Дамы из Грейс-Адье и другие истории - Кларк Сюзанна - Страница 34
- Предыдущая
- 34/42
- Следующая
— Например, леди Энн Латтерелл, — напомнил Пьюли Уитс.
— Ах, мистер Уинстенли! — воскликнула его жена, принужденно улыбаясь. — Вы заставляете меня вмешаться. Наших гостей нисколько не интересует леди Энн. Уверена, они — не большие любители истории.
— Отчасти вы правы, мадам, — согласился Том. — В наши дни историей называют всякий вздор. Королей, которых помнят больше по длинным нудным речам, чем по доблести на полях сражений, тучных старцев в седых париках, неотличимых друг от друга, именуемых правительствами. Кому интересна такая история? Однако если вы говорите об истинной истории, живописующей славные деяния героев древности, вот эта история по мне!
— Леди Энн Латтерелл, — продолжил мистер Уинстенли, словно не слыша их обоих, — богатая вдова, жившая в Оссингтоне. (Миссис Уинстенли опустила глаза на скрещенные на коленях руки).
— Портрет ее светлости висит между письменным столиком и напольными часами. Известно, что она собиралась пожертвовать большую сумму на возведение моста, поэтому Торсби и построили у реки. Однако в последнюю минуту вдова изменила решение и пожертвовала деньги на строительство заупокойной часовни. Полагаю, мистер Монтефьоре, вам неизвестно, что это такое. Заупокойная часовня — своего рода церковь, где священники служат мессы по жертвователю. Со стыдом вынужден признать, что таковы были суеверия наших предков.
— Расскажите им еще о королеве Елизавете. — Уитс подмигнул Давиду и Тому. Становилось понятно, как он намерен отомстить за все оскорбления, нанесенные мистером Уинстенли. Сомнительно, чтобы последний отважился произнести столько глупых и напыщенных речей без поддержки адвоката.
— Ах да, королева Елизавета, благодарю вас, Уитс, — довольно промолвил мистер Уинстенли.
— Королева Елизавета! — взволнованно вскричала миссис Уинстенли, — К чему выбирать столь недостойный пример? Если вам хочется поговорить о королевах, почему бы ни вспомнить Матильду или Анну?
Том наклонился к миссис Уинстенли так близко, как позволяли приличия. У него явно накопилось множество соображений относительно королевы Матильды и королевы Анны, которыми он жаждал поделиться с хозяйкой, но мистер Уинстенли не дал ему возможности вставить ни слова.
— Вы можете видеть королеву Елизавету, сэр, между окном и зеркалом. Во времена ее правления жители Торсби зарабатывали на жизнь изготовлением игральных карт. Однако королева даровала королевский патент на монопольное изготовление карт некому молодому человеку. Он написал поэму, прославляющую ее прелести, а королеве в то время уже исполнилось шестьдесят пять. Теперь во всей Англии только он один имел право заниматься этим промыслом. Молодой человек разбогател, а жители Торсби впали в нищету.
Мистер Уинстенли продолжал рассказывать о людях, которые могли, но не построили мост в Торсби или нанесли городу другие оскорбления тем или иным способом. С каждым новым персонажем жена отчаянно пыталась прервать поток глупостей, извергаемых мужем, но мистер Уинстенли не обращал на нее ровно никакого внимания.
Особое презрение мистер Уинстенли питал к Оливеру Кромвелю, чей портрет висел на почетном месте над каминной полкой. Кромвель собирался дать врагу решающее сражение под Торсби, но в последнюю минуту передумал, лишив городок участи быть сметенным с лица земли неприятельскими армиями.
— Неужели, — наконец не выдержал Давид, — вам в голову не приходила мысль построить мост собственными силами.
— Ах, — улыбнулся мистер Уинстенли, — вы тоже об этом подумали? Я даже вступил в переговоры с двумя джентльменами, которые дают деньги в долг другим джентльменам. Мистер Блеквел из Лондона и мистер Крамфилд из Бата. Мы с мистером Уитсом расписали обоим, какую исключительную выгоду они смогут извлечь, если возьмутся за постройку моста, но они отказались ссудить деньги. — Мистер Уинстенли уставился на пустую стену, словно ожидал увидеть там портреты мистера Блеквела и мистера Крамфилда, которые дополнили бы его галерею неудач и провалов.
— Но ведь сумма была поистине громадной, — вступила в разговор миссис Уинстенли. — Вы не назвали нашим гостям сумму. Мне в жизни не приходилось слышать таких цифр.
