Мой сын убийца? - Квентин Патрик - Страница 22

• Предыдущая
• 22/27
• Следующая

– Билл знал об этом?

– Он еще раньше знал, что Ронни за птица, но и с этой историей он знаком.

– Как вы думаете, это Билл его убил?

– Не спрашивайте меня об этом. Откуда я знаю? У меня снова ужасно заболела голова.

– Значит, он знал, что из себя представляет Ронни, и думал о Жанне?..

– Да. А отец сидел дома и чуть ли не штопал носки своему благодетелю. Это была одна из причин, почему я любила Билла. Кто-то должен был интересоваться мальчиком. Для него я просто старая баба. А отец в его жизни – ноль.

– Почему он никогда не говорил мне об этом?

– Вы хотите сказать, что ничего не знали? И это не вашей обязанностью было снабжать Ронни экспонатами для его «гнездышка»?

– Я понятия не имел, что у него есть квартира. Мне даже в голову не приходило, что его могут интересовать женщины.

Она села на топчан рядом со мной.

– Значит, вы не знали? И только сейчас это свалилось вам на голову? Боже мой! Столько лет верить Ронни… А я и Билл думали…

– Что вы думали? – возмущенно спросил я. – Что я ему помогал?

Я себя чувствовал законченным идиотом.

– А я пришел обвинить вас в убийстве.

– Меня?

– Это все из-за ключа, но я уже не хочу об этом говорить.

– Вы думаете, что я взяла ключ и убила Ронни? Это не так смешно, как кажется. Я давно бы его убила, если бы у меня хватило мужества. Но, увы! Вчера вечером у меня было трое друзей. Они ушли за минуту до прихода Билла. Сержант Трант проверил это. Мое алиби твердо, как скала.

– Ну что ж. Остается только просить у вас прощения.

– Только вы один продолжаете борьбу за Билла. Сегодня утром я была готова на многое. А что сделала? Съела банку сардин и выкурила пачку сигарет.

– Вы ничего не знаете, что могло бы мне помочь?

– Ничего, кроме одного его секрета.

– Какого?

– Не знаю, что там, но он прятал от меня эту коробку. Вчера, когда он уходил к Жанне, я обнаружила, что коробка пуста. Думаю, что это какая-то память о матери.

«Вот и опять Фелиция», – подумал я. Она протянула мне руку и сказала:

– Спасите Билла. Вы сможете это сделать. Вы стоите десятков тысяч таких, как я.

Мы простились.

Теперь я понял, что Сильвия Ример не убийца. В Петере и Ирис я приобрел союзников, поэтому на душе стало легче. Я знаю, что если уступлю – Билла мне не спасти. Вспомнив, что меня приглашала Магги, я поехал в контору. Трудно было представить, что визит в контору будет для меня таким тяжелым. Все смотрели на меня, как на привидение. Под перекрестными взглядами служащих я прошел к себе в кабинет. Магги была на месте.

– Я рада, что ты пришел, Жак, – приветливо сказала она.

– В чем дело?

– Я должна была сообщить полицейскому о Лейгтонах, потому что так оно и было.

– Знаю.

– Жак, я хочу тебе рассказать о Гвендолен Снейгли.

– Причем здесь она?

– Помнишь, когда Ронни вернулся вчера из Джорджии, он просил не проболтаться Снейгли о своей женитьбе? Я думала, что это просто шутка в его стиле, что Снейгли дорого ценится на рынке и может оставить наше издательство, а это не устроило бы Ронни. Но дело совсем в другом. Об этом мне поведала Арлена, секретарша Ронни. Я и Арлена уверены, что Билл не убивал Ронни. А Арлена… Но может быть, лучше позвать ее, пусть она сама тебе все расскажет?

– Хорошо, пригласи Арлену.

Магги вышла и через минуту вернулась с Арленой, которая держала в руках сверток с бумагами.

– Расскажи ему все, Арлена, – попросила Магги.

