КАМЕРГЕРСКИЙ ПЕРЕУЛОК - Орлов Владимир Викторович - Страница 51
- Предыдущая
- 51/143
- Следующая
– Лизанька, - покачала головой Юнона Васильевна, - не думаю, что Андрею Антоновичу интересны эти сведения. У него свой выбор и свой маневр. Впрочем, я на время покину вас…
А Соломатин уже стоял вблизи Лизаньки с готовностью протянуть ей угаданные Юноной Васильевной три бумажки.
– Вы присаживайтесь, Андрюша, - предложила Елизавета.
Возле ее окошка образовался стул, не ахти какой, из совучреждений, собесовских, в частности, но все же. Приличия соблюдены.
– Доллары нам сегодня не нужны, - сказала лучезарная Елизавета. - А другие ваши бумажки кстати. Сейчас я выдам вам расписку о получении и сдачу…
«Отчего же это мои доллары вам не нужны?» - чуть ли не взъерепенился Соломатин. Чуть ли не добавил: «Сдачи не надо!». Но даже и в состоянии нынешнего оцепенения (или одурения? или наваждения?) понял, что будет смешон. Прежде всего для самого себя. Что о нем думают сейчас служители «Аргентум хабар» не имело уже значения.
– Морока заполнять все эти ведомости и бланки, - вздохнула Елизавета Бушминова. - Но что поделаешь, наша деятельность должна быть прозрачной для населения.
– Я вас понимаю, - кивнул Соломатин.
– Вот вам расписка и вот вам шесть рублей сдачи. Ожидайте наших новых уведомлений.
– Всенепременно и в глубочайшем волнении, - произнес Соломатин и встал.
«Бежать! Бежать! Закрыть глаза и нестись отсюда!».
– Да вы садитесь, Андрюша, - сказала Елизавета, в лучезарных глазах ее было благорасположение и удовольствие от общения с ним, Соломатиным.
И будто чья-то ладонь легла на плечо Соломатина и примяла его к стулу.
– Ведь у вас есть о чем поговорить со мной. Или о чем-то спросить меня, - сказала Елизавета. - Тогда на масленицу у Каморзиных вы сразу выделили меня, я это почувствовала, но и я выделила вас…
– И о чем бы мне следовало спросить вас? - произнес Соломатин растерянно.
– Вы сами знаете… Моя кузина Александра, конечно, проболталась о моей… О моей, так скажем, попытке восстановить фамильную справедливость. Вы, я поняла, отнеслись к этому неодобрительно. Как к некоему самозванству…
– Почему же неодобрительно… То есть мне-то что?…
– Я хочу, чтобы меня поняли, для меня это важно… Я только могу сообщить вам, что там все протекает хорошо и достойно…
– Ну и замечательно! - сказал Соломатин, искал концевые слова для собеседования с приемщицей взносов, но не нашел. - И только вот чего не могу понять… Там… как вы называете… там вами движет вдохновение, настроение романтическое, пусть и с долей расчета, допустим, что и вовсе без расчета… А тут-то? Тут-то? Какое тут может быть вдохновение? Как все это сочетается?
– Милый Андрюшенька, - теперь в глазах Елизаветы было лукавство, - очень скоро и это вам откроется…
Соломатин мог предположить, что и в своем деловом закутке Елизавета сидела душистая (вид девушка имела чрезвычайно опрятный), но теперь ароматы ее, как и прежде ароматы Юноны Васильевны, стали ощутимо-действенными и принялись обволакивать, дурманить Соломатина, вбирать его в себя. («Запахи пачулей, мяты, иланг-иланга, жасмина, еще чего-то… - соображал Соломатин. - Да что же им надо от меня? Свой взяток сегодня они с меня сняли. Неужели хотят вобрать меня уже на будущее? Да еще и расписку какую-нибудь кровавую заставят произвести…»). Он пытался глядеть мимо Елизаветы, мимо ее глаз, по бокам, отвлечься, уберечься от ее (ее ли?) чар, будто бы хотел рассмотреть убранство закутка. А на стенах там, как и положено, висели рекламные плакаты, афиши, портреты кумиров («Моники Левински отчего-то нет…»), календари. И вдруг Соломатин справа от Елизаветы увидел блестящий лист календаря, уходящий чуть ли не под потолок. Клеточки с цифрами и датами на нем попирали чьи-то длинные ноги в валенках с галошами.
«Как же, как же! - чуть ли не выругался про себя Соломатин. - Не видали здесь мошенника Ардальона Полосухина!»
