"Фантастика 2024-20.Компиляция. Книги 1-2 (СИ) - Варданен Евгений - Страница 41

— Татьяна Васильевна, я вас всю жизнь помнить буду и детям, и внукам завещаю помнить. Вы же мне больше чем жизнь спасли, вы мне будущее сохранили! Я для вас все, что угодно готов сделать!

— Григорий Григорьевич, да ничего особенного я для вас не сделала, я просто людей лечу как умею.

— Но вы-то умеете лучше всех!

— Возможно… но могла бы еще лучше лечить. Но мне здесь электричества не хватает… знаете что, там, у венгров, наверняка есть ненужные им электростанции…

— Это как — ненужные?

— Раз они на нас напали, значит им нужно было что-то у нас забрать. И совсем не нужно то, что у них было. А раз уж им электростанции… небольшие, мегаватт на пять-десять, да хотя бы и на пару всего, не нужны, то я с удовольствием их себе бы взяла. Освещение в госпиталях нормальное бы устроила, питание бы наладила получше и повкуснее. Кстати, если вам попадутся ненужные промышленные холодильники…

— Но я же не могу распоряжаться…

— Я читала приказ по учёту и использованию трофейного народнохозяйственного имущества в службах тыла. Вы, если что-то для меня полезного найдете, накладные на отправку этого в Ковров у Ватутина подпишите — и всё.

— А Ватутин подпишет? Вы, Татьяна Васильевна, не совсем…

— Он подпишет. Потому что сам знает, зачем мне это.

— Обещать не буду, но постараюсь…

В этот же день Николай Федорович распечатал «совершенно секретное» письмо из военно-медицинского управления Советской Армии, в котором товарищ Бурденко сообщил, с какими сложностями сталкивается производство тех лекарств, которые позволили вылечить самого Ватутина, и просил «по мере возможности отправить в адрес Третьего учебного госпиталя г. Коврова трофейные электростанции мощностью до шести тысяч киловатт, можно даже не совсем исправные».

Приехавший в расположение через три дня Мерзликин, прекрасно зная об «особой любви» Ватутина к венграм, даже не удивился, получив сразу же по прибытии приказ, заставивший его лишь хищно улыбнуться и потереть довольно руки…

Через месяц, двадцать третьего февраля, Николай Федорович подошел к телефону «ВЧ»: обычно по этому аппарату шли переговоры со Ставкой или со «смежниками», но дежуривший на телефоне капитан похоже не понял, кто вызывает генерала на этот раз. Да и сам Ватутин понял это не сразу — голос в трубке был… незнакомый:

— Николай Федорович? Ух, наконец-то дозвонилась… Это Серова вас беспокоит…

— Серова? А вы вообще кто?

— Серова Таня, главный врач третьего ковровского госпиталя. У меня небольшая просьба: скажите вашему замначальника по тылу, что мне больше не надо электростанций присылать. Огромное вам спасибо, теперь лекарств мы будем делать сколько надо, и даже с запасом — но нам сейчас просто некуда новые электростанции ставить. Вы не рассердитесь, если я парочку нашим смежникам передам?

— А… понял, какая Серова. Ладно, я распоряжусь, а вы… вы электростанции получили и сами решайте, куда их ставить. Еще чем-то армия вам помочь может?

— Нет, спасибо. Вы, главное, побеждайте побыстрее, мы сами для вас все сделаем. До свидания.

— До свидания… — Ватутин, положив трубку, усмехнулся, и, повернувшись к замершему рядом капитану, вслух выразил свое недоумение:

— Интересно, как эта женщина смогла по ВЧ позвонить?

Капитан, вероятно не сообразивший, что вопрос риторический, с готовностью ответил:

— Это же Ковров, на пулеметном заводе там аппарат ВЧ установлен. А уж если у нас тут про Серову легенды ходят, то уж там ее наверняка каждый знает и пожелания ее готов исполнить.