– Теперь, когда Шелдона нет в живых, а ваш сын попал в такую беду, я не вижу причины что-либо скрывать. Мистер Шелдон обещал жениться на Гвендолен Снейгли. Уже много лет он писал ей любовные письма. Корреспонденцией занималась я. Этим письмам он не придавал никакого значения. Своими обещаниями он побуждал ее писать еще больше. Он был очень хитер. Он мне говорил: «У нашей квочки снова обструкция, надо дать ей новую порцию слабительного. Что мы сейчас ей напишем? Ну, скажем, что у нас родственные души. Это всегда действует. От таких писем она просто тает». Перед его отъездом в Европу она писала ему странные письма с угрозами о самоубийстве. Ронни понял, что на сей раз попал в капкан. Он сказал мне: «Это уже война, Арлена. Если мы хотим получить ее новую повесть – попросим ее, чтобы она вышла за нас замуж». И попросил. Это была чистая работа. Ронни писал, что сейчас едет в Европу и им предстоит временная разлука. В каждом письме он преклонялся перед ее талантом. Когда он продиктовал мне такое письмо, то спросил: «Не слишком ли мы далеко зашли, Арлена? Надо как-то выкручиваться из этого положения».

Арлена подала мне пачку писем. Я бегло читал их и уже ничему не удивлялся. Это был стиль Ронни – ласковый, шутливый, деликатный.

– Она, Жак, совсем ошалела, – заговорила Магги. – Писала письма, пронизанные любовью, благодарностью, Бог знает чем. Потом она снова взялась за книгу. Гвендолен не представляла себе, как проживет шесть месяцев без него. Он юлил, чтобы заставить ее закончить книгу. Она приехала с ним в Нью-Йорк. Теперь он должен был все рассказать ей. Но… его убили. Жак, подумай, если она случайно узнала о его женитьбе, ведь это могло быть мотивом преступления.

– Да. Я пойду к ней.

– Жак, будь осторожен.

– Постараюсь.

– Я правильно сделала, что рассказала вам об этом? – спросила Арлена.

– Разумеется. Спасибо, девушки.

На такси я доехал до отеля, где остановилась Снейгли. По дороге я думал, что Анни никогда не стала бы покрывать убийцу брата. Когда я приехал, портье сказал, что Снейгли нет дома, а когда она вернется, он не знает.

Хорошо бы заехать к Петеру и Ирис, может, они что-нибудь разузнали.

Наконец я добрался до дому. В почтовом ящике, кроме газет, я нашел письмо. На нем не было ни адреса, ни моей фамилии. Кто-то просто принес его сюда и опустил в ящик. Я вскрыл конверт, когда поднимался на лифте. В середине оказался еще один, открытый, конверт авиапочты, адресованный мне в «Беверли-отель» в Голливуде и направленный почтой обратно. Я узнал почерк Фелиции, и у меня закружилась голова. Лифт остановился. Я открыл дверь квартиры и позвал Леру. Но никто не ответил: в квартире никого не было.

Я вынул из конверта три листка голубой бумаги.

«Жак, дорогой!

Что я тебе могу сказать? Знаю одно: этого я не смогу тебе объяснить. Сама ничего не понимаю, ничего, кроме того, что я – гнилушка, так о себе я думала сама, а гниль рано или поздно пропитывает человека до костей. Ты не знал, что когда мы с тобой впервые встретились, я была влюблена в Ронни. Я считала его самым очаровательным и интеллигентным человеком и, конечно, безнадежно недоступным. Это было очень сильное чувство, и я страдала от него, как от раны, которая никогда не заживет.

Когда мы с тобой познакомились, я подумала: это мое спасение. Если вообще я могла выжить, то только благодаря тебе. Ты милый, хороший и добрый человек. Ты такой, каким должен быть мужчина. Все было чудесно, я забыла Ронни, любила тебя и была счастлива. Никто не мог быть счастливее меня, тебя и Билла.

Проходили дни, недели, годы, я не думала о нем, а если и вспоминала, то лишь для того, чтобы сравнить с тобой, и сравнение это всегда было в твою пользу. Я видела, что он пустой, испорченный человек. Но когда он пришел ко мне… Это было в четверг, когда я проводила тебя в аэропорт и приехала домой. Я думала о тебе, о том, как ты мучишься в Калифорнии; о Билле – он уехал на побережье. Я была довольна, что вас обоих нет дома, и теперь можно спокойно заняться домашними делами.

И тут пришел Ронни.

Как рассказать тебе об этом? Сейчас я не понимаю, как могла слушать его. Должно быть, он очень хорошо говорил. Прежде всего он дал мне понять, что за это время у него, никого не было, что для него все эти годы было величайшим мучением видеть меня женой своего друга. Он боролся с собой, проклиная себя за то, что никогда не говорил мне о своей любви. Но появился ты, и было уже поздно.

• Предыдущая
• 22/27
• Следующая