КАМЕРГЕРСКИЙ ПЕРЕУЛОК - Орлов Владимир Викторович - Страница 47
- Предыдущая
- 47/143
- Следующая
Из паутины детских грез о неосуществимом, упований, не хуже сказочных, досад и горестей Агалаковым была уловлена бетономешалка. В домашнем застолье, на манер американцев прозванном нынче вечеринкой, Квашнин между прочим, не опуская бокал шампанского, рассказал мальчишескую историю. Отец его, тогда майор, был откомандирован в Среднеазиатский округ к границе сомнительного Китая в танковую дивизию. В песчано-ветреный городок Сары-Озек. Месяца два второклассник Квашнин, сломав ногу, отлежал дома. Метрах в пятидесяти от них начинали строить клуб. Мать обнадежили должностью в нем. Мальчик Квашнин, выдвигаемый в ремонтном ортопедическом сооружении на воздух, на балкон, влюбился в бетономешалку. Танки Квашнину давно надоели, зеленые игрушечные машинки были сдвинуты в угол под письменным столом, а за движением машины пестрых гражданских цветов, со вращающейся, будто космической, сферой он мог наблюдать часами. Она словно была способна вывезти его из мира вечного семейного кочевничества, с грохотом стрельб, с лязгом танковых траков, с пьянством отца и его сослуживцев в скуке таежных и пустынных единообразий, в некую удивительную жизнь с приключениями и праздниками. «Это бетономешалка-то! - посмеивался теперь взрослый Квашнин над сыро-озекским несмышленышем. - В гарнизонной школе удивил сочинением. Кем хочу стать? Водителем бетономешалки». Агалаков за столом с ним не сидел, не по чину, у стены с кем-то вел представительский разговор, но уловил. Дня через два при случае высказал патрону: «А не завести ли вам, Анатолий Васильевич, в гараже бетономешалку? Для отдохновений». Квашнин рассмеялся. Блажь. Но ведь не его блажь. Агалакова. Художественная натура. И завели. Агалаков распорядителем выезжал на завод к мастерам. И машина прибыла с наворотами. «С арабесками», - уточнил Агалаков. Тонированные, пуленепробиваемые окна кабины. Вращающаяся часть автомобиля, то есть собственно сотворительница раствора отделана сверкающими металлическими полосками, способными порадовать цыганского наркобарона. Нутро мешалки украсили коврами, прицепившись к сиденьям ремнями в случаях шалостей можно было выпивать в ней, как в космической посудине. Ну и номерами машину снабдили веселыми, с ними можно было проноситься и по Красной площади. Арабески Агалакова Квашнин, естественно, распорядился убрать. Впрочем, стекла кабины и номера оставил. И бывали ночи, когда Квашнин после трудов праведных или неправедных садился в бетономешалку и гонял на ней по сельским дорогам, нажимая на гудок, вызывая звуки нетерпения или ухарства, умилявшие его в сары-озекском детстве. Натура его общалась со звездами. А в душе Квашнина, пусть и на время, но утверждалось согласие. С кем, с чем - неважно.
Ну а с «Бентли» все состоялось как бы шуткой. В какой-то компании, в «Балчуг-Кемпински», что ли, при венском вальсировании скрипок Светланы Безродной кто-то хохотнул: «Иные считают себя крутыми, а у них в гараже нет "Бентли"!» Этот хохотнувший был из уходящих типажей, на свои вечеринки приглашал Баскова и Лолиту, а потому обладание «Бентли» можно было отнести к дурному тону. И тем не менее Квашнин поинтересовался у Агалакова, как судят о «Бентли» в артистических или хотя бы журналистских кругах. «А вы купите "Бентли", - куражно заявил подгулявший в тот день Агалаков. - Там и разберетесь, стоящая это дура или нет. Вас же не убудет!» Не убудет. Купил. Бетономешалка, впрочем, оказалась милее «Бентли». Кстати, Агалакову было наказано о бетономешалке не распространяться. А оттого, что с «Бентли» все произошло легко и как бы за полчаса, Квашнин начал опасаться проявлений (хотя бы и словесных) собственной блажи и подсказок (выходило, что и режиссерских подзадориваний) советника. А тот уже подзуживал его завести яхту в Монте-Карло, да не простенькую яхту, а с вертолетной площадкой, как у биржевика Бобонюхина. И ведь сам Квашнин желал утереть нос Бобонюхину, да и без Бобонюхина не прочь был бы заиметь яхту на Ривьере, но на этот раз после подсказок Агалакова себя остудил.