- Мосты в наше время дороги, — согласился Давид.
Затем миссис Уинстенли, очевидно, решив, что разговоры о мостах изрядно утомили гостей, задала несколько вопросов Давиду. Где он обучался медицине? Сколько у него пациентов? Если ли среди них дамы? От разговора о профессиональных материях перешли к обсуждению семейных радостей. Давид рассказал о своей жене и четверых отпрысках.
— А вы женаты, сэр? — спросила хозяйка у Тома.
— Что вы, мадам! — воскликнул тот.
— Нет, женаты, — напомнил другу Давид. — Сами знаете, что женаты.
Том сделал рукой неопределенный жест, вероятно означавший, что вопрос этот допускает множество толкований.
Сказать по правде, у Тома действительно была жена-христианка. В пятнадцать она славилась озорным хорошеньким личиком, миндалевидным разрезом глаз и ветреностью. Тому нравилось сравнивать жену с котенком. В двадцать она превратилась в лебедя, в тридцать — в лису. Затем последовательно становилась для него шавкой, гадюкой, василиском и, наконец, свиньей. С каким животным сравнивал ее Том теперь, никто не ведал. Жене перевалило за девяносто, и последние сорок лет она томилась в дальних покоях Кастель де тур сан номбр. Несчастной было строго-настрого велено никому не показываться, пока ее мужу не принесут долгожданную весть о ее кончине.
Истекли положенные приличиями полчаса, и Давид начал беспокоиться о своем пациенте мистере Монктоне. Однако мистер Уинстенли не мог смириться с мыслью, что новоявленные друзья собираются его покинуть. Он принялся уговаривать Тома и Давида погостить в Микелгрейв-хаус пару недель. Чтобы избежать неловкости, миссис Уинстенли пришлось прервать его монолог и пожелать гостям счастливого пути.
Во дворе путешественникам пришлось ждать, пока приведут лошадей, но тут из дома появилась Люси, поочередно оглядела друзей и смущенно произнесла: «Сэр, миссис Уинстенли хотела бы побеседовать с вами наедине».
— Вот как! — казалось, Том не особенно удивился приглашению.
— Нет, сэр! Не вы, сэр! — Люси сделала неловкий реверанс. — Госпожа хотела видеть иудейского доктора.
Миссис Уинстенли ждала Давида в большой, но довольно пустынной спальне. Там стояло кресло, сундук и огромная кровать с пологом и зелеными парчовыми занавесками. Хозяйка мялась рядом с кроватью. Все в ее позе — жесткая осанка, напряженный взгляд, сцепленные пальцы рук — говорило о крайнем замешательстве.
Миссис Уинстенли извинилась за беспокойство.
Что вы, никакого беспокойства, не тревожьтесь, — отвечал Давид. — Вы хотели о чем-то спросить?
Хозяйка опустила глаза.
— Мы с мистером Уинстенли женаты четыре года, но у нас до сих пор нет детей.
— Хм, — мгновение Давид размышлял. — Возможно, кто-то из вас двоих не расположен к супружеской близости?
— Нет, — миссис Уинстенли вздохнула, — по крайней мере, от этой обязанности мой муж не уклоняется.
Затем Давид задал обычные вопросы, которые задают в подобных случаях доктора. Миссис Уинстенли отвечала без ложной стыдливости.
— Насколько я могу судить, беспокоиться не о чем, — сказал Давид. — Не вижу причины, почему бы вам не понести. Берегите здоровье, миссис Уинстенли. Не падайте духом, и возможно…
— А я так надеялась… — миссис Уинстенли запнулась, — так надеялась, что, поскольку вы иностранец, возможно, вы знаете что-нибудь, чего не знают наши английские доктора! Ради ребенка я готова на все, согласна вытерпеть любую боль! Только об этом и думаю! Люси считает, что мне нужно есть морковь и пастернак и что я должна кормить этими овощами мистера Уинстенли.
— Зачем?
— Потому что они похожи на маленьких человечков.
— Ах, да, разумеется, понимаю. Пожалуй, это не принесет вреда.
Давид простился с миссис Уинстенли так сердечно, как позволяло их краткое знакомство. Он нежно сжал руку женщины и сказал, что верит в нее. Ее надежды обязательно осуществятся, ибо никто в целом свете не заслуживает этого больше.
- Предыдущая
- 34/42
- Следующая
