Лучший приключенческий детектив - Дегтярева Татьяна - Страница 4

— Ты чего замерла, Шуйская? — спросила она, отбрасывая недокуренную сигарету в дырявый мусорный бачок.

Грубоватое поведение подруги остро диссонировали с обманчиво-хрупким видом.

— Хочешь простудиться и умереть? — Она покосилась на притоптывающего юнца. — Замри, пепс! — приказала и снова обратилась к купальщице. — Никто не заплачет. Вылезай!

Алиса закатила глаза: брат и сестра Громовы в своем репертуаре. Загребая туфлями воду — пропали бедные лодочки — она вылезла из лужи и поплелась к подъезду.

Сквозь угрюмые тучи прорвалось омытое дождём солнце. Его слепящие лучи рассыпались тысячами искр в мелких лужицах и осветили мокрую скамейку, по случаю разразившегося ливня, свободную от вездесущих бабушек.

Даша сидела на низкой кованой оградке, раздражённо выстукивая коричневым сапожком по железной стойке. Она всегда была такой: горящей энтузиазмом, нетерпеливой и яро-увлекающейся. Последним её увлечением стали нестерпимо сверкающие хромом мотоциклы, а так же их усато-бородатые владельцы. Соответственно жизнь родных и друзей Даши Громовой тоже круто изменилась. В обиход прочно вошел байкерский жаргон, шумные «прохваты» на мотоциклах и сама Громова в шокирующих кожаных нарядах.

Сегодня в дополнение к коротким сапогам и каштаново-рыжим кудрям шли ультракороткие джинсовые шорты, необъятная тельняшка, прикрывающая лишь одно плечо, кожаная жилетка с бахромой и фуражка морского офицера. Этот наряд вызывал особенный интерес у всех без исключения мужчин и ропот возмущения у бесцветных сорокалетних женщин.

— Куда…в таком виде? — поинтересовалась Алиса, определяя футляр на скамейку.

— Никуда! — с удовольствием огрызнулась подружка и с вызовом добавила. — Один пуляльщик…

— Чел без башки, — синхронно переводил рыжий брат.

— …на бритве заедет.

— …на мотоцикле прикатит.

— Набубенюсь вдрызг.

— Опять надерётся в задницу, дура.

— Нарываешься, крендель?

Сестрица соскочила с оградки и пошла грудью на врага. Умный юнец метнулся в сторону палисадника.

— Отчаянная ты, — дипломатично заметила Алиса. — Не желаешь сменить увлечение? Пить вредно.

— Она уже сменила, — пробубнил младший Громов и покрутил пальцем у виска. Потоптавшись, он достал из рюкзачка прозрачную жёлтую папку и определил её на мокрую скамейку.

— Присаживайся.

Алиса филигранно опустилась на оборудованное сиденье. Она стащила с ноги туфель, выливая из него остатки воды. Ухватила за носок, демонстративно помахала в воздухе.

— Послезавтра на море? — спросила подруга, пристально наблюдая за пируэтами туфли. Алиса застыла и отвела глаза.

— Не едем. У него…

Перехватило дыхание. Она схватилась за горло и надсадно закашляла. Громовы терпеливо пережидали приступ волнения.

— …Софья Эдуардовна заболела. Утверждает, что болезнь серьёзная, давление критическое, и он бы хотел провести последние часы с мамой.

Алиса вылила воду из другой туфли и, скривившись, засунула ноги во влажную обувь.

— Хм? Странно, — удивилась Даша. — У тромбониста мамочка помирает, а ты не сопереживаешь.

У Алисы имелось одно, непонятно каким образом обретенное качество. Она была патологически честна и всегда требовала, чтобы близкие люди говорили ей правду. Если спустя время узнавала, что кто-то солгал ей, любые отношения, будь то любовь или дружба, рушились без надежды на восстановление. Родственники и друзья, помня про этот порой обременительный пунктик, предпочитали в критические моменты промолчать или уклониться от ответа, но не лгать.

— Он — не тромбонист, а дирижёр, который врёт, — звенящим голосом отреагировала Алиса. — Или оба врут. Сегодня на репе…

— …репетиции, — автоматически перевел Эдик.

— …больная…

— …Софья Эдуардовна. — Младший Громов не знал отдыха.

— …да, на репетиции, сошлась врукопашную с рабочими. И победила.

— В бреду была тетка. В горячечном, — выдал версию Эдик.

