка, пролетная, неместная, чужая.

И, как обычно, о приближении заката возвестило великолепное трио самых звучных местных запахов: канифольно-терпкий мирт, утонченный лимонник и ангельское забытье лаванды…

Само собой, небольшая купюра проследовала в карман затрепанной рабочей куртки кладбищенского сторожа — в благодарность за экскурсию и на поддержание старых плит. В конце концов, подумала я, в цивилизованных обществах берегут чужие могилы. Боль это боль, а справедливость это справедливость.

— Вы такие симпатичные, – повторял Меир, прихлебывая из кружки совсем уже холодный и неисчерпаемый кофе. – Приводите своих друзей, всех гостей приводите! Я их тоже познакомлю с моими людьми.

Перед тем как выйти за ворота, мы оглянулись.

Его скамейка недаром, видимо, врыта была посреди участка: ни дать ни взять капитанский мостик на Летучем голландце. И на этом мостике, блаженно плавясь в мареве закатного солнца, под парусом индийской сирени плыл среди своей уютной вечности кладбищенский капитан Меир…

2

Таксист не знал адреса монастыря. Он не знал даже его названия, словно не был иерусалимским таксистом, накрутившим на руль все переулки и подворотни этого города.

— Русский женский монастырь! – повторила Кира. – Прямо на вершине Масличной горы, как же ты не знаешь! Такая высокая — стрела в небо — колокольня…

— А! – кивнул он. – Вот бы и сказала — «Русская Свеча». Знаю, конечно…

И пошел петли вертеть по извивам Восточного Иерусалима, сначала петля на петлю вниз, к монастырю Марии Магдалины, и оттуда вверх, вверх, осторожно протираясь по кишочкам улочек в гору, пока не выполз на маленькую площадь, всю засиженную лавками, тележками, лотками, шавернами.

— Где-то здесь, между заборами, – сказал таксист, – можно пронырнуть к воротам.

Притормозил у овощной лавки — уточнить адрес, и сразу пацан лет семи подбежал и локтями ввалился к нам в открытое окно, полез в бардачок, стал откручивать висящего на лобовом стекле медвежонка.

Я, давно избавленная от умиления перед местными «босоногими сорванцами», сказала по-русски:

— Пошел вон! – и ладонью отодвинула юного наглеца от машины.

— Узнала, вон тупик! – воскликнула Кира; мы рассчитались и вышли.

К воротам монастыря от площади и правда вел узкий пенал глухого тупика.

Мы углубились между каменными стенами, осторожно огибая и переступая через играющих, ползающих, сидящих на земле детей, как всегда в таких местах чутко ощущая границы собственного настороженного тела. Наконец достигли железных ворот, крашенных зеленой краской, и позвонили.

Щуплый, как подросток, старый араб — видимо, сторож — сразу открыл и, улыбаясь, жестами пригласил войти, переступить порог. Ему было указание от игуменьи.

По дорожке вдоль мощных кипарисов и старых олив мы пошли, сопровождаемые кошками и ленивым побрехиванием крупной белой собаки местной породы, пастушьей, так и называемой здесь — «ханаанейская».

Приглашая на обед, игуменья звала прийти пораньше. Она хотела лично показать территорию монастыря.

Впервые я оказалась вблизи от этой сквозистой напросвет колокольни, которую издали вижу со своего балкона — со стороны Иудейской пустыни. Да ее и с самого Мертвого моря немудрено увидеть: шестьдесят четыре метра ввысь, да еще на вершине одной из самых высоких гор Иерусалима.

68
Мир литературы

Жанры

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело