Блокада Ленинграда и Финляндия. 1941-1944 - Барышников Николай И. - Страница 17

• Предыдущая
• 17/45
• Следующая

Вскоре в бой были введены немногочисленные дополнительные резервы, которые стали решительно контратаковать финские части. Развернулись исключительно напряженные боевые действия, в ходе которых обе стороны несли большие потери. К этому времени общее число потерь финской армии превысило 20 тыс. человек.[205]

В результате контратак на отдельных участках советские войска достигли некоторых успехов. Так 5 сентября был занят Старый Белоостров, 7 сентября им удалось продвинуться в район Каллелово, а так же остановить продвижение финских частей у озера Светлое.[206] Финские войска вынуждены были оставить попытки продвигаться вперед на Сестрорецком участке. Ставка в Миккели зафиксировала это приказом о переходе к обороне.

Анализируя все то, что произошло в течение сентября, Черепанов оценивал это впоследствии так: силы противника «во время ожесточенных месячных боев были основательно подорваны, да и укрепленный район, к которому он вышел и о существовании которого, конечно же, знал, тоже внушал ему известные — и немалые — опасения».[207]

В ходе безрезультатных попыток прорвать оборону 23-й армии на Карельском перешейке финское командование столкнулось также и с серьезными кризисными явлениями в своих войсках. Среди солдат выдвинувшихся за старую государственную границу открыто проявлялось нежелание идти дальше вперед. Отказавшиеся от наступления считали, отмечал финский историк Ю. Куломаа, что военное руководство обязано было вести лишь оборонительные бои, не захватывая чужой территории. На Карельском перешейке отказались идти вперед 200 человек 48-го пехотного полка 18-й дивизии, когда одному из подразделений было дано распоряжение 12 сентября пересечь старую границу.[208] Значительное число солдат 27-го и 57-го пехотных полков также отказались идти дальше ее. Под влиянием понесенных потерь в августовско-сентябрьских боях моральный дух солдат сильно упал.

Но германское командование продолжало настаивать на том, чтобы финские войска не приостанавливали наступление. Особенно это почувствовал Маннергейм при встрече с прилетевшим в ставку Йодлем. «Он настойчиво просил моей поддержки», — вспоминал маршал впоследствии.[209] Маннергейм уведомил германское командование о стремлении осуществить выход к реке Свирь навстречу немецкой группе армий «Север» и сообщил, что приказ о наступлении отдан Карельской армии. Действительно, его получили финские войска еще 1 сентября.[210]

Таким образом, операция против Ленинграда продолжалась, но не прямолинейным курсом со стороны Карельского перешейка, а в обход Ладожского озера, как вообще ранее и предусматривалось согласованным с германским командованием планом, — встречей с группой армий «Север». «Соединение с финскими частями, — записал Гальдер 27 августа в своем служебном дневнике, — должно быть достигнуто при любых обстоятельствах независимо от общей обстановки под Ленинградом».[211] В итоге визит к Маннергейму удовлетворил Йодля. Выражая признательность Финляндии, немецкий генерал обещал поставить ей 25 тысяч тонн зерна, о чем и было сообщено маршалу.[212]

Уже 4 сентября войска VI армейского корпуса финской армии под руководством генерала Талвела, усиленные еще двумя дивизиями, начали наступление на свирском направлении. 5 сентября они прорвались сквозь оборону Южной оперативной группы, которой руководил генерал-лейтенант В. Д. Цветаев, и захватили Олонец, а через два дня вышли к реке Свирь.

Теперь, когда немецкие войска 8 сентября блокировали Ленинград, подойдя к южному берегу Ладожского озера и заняв Шлиссельбург, финская армия, продвигаясь вдоль его восточного побережья, могла обеспечить решение задачи полного окружения города, соединившись с немецкими войсками группы армий «Север» в Приладожье.

