"Фантастика 2024-20.Компиляция. Книги 1-2 (СИ) - Варданен Евгений - Страница 46

Однако фронтовые новости Коврова касались лишь очень опосредованно, ведь даже поток раненых сократился до минимума: было уже достаточно госпиталей и поближе к фронту. Так что теперь основной контингент раненых составляли направляемые из других госпиталей «погорельцы», а контингент врачей — хирурги, осваивающие пересадку кожи пациентам. Причем обучение вели исключительно две Оли, так что Таня как врач оказалась совершенно свободна.

Впрочем, свободного времени у нее все же не было, она на заводе трудилась как пчелка. В инструментальном цехе ее последний заказ инженеры и рабочие вообще наперегонки делали, ведь «времени осталось очень мало»…

Десятого апреля Таня позвонила Голованову и пригласила «срочно приехать для получения нового оружия и нового задания». Александр Евгеньевич, услышав такую просьбу, вслух выражать свои эмоции не стал, а затем, немного подумав, приглашение принял. Но, так как человеком он был весьма занятым, в Ковров прилетел уже поздним вечером — и очень удивился тому, что «доктор Серова» встретила его на аэродроме и сказала, что здесь же, в город не заезжая, она ему «все передаст» — после чего повела его в уже знакомый ангар.

— Вот, товарищ Главный маршал авиации, это мой подарок. Не вам, конечно, а гражданину Гитлеру — а вам будет необходимо доставить его адресату.

— Хм… это что такое?

— Это — бомба, а это — система наведения этой бомбы. Этой конкретной бомбы.

— Ну, что бомба — это я и сам заметил. А ради чего вы меня сюда-то позвали?

— Бомба очень тяжелая, я сама ее не донесу. Но с этой системой наведения… Значит так: бомба весит почти четыре тонны, а мощность ее составляет примерно пять тонн тротила.

— Неслабо так…

— Но главное, что с этой системой наведения она с высоты тринадцать километров попадает в пятачок диаметром в полсотни метров. Вот этими ручками устанавливается скорость полета, высота — заранее выставляются. А вот этими двумя — тоже заранее — выставляется точка прицеливания. Самое сложное — уже вот этим шариком постоянно на карте отмечать текущую позицию самолета. Сразу скажу: никакой штурман или вообще кто угодно нужную точность выставить не сможет.

— Тогда зачем все эти заморочки?

— Я нужную точность выставить смогу. Слушайте дальше, пока я вас снова в рядовые на разжаловала: Гитлер сидит вот здесь, в бункере. А эта бомба, падая со страшной высоты, наберет такую скорость, что войдет в землю достаточно глубоко, чтобы при взрыве весь этот бункер обрушить. Нам необходимо Гитлера убить, не два ему самоубиться и избежать таким образом наказания.

— Нам — это кому?

— Советскому Союзу. Поэтому вы грузите эту бомбу на Пе-8 и садитесь за штурвал. А я рядышком со штурманом приткнусь и бомбу уроню точно Гитлеру на бункер. А если учесть, что в этом же бункере и половина высшего командования фрицев сидит… Потом вас товарищ Сталин попинает, конечно, за самоуправство…

— А тебя?

— А вы ему не скажете, что я рядом со штурманом сидела. Зачем зря волновать пожилого человека? Его нужно только порадовать успешным результатом бомбардировки.

— Таня… Татьяна Васильевна…

— Таня звучит лучше и, я бы сказала, естественней: вы же взрослый дядя, а я — маленькая девочка.

— Это ты снаружи маленькая, а внутри — очень даже большая. Но… а если самолет собьют? Там же, над Берлином, сейчас вся немецкая авиация! Ладно я, но тебе помирать точно рановато.

— Вы, Александр Евгеньевич, очень точно заметили: над Берлином. А эту бомбу мы сбросим километров двадцать до Берлина не долетая. У нее свои крылышки есть, и даже свой моторчик реактивный. А инерциальная система наведения на таком расстоянии как раз пятидесятиметровый круг рассеивания и даст. Соглашайтесь, ведь второго такого случая вам не представится!

— Сталин меня убьет…

— Да. Но — потом. А я вас оживлю и дальше работать маршалом отправлю. Не в первый раз ведь, дело для вас уже привычное и особо бояться вам просто нечего.

— А как бомбу в самолет загрузить? То есть где?

— Здесь. Полосу мы удлинили до полутора километров, так что машина и сядет, и взлетит с бомбой. Думаю, что самым сложным шагом будет посадка с этой бомбой в Минске, но это разве что насчет шасси подломить: без установки взрывателя бомба не взорвется даже если ее бензином облить и поджечь…

— Ты все уже продумала.

