Выбери любимый жанр

Иван Грозный: Кровавый поэт - Бушков Александр Александрович - Страница 56

Перейти на страницу:

Изменить размер шрифта:

Сильвестр с Адашевым на памятнике есть. Есть там и князь Михаил Воротынский, и царица Анастасия, и Ермак. А вот Грозного нет. Нельзя, конечно, списывать со счетов и определенно проявившую себя злопамятность новгородцев: один из участников открытия памятника, не скрываясь, назвал Грозного «царем кровавой памяти, о которой новгородский памятник не без намерения молчит». Но если бы Александр II пожелал восстановить историческую справедливость и внести в список Ивана Грозного, кто посмел бы ему возражать? Однако ж - не внес. Большой был либерал - а камер-юнкером и флигель-адъютантом при нем состоял А. К. Толстой, внесший весомый вклад в создание черной легенды о Грозном и своим романом, и драматической трилогией. Главному либералу его неуклюжие попытки гламурненько подправить российскую действительность в конце концов вышли боком, в государя императора шарахнули бомбу юные монстрики, порожденные как раз корявыми императорскими реформами. Но осталась орава либералов пониже чином, и они старательно малевали картины с «безумным тираном» и читали студентам лекции о «кровожадных опричниках»…

А меж тем, как неоднократно повторялось, современники Ивана Грозного были о нем другого мнения. Как-то почти забылось, что вскоре после кончины Ивана его изображали святым на иконах, оформленных согласно всем канонам…

Из немногих сохранившихся портретов Грозного царя наиболее достоверным считается так называемый «копенгагенский портрет», явно прижизненное изображение царя, увезенное в Данию датской посольской миссией. Этот портрет - икона. Созданная по всем канонам московской иконописной школы.

В конце XVI в., уже при Федоре Иоанновиче, в Грановитой палате Московского Кремля была написана фреска, где Грозный изображен с нимбом. Еще два изображения, где Грозный предстает с нимбом вокруг головы, - икона «Моление царя Иоанна Грозного с сыновьями Феодором и Дмитрием перед иконой Владимирской Божией матери» и фреска в Спасо-Преображенском соборе Новоспасского монастыря. Икона относится к концу XVI в., фреска - к XVII в. Неуклюжие объяснения, якобы именно так «полагалось» изображать царей в силу их сана, истине не соответствуют - Михаил Федорович и Алексей Михайлович, к примеру, изображались без нимбов…

Разумеется, всецерковной канонизации Грозного не было, но упомянутые изображения с нимбами, в иконописном стиле позволяют судить, что он почитался как местночтимый святой, то есть - московский (в других городах были свои местночтимые святые, это было достаточно широко распространено на Руси). До нас просто-напросто не дошли письменные свидетельства о признании Ивана местночтимым святым, вот и все. Кстати, его сын Федор Иоаннович тоже был московским местночтимым святым - и документы сохранились, и иконописное изображение с нимбом.

Еще о Романовых. Добротному изучению эпохи Грозного помешало еще и то, что один из ценнейших источников эпохи, Стоглав (обширный труд, подводящий итоги Стоглавого собора), был в 1667 г. запрещен патриархом всея Руси Никоном как… еретическое сочинение!

И упрятан в архивы почти на двести лет, став недоступным для историков.

Еще о Новгороде. Стоит уточнить, что по какому-то загадочному стечению обстоятельств именно оттуда испокон веков на Руси расходились всяческие ереси, добавлявшие духовной отравы в умы. Так уж почему-то сложилось. Иногда упаковка их выглядела вполне привлекательно, например, требование к церкви отказаться от мирских владений и коммерческой деятельности - но всякий раз они сопровождались столь еретическими нападками на основы церковной жизни и богослужебные правила, что к добру и пользе послужить никак не могли…

Еще о медведях. В новгородской летописи упоминается некий буян и проказник с типичным для того времени имечком Субота Осетр, который, повздорив из-за чего-то с дьяком Бартеневым, не просто обругал его и поколотил, а еще и спустил с цепи своего ручного медведя. Дьяк кинулся спасаться к себе в приказ, мишка вломился следом без всякого почтения к государственному учреждению и, прежде чем чиновный народ успел повыскакивать в окна, кой-кого потрепал (не особенно жутко, без увечий). Узнав об этом казусе, Грозный посмеялся - и взял Осетра вместе с его четвероногим питомцем к себе в скоморохи. Не подобные ли случаи «впаривали» доверчивым иностранцам как достоверный рассказ о привычке Грозного травить москвичей медведями?

(Во всяком случае мне, как и многим сибирякам, приходится и в наши дни сталкиваться не только с доверчивыми иностранцами, но и вполне русскими обитателями Европейской части России на полном серьезе интересующимися: а не гуляют ли до сих пор медведи по улицам Красноярска, Новосибирска или Хабаровска? Уж будьте уверены, всякий раз любопытствующие получают крайне живописные и увлекательные рассказы о проделках топтыгиных на улицах сибирских городов…).

Еще о смерти - или убийстве? - Грозного. Татищев, основываясь на некоей не дошедшей до нас летописи, писал, что Богдан Бельский на исповеди покаялся, что убил царя по наущению Бориса Годунова. Священник тайну исповеди нарушил и донес патриарху, а тот передал все Годунову, после чего разъяренный Годунов и отправил Бельского в ссылку. Никто этой летописи после Татищева не видел, но интересно, что мотивы, по которым Годунов после смерти Грозного упрятал Бельского в ссылку, нынешним историкам так и остаются неизвестными…

В год смерти Грозного, в январе, над Москвой стояла комета. Сохранились упоминания, что Грозный считал ее предвестницей своей смерти. Неизвестно, правда это или очередная легенда, но комета действительно была. Самое время вспомнить Шекспира:

В день смерти нищих не горят кометы,

Лишь смерть царей огнем вещает небо…

Менее чем через год после смерти Грозного, в сентябре, в Париже родится мальчик. Когда мальчик вырастет, он станет кардиналом Ришелье - и на протяжении восемнадцати лет будет заниматься буквально тем же, что делал Грозный. Он собьет из скопища феодальных уделов Французское государство, заставит уважать писаные законы, сроет укрепленные замки вельможной знати, а самых непокорных без всяких колебаний будет отправлять на плаху. Происходившее тогда во Франции порой до ужаса будет напоминать недавние российские смуты: брат короля, в точности как наш Владимир Старицкий, ради завладения троном станет устраивать бесконечные заговоры с участием сопредельных стран…

Вот только во Франции никто, в общем, из серьезных историков не называл Ришелье «безумным тираном», а заговоры - вымышленными. Кардинала люто ненавидели, высмеивали - но, в отличие от нашей горластой интеллигенции, всегда усматривали в его поступках смысл и понимали цели, которые он преследовал. А что до жестокости - век был крайне жесток. Век-волкодав… До всеобщей гуманизации, «прав человека» и прочих приятных вещей оставалась еще пара-тройка столетий.

Так умно ли судить людей, живших по законам своего века, по меркам века нынешнего?