Но Даша терпеть не могла заносчивого Виктора и его надменную мамашу, а потому с удовольствием резала правду:

— Ты уже второе лето со своим тромбонистом едешь на Ривьеру. И каждый раз за день-два до поездки случается затычка.

— Форс-мажор, — синхронист держал планку.

— Он — дирижёр, — поправила Алиса.

— Витёк еще не вырос. Его мама не пускает, — принял подачу Эдик и залихватски покрутил на пальце зонт. — Тридцатый годок мальчику пошел. Самое время уберечь от недостаточно талантливой…

— …недостаточно красивой и недостаточно утонченной девице, — согласилась Алиса.

— Да, тонкая ты! Просто задолбала Витькину мамочку этой ежегодной колбасней с морем. Отвали от тетки! — приказала Громова.

— Алиса, отстань от Софьи Эдуардовны!

«Недостаточно талантливой» стало тревожно. Конечно, дуэт Громовых имел солидный опыт в исполнении партий на два голоса, но очень коротких. Длительная солидарность, как фальшивая нота, резала слух. Даша явно что-то задумала: рука подруги непроизвольно тянулась за сигаретами. Эдик, в свою очередь, был слишком разговорчив и чем-то смущён.

— Курить вредно, — заявила Алиса и поднялась со скамейки, чтобы отобрать смертоносную пачку. Она ненавидела сюрпризы, а потому решилась на провокацию.

— Это ты у нас вредная, Шуйская! — Подружка возмутилась и спрятала сигареты за спину. — Руки, фу! Катаешься со своим оркестром по Европам, а у нас беда.

Извернувшись, она вытащила сигарету, но некурящая Шуйская оказалась ловчее: отобрала и добычу, и источник.

— Это ты у нас катаешься непонятно с кем, а я работаю до поздней ночи. Какая беда?

Она отступила к скамейке. Раздосадованная подружка мотнула головой в сторону Эдика.

— Вон беда стоит. Дедов «Москвич» продал. Если бы не продал…

Она сжала кулачок, однако он выглядел невнушительно. Присоединила к первому второй, и обеими погрозила «беде».

— За тысячу баксов, между прочим! — дискантом отозвался брат и неосмотрительно дёрнул рукой.

Шёлковый шнурок предательски сорвался с пальца и зонтик, описав великолепную петлю, улетел в сторону палисадника. Кусты вздрогнули, осыпая встопорщенную траву дождевыми каплями.

Алиса непонимающе уставилась на Громовых.

— Поздравляю! Вы теперь богатые, — осторожно заметила она.

Эдик сардонически захохотал и в приступе смеха неосмотрительно шлёпнулся на мокрую скамейку, с которой сразу же подскочил, выворачивая шею и разглядывая пятнистые шорты.

— Не, мы опять бедные. Дашка миноискатель купила, — заявил он, крутясь на месте, точно собака за хвостом.

— Что, простите? — не расслышала Алиса и обернулась к подруге.

— Миноискатель! — раздраженно проорал мальчишка, явно не удовлетворённый состоянием штанов. — Мины будем искать.

— Он шутит. — Контральто Дашиного голоса обрело шикарные грудные ноты. Чтобы усилить эффект, она изобразила лёгкую задумчивость. — Никаких мин. Будем искать Золотого коня Чингисхана…ну, или клады там всякие.

Приставила палец ко лбу, пронзила взглядом скамейку — настоящее буйство мыслей — и выдала фразу вечера:

— Ты едешь с нами.

Алиса сорвалась с места, пластиковая папка приземлилась в лужу.

— Я никуда не еду. Ни-ку-да! — по слогам информировала она, штурмуя ступеньки крыльца.

На последнем слоге беглянка споткнулась. От падения её спас облупленный дверной косяк, привычный к подобному рода тяжестям. Вцепившись в него, она преодолела сбитый порожек и скрылась в подъезде.

— Правая-левая? — невозмутимо поинтересовалась Даша.

— Левая, — хмыкнул брат.

— Вот дерьмо! Чего встал? Дуй за ней!

Туфли противно хлюпали, откликаясь на каждый Алисин шаг. Высокий лестничный пролет сменились площадкой второго этажа. Дверь квартиры представлялась толстым щитом между тихой размеренной жизнью и головокружительной авантюрой. Алиса достала ключ, вставила в замочную скважину и повернула.

— Я тоже не хочу ехать! — выкрикнул снизу Эдик. — Но ты знаешь пустоголовую Дашку: она в одиночку потащится за богатством и, как пить дать, влипнет в историю. Хорошо, если живой вернётся.