— В Коврове-то да, но коммутатор ВЧ только в Кремле… значит, и нам нужно ее пожелания исполнять. И раз уж Серова приказала нам побыстрее побеждать, то кто мы такие, чтобы ее приказ не исполнить? Соедините-ка меня со службой тыла…

Строительство новой электростанции (там предполагалось поставить четыре генератора по шесть мегаватт) началось еще в середине февраля. В значительно степени снова методом «народной стройки», только сейчас в числе привлекаемого народа было и более двух сотен пленных немцев. Которых, естественно, охраняли работники НКВД — впрочем, и сами милиционеры от копания и таскания не отлынивали. Приказ охранять немцев никто, естественно, не отменял — но ковровская милиция уже привыкла к тому, что эти самые немцы дисциплину не нарушали, побеги или какие-то другие безобразия не готовили. И вообще, безропотно и даже с определенным энтузиазмом выполняли «поручения» Белоснежки. Так что даже местное руководство милиции закрывало глаза на то, что «охрана» на службу даже оружие не брала: винтовка на плече сильно мешает процессу копания и таскания, а куда ее положить на стройке?

Точно так же «допускались некоторые послабления» и на втором заводе: уже почти сотня немцев официально была принята в качестве рабочих на завод. То есть если уж совсем официально, то они все числились на «моторном производстве», цех которого находился за заводским забором — но по факту почти два десятка немцев трудилось в инструментальном цехе, больше десятка — в энергетическом (причем в последнем трое были вообще инженерами). Конечно, к производству оружия немцев никто не допускал, но без них, работающих на «вспомогательных» участках, план было бы выполнить гораздо труднее.

Настолько труднее, что Дмитрий Федорович Устинов, посетивший завод в конце февраля, «отложил» предложение первого секретаря обкома Пальцева о выделении моторно-тракторного производства в качестве отдельного завода «до окончания боевых действий»: нарком в производственные проблемы по возможности вникал, и после обстоятельного разговора с главным инженером завода согласился с тем, что до возвращения с фронта бывших рабочих удалять с производства сто человек, способных в трудную минуту обеспечить выполнение планов, было бы несколько недальновидно. Правда, он все же поинтересовался у заводских руководителей:

— А вы можете гарантировать, что эти немцы гадить нам не начнут?

— Полной гарантии, конечно, никто не даст: чужая душа, как известно, потемки. Но Татьяна Васильевна к нам направляет людей проверенных, причем под свою уже личную гарантию, а ей не доверять оснований у нас нет.

— Это кто?

— Главный врач госпиталя, в котором в том числе и немцев этих лечили. Гюнтер — это немецкий инженер-энергетик — говорил, что рабочие, которых к нам направляют, приносят клятву верности Татьяне Васильевне.

— И она, конечно, этой клятве верит…

— Она о клятве даже не знает, они клянутся, как Гюнтер говорил, перед лицом своих товарищей… а там в клятве, между прочим, говорится, что кто нарушит клятву, того эти товарищи же на месте и убьют. А каждый клянется, что он и сам любого клятвопреступника, будь он хоть отцом или братом родным, убьет не задумываясь.

— Интересно… и кто эту клятву придумал?

— Я не спрашивал, да какая разница? Важно, что за год ни один клятву не нарушил. А работают они очень хорошо, вон, даже трактор до ума довели окончательно. Говорят, что на Владимирском тракторном именно наш трактор делать будут: ему медь для радиатора не требуется.

— А это как?

— На экскаваторном спрашивайте, это под них трактор улучшали специально…

На экскаваторном заводе Устинов поговорил с Ребровым — главным конструктором именно экскаваторов. Которые сейчас завод вроде бы не делал: все производственные мощности были направлены на выпуск снарядов (точнее, боеголовок к ракетам для «Катюш») и бомб. Но оказалось, что насчет экскаваторов все было не так просто. Правда, предложение «соседей» разработать «небольшой навесной экскаватор для трактора» он просто высмеял: ставить экскаватор на машину с шестнадцатью «лошадками» он счет откровенной глупостью. Но «соседи» его доводы воприняли правильно — и уже через пару недель предложили ему «попробовать» трактор с четырехцилиндровым мотором мощностью в тридцать две силы или даже (но чуток попозже) с шестицилидровым в почти пятьдесят сил. Алексей Сергеевич тут уже отказаться не смог, и на опытном производстве один такой экскаватор изготовил — для городских строек. Товарищ Егоров доложил об успешном проекте «наверх», товарищ Пальцев, ознакомившись с улучшенным трактором, немедленно собрал совещание со специалистами новенького тракторного завода…