8 сентября генерал Талвела продиктовал своему секретарю «исторические», как ему, очевидно, казалось строки: «Я прибыл на Свирь и почувствовал могучее ее течение. По ней спокойно пройдет теперь новая граница Финляндии, о которой я грезил во сне».[213] Но Талвела явно не рассчитывал останавливаться на «новой границе». Форсировав Свирь, 17-я пехотная дивизия полковника А. Свенссона захватила небольшой плацдарм на южном ее берегу, имея цель продвигаться дальше навстречу немецким войскам. Расстояние между авангардом наступавшей группы немецких армий «Север» и финскими войсками существенно сократилось. Так со стороны Карельского перешейка оно составляло по прямой линии 40–70 км, а со свирьского участка —180 км. Ленинград оказался блокированным немецкими войсками с юга и финскими — с севера.

Германскому и финскому командованию казалось, что наступил момент, когда еще один согласованный удар с двух сторон — и судьба Ленинграда будет окончательно решена. Так именно и писала 11 сентября 1941 г. газета «Ууси Суоми»: «Когда немецкие войска захватили восточное Петрограда Мгу, а финские войска достигли Свири, судьба Петрограда была решена».

Более того, в это время уже была специально заготовлена речь по финскому радио, которую предусматривалось произнести сразу после захвата Ленинграда. В этой речи, переведенной и на шведский язык, говорилось: «Пала впервые в своей истории некогда столь великолепная российская столица, находящаяся вблизи от наших границ. Это известие, как и ожидалось, подняло дух каждого финна». Далее в так и не произнесенной речи отмечалось: «Для нас, финнов, Петербург действительно принес зло. Он являлся памятником создания русского государства, его завоевательных стремлений». В этих фразах, конечно же, содержалось истинное отношение финляндского руководства в то время к Ленинграду. Было лишь удивительно, что выступить с ней намеривались поручить такому известному в стране своими умеренными взглядами по отношению к России человеку, как Ю. К. Паасикиви.[214]

В Финляндии явно поторопились. Силы группы немецких армий «Север», измотанные в боях на подступах к Ленинграду, оказались неспособными штурмовать город уже после первых попыток совершить прорыв к его окраинам. Они были остановлены защитниками города на рубеже Пулково—Лигово. Не могли немецкие войска продвигаться также и к Свири, чтобы соединиться с финской армией. Финско-немецкое «рукопожатие» не состоялось.

В результате оставалось лишь одно — начать блокаду второго по величине и значимости российского города, к которой соответственно приступили немецкие и финские войска.

Провал возможности быстрого захвата Ленинграда немецкими и финскими войсками ранней осенью 1941 г. иногда в литературе приписывают некой особой позиции, которую занял тогда маршал Маннергейм. Через десятки лет после окончания войны настойчиво создается в Финляндии вызывающая удивление иллюзия о действиях Маннергейма в самый критический момент наступления на Ленинград. Он якобы повел себя так, что было отвергнуто требование германского командования об участии финских войск в захвате города.

Более того, в отдельных публикациях можно встретить утверждение, что Маннергейм будто бы «защитил» или лаже «спас» в 1941 г. Ленинград от возможного овладения им немецкими войсками. Существует и уверение в том, что «маршал Финляндии вовсе не участвовал в блокаде Ленинграда». Так, об этом, в частности, еще в 1963 г. писал финский автор Э. Вала в журнале «Ууси Мааилма». По его словам, «такое чудо, что Ленинград выстоял, произошло именно поэтому».[215] Склонялся во многом к подобной точке зрения и Сеппяля, когда писал: «На самом деле Маннергейм, видимо, заслужил ордена за спасение Ленинграда».[216] Обосновывалась такая оценка финского главнокомандующего тем, что он «приостановил» осенью 1941 г. наступление с севера на Ленинград, хотя «финские войска могли, по всей вероятности, дойти до предместий Ленинграда». По мнению Сеппяля, «финны в отличие от немцев скорее заслоняли Ленинград).[217]

• Предыдущая
• 17/45
• Следующая