— Так без этого и смысла делать такую бомбу не было.

— И когда летим?

— Чем раньше, тем лучше: Гитлер может в любой момент самоубиться, у немцев же на фронтах полная задница. Только к Берлину нужно обязательно днем лететь: если земли не будет видно, то привязку к местности выполнить будет невозможно.

— Тогда готовься. Машину я сюда к утру, думаю, приведу, а из Минска вылет уже по погоде будет…

Число «тринадцать» — несчастливое. В основном для немцев, а еще — для товарища Жукова, примерявшего на себя лавры «победителя немецкого фашизма». Двенадцатого апреля в Берлине «что-то громко бумкнуло» — и старшим военачальником вермахта внезапно оказался генерал-полковник Готхард Хейнрици (остальным «повезло» двенадцатого оказаться в бункере Гитлера на совещании). Будучи генералом весьма грамотным и понимая перспективы, он как раз тринадцатого подписал акт о безоговорочной капитуляции, а с советской стороны капитуляцию приняли маршалы Конев и Ватутин…

Правда, далеко не все немецкие войска побежали сдаваться: СС практически в полном составе продолжили сопротивление, отдельные части вермахта тоже отказались подчиниться «новому командующему» — но это была уже агония фашистов, и двадцать первого боевые действия закончились. Вызвав, правда, определенные мысли у союзников: советская армия заняла большую часть немецкой территории и покидать ее явно не собиралась…

А еще третьего апреля, сразу после того, как Таня вернулась из Березников, ее пригласили в КБ завода — то есть «позвали посовещаться» лично товарищи Дегтярев, Владимиров и Горюнов:

— Татьяна Васильевна, — начал Василий Алексеевич, — мы вас пригласили… вы же изобрели замечательное оружие, хотя и совершенно необычное. А перед нами, перед заводом, партия и правительство поставило новую задачу: разработать оружие под новый патрон. Автоматическое оружие, и, хотя Петр Максимович уже предложил очень неплохую, на наш взгляд, конструкцию, мы бы были очень признательны, если и вы ее оценили бы и, если сочтете необходимым, сделали бы предложения по ее улучшению, как в конструктивном, так и в производственно-технологическом плане. Товарищ Симонов из Саратова еще в том году разработал весьма неплохой самозарядный карабин — но нам все же интересно предложить стране более мощное оружие.

— Да, Василий Алексеевич, конструктор из вас куда как лучше, чем оратор. Но я поняла, и скажу так: посмотреть или что-то самой предложить — это я могу. Но, скажем, недельки через две: во-первых, это сейчас вообще не к спеху, война уже почти закончилась. А во-вторых, я сейчас просто немного занята. А этот новый патрон — его-то посмотреть можно?

— И посмотреть, и попробовать, — улыбнулся Горюнов. — Мы для исследовательских целей этих патронов уже несколько тысяч получили.

— Отлично, вы тогда отложите для меня полсотни — как освобожусь, то из вашего автомата постреляю, посмотрю что в нем может быть не так. Если увижу, конечно: к вашему пулемету у меня претензий вообще не нашлось. Разве что ствол по новой технологии начать делать, но это когда уже станки ковочные подоспеют.

Шестнадцатого Таня вернулась в Ковров «из Минска» — пропустив бурное ликование и стихийный праздник тринадцатого, двадцатого — когда Левитан объявил по радио о том, что «последние очаги сопротивления фашистов подавлены» — тоже никуда ликовать не пошла. По этому поводу Петр Максимович даже выразил свое видение ситуации Семену Владимировичу:

— Мне кажется, что Татьяна Васильевна вообще какая-то… ненормальная. Все победу празднуют, а она на заводе работает. Вообще одна, по крайней мере в инструментальном цехе одна!

— Петя, ты, наверное, сам слегка переутомился и от жизни отстал. Белоснежка на самом деле не очень-то и нормальная. Во-первых, она, как доктора в госпитале говорят, один раз уже умирала. Во-вторых, разве может нормальный человек быть и лучшим конструктором оружия, и конструктором еще всякой очень полезной всячины, и врачом, лучшим даже не в городе, а во всей стране и, возможно даже, лучшим в мире? Она не нормальная, она — гений. А что у гениев в голове, то нам, нормальным людям, не понять. Те же ее станки: пока она не покажет, как они действуют, никто понять не может зачем они вообще нужны. А когда она все покажет и расскажет, никто понять не может почему до этого раньше не додумались и как раньше без них обходились.