Совершенно не исключалось, что Агалаков имел не только собственные интересы, не исключалось, что он мог быть зависимым от чьей-то изнуряющей его воли, враждебной Квашнину и его делу. Что ж, и такой вариант Квашнина не угнетал. Он даже был бы ему приятен возможностью построения жизненной игры, ее ходов и ее правил. Впрочем, пока Агалаков никаких поводов для подозрений в услугах чужой силе не давал. И этим отчасти Квашнина разочаровывал. Ну да ладно…
Путешествие в Камергерский переулок, затеянное Агалаковым, было для Квашнина событием мелким. Случай, схожий с покупкой «Бентли». Коли так принято, то - пожалуйста. Хотя приобретение недвижимости вниз от Юрия Долгорукого к Манежу стало нынче действием необходимым для поддержания престижа, пошло-модным. А покупки-то здесь совершали не по делам и их выгодам, то есть вовсе не в связи со своей основной деятельностью, профилем ее, а чтоб будто бы выбросить лишние деньги, ради баловства и на всякий случай. Иные намеревались завести интимный ресторанчик, на четыре, скажем, персоны, для себя и для милых душе приятелей. Агалаков, несомненно, темнил, наводя Квашнина именно на это заведение вымершего общепита, скрывая корысть, либо, в похвальном варианте, свое лирическое чувство к здешним стенам. Рассказывал всяческие историко-театральные анекдоты, как ревел здесь старший Ливанов голосом Ноздрева, как дядя Толя, то бишь народный артист Грибов, отпустив зрителей в буфеты антрактов «Курантов», сам в костюме и гриме кремлевского мечтателя, шпротой закусывал здесь стакан беленькой. Не забывал, естественно, Высоцкого. Да и сейчас якобы посещали закусочную люди не менее примечательные.
Эти рассказы нисколько не умиляли Квашнина. Здесь было лишь помещение - стены, высокие потолки (устроить антресоли) и паршивенькая комната для кухни. Другое дело, что в Камергерском все уже было поделено, причем иные нижние этажи с «Древним Китаем» или, скажем, «Артистико» доходов очевидно не приносили (два-три заблудших посетителя), а служили лишь прикрытием или экраном чего-либо полутемного. Кроме закусочной оставалась еще булочная «Красные двери» (двери, правда, уже побелили, но неважно), а и ее вроде бы уступили более выгодным романтикам капитала.
– Ладно. Будем иметь в виду, - сказал вчера Квашнин Агалакову, отпуская советника в вечернюю жизнь на углу Тверской.
Выкушав кофе (к нему - два яйца всмятку и бутерброды с сыром), Квашнин решил все же полениться. Отменил тренажеры. Погрузил себя в воды ванны. Глупейшее происшествие, связанное с ней, несколько месяцев назад привело к появлению в его жилище двух, по словам Агалакова, строптивых водопроводчиков из Брюсова переулка. Погружение было предпринято с книгой в руках. Читать Квашнин, возможно, в десятый раз намеревался «Дело Артамоновых». С романом великого пролетарского, как разоблачающим капиталистический образ жизни, велено было познакомиться в школьные годы. Тогда не получилось. Нынче один из коллег посоветовал Квашнину «Артамоновых» хотя бы перелистать, мол, это учебное пособие, русский путь, параллели и т.д. Принимаясь за чтение, Квашнин настраивал себя отнестись к нему как к профессиональному, вовсе не к отвлечению от забот. Но каждый раз его хватало лишь на историю Ильи Артамонова, а дальше становилось скучно. В его случае все было не так, возможно, не менее жестоко и грубо, нежели у Артамонова, но не так. Никаких параллелей. Сегодня он прихватил книгу из упрямства, начатое следовало доводить до конца, принцип. Но и не в слишком горячей воде (и струи душа наводил на себя) через час чуть ли не задремал. Увольте, Алексей Максимович! И извините!
Протерся, свирепо, будто кожу желая содрать, до красноты, махровым полотенцем.
От тренажеров волевым усилием вновь направил себя к книжным полкам. В его усердиях саморазвития была система. Но сегодня от обязательств системы он себя легкомысленно освободил. Взял лупу и альбом, купленный в Антверпене. Был намерен не спеша и с возможностями толкований (или хотя бы новых ощущений) рассмотреть «Сад наслаждений» Босха. Но и альбом отложил быстро. Снова подумал об Агалакове. Просветителем поначалу тот все же попытался быть назойливым. Пришлось попросить его - информацию давать нейтрально-вескую. Агалаков все понял. Высокомерным и спесивым в суждениях вблизи Квашнина более себя не проявлял. И дистанцию соблюдал деликатно.
- Предыдущая
- 47/143
- Следующая
