Статус миротворца - Бессонов Алексей Игоревич - Страница 3
- Предыдущая
- 3/47
- Следующая
– Я же говорил тебе, что из Конторы уходят только вперед ногами.
Его лукавые глаза заставили женщину тихо вздохнуть. Помимо ее воли, губы сами расплылись в характерной, только им двоим понятной улыбке.
– Постарайся не нажираться.
– Это уж как карта ляжет.
Хикки спустился на лифте вниз, миновал мраморный с бронзой холл – в кадках по углам мирно дремали местные хвощи, наполняя воздух тонким горьковатым ароматом, – и вышел к площадке, где среди прочих VIP-каров его ждал собственный лимузин.
– Саутерн-Парк, – приказал он водителю и удобно устроился в широченном кожаном кресле.
– Вы сегодня удачно, босс, – заметил шофер, – траффик еще так-сяк. А вот минут через десять…
Хикки покачал головой. Лимузин выполз на Алвин-авеню и бесшумно помчался по левому ряду. Неписаное портлендское правило – “не суйся под “торпеду” – действовало безотказно, и водители шустро уступали дорогу тяжелой машине с округлой, жирно отхромированной мордой.
Они успели на нужный ситивэй буквально за минуту перед тем, как на развязке началось столпотворение запоздавших. Хикки посмотрел на них сверху вниз и усмехнулся. Он вырос на Авроре. Лимузин мчался в небо, поднимаясь все выше и выше над землей. По правую руку от Хикки оранжевый диск солнца прикоснулся к верхушке гигантской башни Прайсовского торгового центра, облив острый шпиль здания расплавленной предзакатной медью.
“По крайней мере, я пожил, – сказал себе Хикки. – И даже был, наверное, счастлив…”
Поморщившись от некстати возникшего сплина, он вытащил из бара тонкую сигару и наполнил салон терпким дымком.
На свободе ситивэя водитель развил огромную скорость. Дорога от джунглей Сити до респектабельного Юга заняла не более четверти часа.
– Сверни в “Околицу”, – распорядился Хикки, когда лимузин на одной из развязок спустился вниз.
Водитель понимающе кивнул. За окнами полетели могучие столетние деревья – теперь лимузин мчался по темной неширокой аллее, ведущей к небольшому ресторану посреди искусственно насаженного леса.
Хикки оставил свой камзол в салоне машины и распахнул красноватые деревянные двери. К нему с достоинством приблизился метрдотель в ливрее, украшенной сложным узором золотистых шнуров.
– Мой столик, – бросил ему Хикки, устремляясь в полутемный зал.
Глотая в ожидании заказа ледяную минеральную воду, он привычно обвел глазами помещение. И прищурился – в углу неподалеку от полукруглой барной стойки сидел чернявый мужчина средних лет, обнимавший юную рыжеволосую диву. Их взгляды встретились; шепнув что-то своей подружке, чернявый пересек зал и уселся напротив Хикки.
– Наконец-то стало попрохладнее, – рассеянно заметил тот вместо приветствия.
– Благодарение богу, – улыбнулся его гость. – Хорошо, что встретились. Сюда летит Этерлен.
Хикки отхлебнул из стакана и прикрыл веки.
– Разве я просил “гувернантку”?
Полковник Симеон Кришталь толчком задвинул клавиатуру главного навигационного вычислителя и зевнул, сцепляя за шеей уставшие пальцы.
– Вот теперь можно и по чарке, – сообщил он.
Он начал лысеть. Стесняясь поредевшей макушки, Кришталь перестал подстригать рыжие бакенбарды, и они свисали со щек мохнатыми хвостами, делая его похожим на хасида. Заняться реконструкцией волос полковнику было некогда да и негде: сейчас они базировались на захолустном Сент-Илере, все достопримечательности которого ограничивались на удивление приличным университетом да огромной базой ВКС, занимавшей половину приэкваториального континента.
Перед ним сидел Лоссберг. Теперь он был уже легион-генералом и командовал отдельным дивизионом “свободных охотников”. Кришталь, так и не пожелавший расстаться со своим приятелем, состоял при его особе командиром флагмана.
После списания “Оффенрора” Лоссберг категорически отказался принять новенький корабль, только-только сошедший со стапелей. Он считал, что за последние тридцать лет Империя начисто разучилась строить приличные линкоры, вместо почти штучного товара производя “штамповку”.