– Спасибо за прием! Чрезвычайно был рад вас увидеть! - вскочил Соломатин. - Увидел вас и все забыл. И вот опаздываю.
– Какая жалость! - расстроилась Елизавета. - А у меня свободный вечер.
– А я, если бы знал, что вас увижу, все бы отменил. На увы…
– Но мы с вами очень скоро встретимся, - сказала Елизавета. - Уже назначено.
– Это где же?
– На даче у Павла Степановича Каморзина. Состоится воздвижение бочки. Там будут и ваши юные знакомые, и кое-какие примечательные люди.
– Прекрасно! - чуть ли не вскричал Соломатин.
Взмахнул рукой, приветствуя лучезарную отличницу Елизавету Бушминову, и скорым шагом направился к выходу, опасаясь, что сейчас его прихватят и отволокут, как неисчерпанного, обратно в недра «Аргентум хабар» с его ароматами и пленительными девами. Не прихватили и не отволокли.
Посещение улицы Епанешникова представилось ему теперь делом неизбежным.
Поутру он метрополитеном доехал до Измайловского парка, а оттуда автобусом отправился в квадрат, подсказанный «Желтой книгой» Москвы. Незнакомые улицы и дома Соломатин любил отыскивать сам, а сейчас не вытерпел и принялся выспрашивать у прохожих дорогу к улице Епанешникова. Иные из них оказались нездешними, иные вопросу удивлялись. Лишь розовощекий мужик в картузе бейсболиста, выгуливавший пса, лениво махнул рукой:
– А вон там за углом налево…
И действительно, улица Епанешникова обнаружилась. Зеленая табличка в начале ее сообщила Соломатину, что улица названа в честь Олжаса Епанешникова, участника Гражданской в Казахстане, героя взятия Кзыл-Орды и Кокчетава. Улица тянулась метров триста, не имела ни единого деревца и состояла исключительно из пятиэтажных кирпичных (порой и силикатного кирпича) домов пригородной архитектуры. Соломатин знал: район этот включили в Москву году в шестидесятом. Скучная и будто безжизненная была улица. Автомобили, правда, на ней присутствовали, иные - и на тротуарах. Дом с Фондом благоденствия хлястика и вытачек Соломатину предстояло вычислить. Он хорошо знал манеру нынешних дельцов укрывать свои конторы от чужих, пусть и праздных интересов, превращая их чуть ли ни в невидимки. Соломатина вела интуиция. Наконец он увидел дверь, к ней вздымались четыре ступеньки. Вывеска над ней состояла из слова «Бельфонд», окно справа украшал заяц с хлястиком над хвостом, окно слева - джинсовая юбка с вытачками под ягодицами. Соломатин чуть ли не возжелал защищать свои авторские права. Полчаса Соломатин жал на две кнопки, малиновую и серебристую, слышал свои звонки за бронированной дверью, но никаких движений внутри «Бельфонда» не случилось. Соломатин заглядывал в незавешенные окна конторы и ни одной прелестной и озабоченной головки не увидел.
«Пошли бы они подальше! - рассердился он. - Через неделю еще съезжу!» И пошагал к автобусной остановке. Но ему стало жалко впустую изведенного времени, он подумал: «Надо было зайти во двор. У них главные двери и кнопки - во дворах». Парадные входы с мраморами и зеркалами, известно всем, привлекательны для злодеев и корыстных чиновников, а население раздражают. Соломатин быстро сыскал тот самый дом, но ни во дворе, ни на улице не имелось теперь ни вывесок «Бельфонд», ни хлястиков, ни вытачек в витринных окнах. Улица была явно та же, но называлась она, если верить визитной жестянке, улицей Амангельды. Прохожие и даже милиционеры, выслушав недоумения Соломатина, смотрели на него как на идиота. Никакой улицы Епанешникова здесь сроду не было. Один из милиционеров спросил Соломатина, не румын ли он, и потребовал вид на жительство. Увидев мужика в бейсболке с псиной у ног Соломатин обрадовался, как полярник Папанин на отколовшейся льдине самолету Водопьянова. «Да что вы, милостивый государь! Какая улица! Какого Епанешникова?» - удивился мужик. «Ну как же, вы сами час назад мне ее указали! - волновался Соломатин. - За углом и налево…» - «Блин! Какая нынче практика в дурдомах! Недолеченных выпускают в город!».
«А Елизавета? - уже в метро думал Соломатин. - Что это было в Столешниковом? Мираж? Голографическое оживление копии существа? Или материализация неких моих дурацких мыслей и соображений?…»
- Предыдущая
- 51/143
- Следующая
