Нас просто не было (книга вторая) - Дюжева Маргарита - Страница 9

– Ну что, Кристинка, смотри-ка, как твой муженек нахмурился. Дома, наверное, руга-а-аться будет, – упивался Макс, разрушая нас обоих.

Руки безвольно висели вдоль тела, тихонько подрагивая, и даже если бы постаралась  –  не смогла бы оттолкнуть его.

Я лишь стояла, не двигаясь, обреченно глядя на Зорина. Он ждал от меня ответа, пояснения. Ждал, что я пошлю всех к чертовой бабушке и опровергну всю эту ересь. А я не могла этого сделать. Просто не могла. Стояла и смотрела на него, молила взглядом о прошении, тем самым выдавая себя с потрохами. Захлебываясь собственной кровью, наблюдала, как в его глазах что-то гаснет, а потом на пепелище загорается новый огонь. Огненный шторм, способный лишь разрушать.

– Руки от нее убери, – рычит Зорин.

– А то что? – Градов хмыкает, заботливо заправляя длинную белую прядь мне за ухо, – забодаешь?

Артем не стал пускаться в объяснения. Стремительный шаг к Максу. Настолько быстрый, что мой пьяный мозг даже не смог зафиксировать. Его словно ветром сдувает в сторону от меня. Зорин сильнее, крупнее, злее. Пара ударов неимоверной силы сваливают Градова с ног.

Вижу, что Артем с трудом удерживает себя от дальнейшего мордобоя. Шумно выдыхая, смотрит на Макса, растянувшегося на полу, обхватившего ладонями разбитое окровавленное лицо. Бросает в сторону притихшей, прижавшейся к стене Карины свирепый взгляд, от чего она еще больше сжимается и пятится в сторону, а потом пулей выскакивает в коридор. Снова смотрит на Градова, который катается по полу, матерясь от боли.

– Тём, не надо, – по щекам медленно ползут пьяные слезы.

Зорин порывисто, словно тигр перебрасывает свое внимание на меня. Подходит совсем близко, запускает руку в волосы и рывком, за затылок притягивает ближе к себе:

– Жалко еб*ря? Да?

Всхлипывая, пытаюсь отстраниться, бесполезно. От моих убогих потуг, он лишь сильнее злится.

– Пошла! На выход! – перехватывает под руку и подталкивает в сторону двери.

Спотыкаясь, цепляюсь за косяк, с трудом удерживая содержимое своего желудка.

Артем, не оглядываясь, вылетает из комнаты, и мне не остается ничего другого, кроме как идти за ним.

Три шага через силу, и я вываливаюсь в коридор.

Смотрю на широкую стремительно удаляющуюся спину, и чувствую как земля уплывает из под ног. Пошатнувшись, хватаюсь рукой за шероховатую стену. Со стоном упираюсь в нее лбом, а потом медленно развернувшись прижимаюсь спиной. В голове крутит, перед глазами все мчится в бешеном хороводе. Чувствую, что начинаю сползать по стенке вниз.

Артем, отойдя уже на десяток шагов, бросает через плечо убийственный взгляд, и заметив мое состояние, останавливается. Со слезами на глазах вижу, как он оборачивается, смотрит на меня, сжимая до хруста кулаки.

Я не узнаю его. Он меня пугает.

Всхлипываю, когда отрывисто направляется в мою сторону. Останавливается прямо передо мной, придавливая, раздирая на клочья, одним только взглядом. Протягивает руку, чтоб коснуться, но останавливается, боясь не сдержаться, свернуть мне шею. Чуть мотнув головой, сквозь стиснутые зубы, втягивает воздух. Вспарывает вены взглядом, в котором кипит ярость, безумие… ненависть.

– Тём, – получается жалобно, жалко, убого, – прости.

– Заткнись, – в голосе стужа, сковывающая сердце.

– Тём…

– Заткнись, я сказал! – уже рычит, бьет кулаком в стену, рядом с моим лицом.

Зажмурившись, начинаю беззвучно рыдать, по щекам потоки слез, смешанные с тушью.

Сползаю все ниже, пока не оказываюсь на полу, у его ног. Прижимаюсь затылком к холодной шершавой стене, как будто она может меня спасти, подержать. Запрокинув голову, смотрю на Зорина.

Он нависает надо мной словно скала. Смотрит с таким презрением, что начинаю скулить от ужаса.

– Заканчивай свой цирк, – наклоняется, больно хватает под руку и рывком ставит на ноги. Его прикосновение обжигает, перетряхивает кровавые ошметки в груди.

Муж волочет меня по коридору, как последнюю пьянь. Хотя я такая и есть. Ноги заплетаются, я спотыкаюсь, но он, обращая внимания, тащит за собой.

Вываливаемся из темного коридора в зал, и тут же попадаем в объективы камер. Яркие вспышки отдают болью в чуть открытых глазах, в затылке.

Хочу отвернуться, но не получается. Просто нет сил. Зорин, не сбавляя скорости, тащит к выходу. Ему плевать и на репортеров, повисших у нас на хвосте, и на людей, мешающихся под ногами. Как атомный ледокол прокладывает путь.

Опять провал.

Очнулась в машине. На заднем сиденье форда, мчащегося по ночным улицам. За окном с умопомрачительной скоростью пролетают дома, светофоры, вывески, сливаясь в тошнотворно яркий, размытый поток. Укачивает.

Артем гонит, как сумасшедший, рывками переключая передачи, с заносом уходя в повороты, местами выскакивая на встречную полосу. Ему кто-то сигналит, но без толку, Зорин не реагирует.

Мне бы испугаться, но внутри чертова апатия, бессилие, пьяная немощь. Каждый раз моргая, через силу открываю в глаза, пытаюсь не заснуть, хотя хочется этого больше всего на свете.

Машина резко тормозит у подъезда. Меня швыряет вперед, больно ударяюсь коленями о переднее сиденье и неуклюже валюсь на бок. В тот же миг дверца распахивается. Чувствую, как он бесцеремонно хватает за куртку, дергает на себя. Ухватившись за лохматый воротник, вытаскивает из машины. Ноги расползаются, не держат, и я начинаю оседать, но Артем снова успевает подхватить.

Матерится во весь голос и тащит меня к подъезду, по ступеням, в лифт, к нашей двери.

Распахивает ее, чуть ли не волоком втаскивает внутрь.

Сдергивает с меня куртку, в сердцах швыряя ее на пол, так что она отлетает до самой кухни.

– Тём, – опять пытаюсь хоть что-то сказать, но он затыкает.

– Кристина, молчи! Бл*дь, просто молчи! Иначе я за себя не отвечаю!

И мне действительно становится страшно. Оттого, что вижу его таким. Оттого, что где-то под сердцем колет. Оттого, что неудержимо накрывает осознание того, что все, конец.

Кое-как скидываю обувь, держась рукой за шатающуюся стену. Весь мир кружится вокруг меня все сильнее и сильнее, от этого кружения начинает мутить.

Стою перед ним, вся дрожу, трясусь, от ужаса, стыда, страха. Отчаянно мечтаю придти в себя, очнуться. Наша жизнь рассыпается в прах, а я ничего не в состоянии сделать.

– Давай поговорим, – умоляю, но получается лишь жалкое мычание.

– Не сомневайся, поговорим! – грубо прерывает меня, и в голосе обещание жестокой расправы. Тащит в комнату, толкает на кровать, – когда проспишься.