– Вы только поглядите на эти дрова! – орал он, пьяный, на заседании Тактического совета при Генеральном Штабе ВКС. – Как я могу летать на корабле, который должен сперва обдумать отданную ему команду и только потом уже приступать к ее исполнению! Скажите мне, как?! А посмотрите на эти салоны! Я не собираюсь заниматься свиноводством, я пилот, а не разносчик навоза! Пусть в такой кают-компании обедают ваши конструкторы, а мне там кусок в горло не пойдет.
Авторитет Лоссберга был настолько велик, что на время его оставили в покое, думая, что он просто устал болтаться в космосе и хочет перейти на преподавательскую работу. Лоссберг же, плюнув на все штабы и советы, облазил половину имперских колонии и на одной из баз Пангеи обнаружил пятидесятилетний штурмовик серии “Циклоп” со смешным налетом около пятисот суток. Корабль дооборудовали новейшими системами дальнего обнаружения и целеуказания, поставили в моторы “свежие” волноводы и отдали довольному Лоссбергу. Салоны и кают-компания, представлявшие собой квинтэссенцию немного подзабытой роскоши, его вполне удовлетворяли.
Тяжеленная громадина с экипажем в четыреста с лишним человек имела минимум автоматики и была послушна, как дрессированный кролик. “Циклоп” проектировался как флагманский корабль командира ударно-штурмового легиона, он был до отказа напичкан системами обработки информации и мощнейшими орудийными комплексами – по разным причинам таких линкоров построили всего лишь двенадцать, и Лоссбергу достался номер восьмой. Где-то в Приграничье доживала свой век “десятка”, а все остальные, отходив за полстолетия ресурс, давно отправились в переработку. Лоссберг был доволен: ему в руки попал настоящий “штучный” товар, изготовленный с любовью и тщанием. Пересев на такой корабль, он совершил несколько рисковых рейдов на нейтральную территорию и довольно быстро украсил себя нашивкой “200 побед экипажа”.
Вскоре его перевели на Сент-Илер. С юности не терпевший штабной работы, Лоссберг свалил все оперативные вопросы на Кришталя, а сам вдруг женился на дочери одного из местных лендлордов, став помимо всего прочего обладателем приличного куска джунглей и необозримого плоскогорья с выходом к морю. Из полугодового “медового месяца” (флотским офицерам такого ранга отпуск для женитьбы предоставлялся как минимум на шесть месяцев) он вернулся мрачный, как туча, и с тех пор не слишком спешил покинуть борт – “Му ship is my home”, – стал поговаривать он. Раньше Лоссберг говорил не “home”, а “castle”.
Теперь он пил исключительно ром дорогой марки “Кровь звезд”.
А потом он вдруг неожиданно постарел. Не повзрослел, не оброс солидностью тридцатитрехлетнего мужчины, а именно постарел – сразу и необратимо. На тридцать четвертом году вокруг его глаз уже струились ранние, не по сроку, морщинки, щеки запали, как у истомленного старика, а шикарная, прежде платиновая шевелюра стала какой-то пегой и безжизненной. Он начал меньше орать на подчиненных, почти прекратил бегать по палубам и лезть не в свое дело; все чаще, обедая в кают-компании среди своих старших офицеров, Лоссберг вдруг надолго застывал в кресле с рюмкой рому в сухих пальцах. Тогда Кришталь незаметно моргал, и кто-нибудь начинал рассказывать бородатый флотский анекдот времен освоения галактики. Лоссберг тихо улыбался.
Из Метрополии на его имя приходили огромные посылки с лучшими, фантастически дорогими изданиями земных и росских философов, а также тяжелые тома военных теоретиков. Иногда, загрузившись ромом “по верхнюю палубу”, Лоссберг пугал молодых офицеров длинными и малопонятными цитатами из Конфуция или, того краше, – настоятеля Яара с Черной Скалы. Они хорошо знали, что, если командир засел у себя в салоне с бутылью рому и здоровущим фолиантом в кожаном переплете, беспокоить его нельзя ни в коем случае. Пожар, авария – все, что угодно, кроме неожиданного появления противника.
- Предыдущая
- 3/47
- Следующая
