Дамы из Грейс-Адье и другие истории - Кларк Сюзанна - Страница 39

• Предыдущая
• 39/42
• Следующая

Графиня вежливо восхитилась рисунками, но какой из них выбрать — почему-то не посоветовала.

С того самого дня королева, графиня и миссис Сетон ежеутренне собирались у окна и садились за рукоделие.

Эти встречи и долгие часы корпения над пяльцами очень их сблизили. Королева отправила Елизавете пару перчаток, которые расшила изображениями морских змеев в голубых и серебряных волнах. Зубы крошечных чудовищ были острее острого, и все же Елизавета осталась невредима и даже не утонула.

В письмах государыне граф Шрусбери сообщал, что королева Шотландии проводит дни в совершенно невинных занятиях. Сказать по правде, это было не совсем так. В свободное от рукоделия время королева Мария вела тайную переписку с английскими заговорщиками (мечтающими, как и она, уничтожить Елизавету), а также французским и испанским королями, любезно приглашая их пойти на Англию войной. Притом она не забывала восхищаться искусностью графини и при всяком случае заговаривала о черно-белой клетке.

Шли годы. Елизавета здравствовала, на Англию никто не нападал. Королева Шотландии устала расточать графине комплименты. Миссис Сетон она сказала так: «Пусть упорствует — не одна она умеет накладывать чары. А будет и впредь отказывать мне в помощи — может пенять на себя. В конце концов, я знаю, что ей всего дороже».

И вот королева уложила свои каштановые волосы, надела бархатное платье сливового оттенка, расшитое серебром и жемчугом. Потом она пригласила графа к себе в комнату, усадила рядом и с улыбкой стала рассказывать, как ему признательна — больше, чем кому-либо из опекавших ее джентльменов. День за днем королева воспевала его на все лады, пока окончательно не вскружила голову бедному старику.

Миссис Сетон недоумевала, наблюдая за ней.

— Вы считаете, что графине дороже всего любовь мужа? — спросила она королеву. 

— Муж? — рассмеялась та. — Как бы не так! Кто говорил о мужьях? Нет, ей дороги его деньги и угодья. Она спит и видит, что все это перейдет к ее детям и внукам.

Как и ожидалось, скоро графиня узнала о происходящем, однако ее круглое крестьянское лицо не выразило и намека на досаду. Когда дамы в очередной раз собрались за вышивкой, королева воскресила старую тему о том, каким подарком можно угодить Елизавете.

— Юбкой, — ответила графиня самым убедительным тоном. — Нижней юбкой из белого атласа. Ее величество очень любит обновки.

Королева улыбнулась.

— Как и все мы. А что же выбрать для украшения?

— Пусть она будет усыпана мелкими розовыми гвоздиками, — ответила графиня.

— Розовыми гвоздиками? — переспросила Мария Шотландская.

— Именно так.

Немного поколебавшись (ибо ей куда больше импонировали пауки и ядовитые гады), королева все-таки расшила белую атласную юбку крошечными гвоздиками, после чего отправила своей кузине Елизавете в подарок. Не прошло и месяца, как она узнала, что Елизавета заболела оспой. Подумать только: вся ее кожа пошла мелкими язвочками! Мария Шотландская даже захлопала в ладоши от радости.

Следующие неделю-другую королева составляла список первых вельмож и епископов Англии. Она вспоминала, кто был к ней добр, а кто — нет, и загадывала, кого наградит, оказавшись у власти, а кого — сгноит в Тауэре.

Одним ненастным днем, когда ветер дул во все щели, а в окна хлестал ливень, в покой королевы вошла без предупреждения графиня. Глаза ее сияли торжеством. Она объявила, что получила известия из дворца.

— Советники и министры Елизаветы, — сказала она, — были крайне напуганы болезнью ее величества. Больше всего их страшила мысль, что английский трон достанется королеве Шотландии. — Как известно, — безжалостно объяснила графиня, — они ненавидят вас всей душой и боятся тех бедствий, какие неминуемо принесет стране ваше правление. Поэтому они подписали закон, согласно которому вы никогда не будете королевой Англии. Они отказали вам в праве престолонаследия!

Королева застыла, как вкопанная.

— Но Елизавета… она разве не умерла? — вымолвила наконец Мария Шотландская.

— Нет-нет. Ее величеству много, много лучше, чему все мы искренне рады.

Королева в полузабытьи пробормотала молитву.

— А как же розовые гвоздики? — спросила она.

— Ее величество весьма недовольна вашим подарком, — отозвалась графиня. — Вышивка в дороге совершенно распустилась. — Она бросила уничижительный взгляд на фрейлину. — Полагаю, миссис Сетон не затянула узелки, как следовало.

Дружбе между королевой Шотландии и графиней Шрусбери пришел конец.

Той же ночью, когда королева лежала в постели, полы балдахина внезапно качнулись, словно от дуновения ветра. Голые ветви деревьев на фоне луны походили на гигантскую черную штопку, словно весь замок опутан нитками, и она вместе с ним. От страха королеве начало мерещиться, что жуткие черные стежки зашили ей веки, заплели горло и стянули пальцы, отчего руки превратились в никчемные, уродливые лоскуты.

На ее вопль сбежалась прислуга.

— Elle m’a cousuе а mon lit! Elle m’a cousuе а mon lit! — кричала Мария Шотландская. (Она пришила меня к постели! Она пришила меня к постели!) Её успокоили и объяснили, что ничего такого графиня не делала.

С тех пор королева больше не пыталась похитить расположение старого графа.

Приблизительно годом позже граф перевез узницу из своего замка в новый четсвортский дом графини. По приезде он, улыбаясь, показал ей наборный пол, уложенный по настоянию супруги, — в виде шахматной доски из плит черного и белого мрамора.

Королева вздрогнула, вспомнив плачевную участь юноши, которому подарили такой же клетчатый плащ.

— Здесь я не пойду, — сказала она.

Граф посмотрел на нее, словно не понимая, в чем дело. Когда вскоре выяснилось, что все входы в дом выложены черно-белым шахматным узором, королева заявила, что останется на пороге. Чего только не делал бедный граф — даже рвал на себе седины (и без того нечастые), но королева упорно отказывалась идти по клетке. Ей вынесли стул, на который она тут же села и осталась мокнуть под дербиширским дождем, пока граф не позвал рабочих, и те не вырыли все мраморные плиты.

— В чем же дело? — допытывался граф у шотландской и французской прислуги, но получал в ответ только недоуменное молчание.

Королева никогда не думала, что жизнь может быть так пуста.

Сколько стараний было положено, чтобы прибрать к рукам тот или иной европейский трон, женить на себе того или иного влиятельного вельможу, — и все без толку; и каждый раз Марии чудилось звонкое «чик-чик-чик» Елизаветы, кромсающей нити ее усилий, и тихое «штоп-штоп-штоп» графини, зашивающей ее в канву темницы-Англии. Однажды вечером она рассеянно глядела на вышитую шпалеру у себя в комнате. Вышивка изображала античную даму в окружении челяди, застигнутую ужасным бедствием. Взгляд королевы упал на одну из служанок античной дамы — несчастная убегала, панически воздев руки. Дыханием ветерка шпалеру то и дело раскачивало в опасной близости от стоящей на сундуке свечи, отчего казалось, будто вышитая фигурка жаждет броситься в пламя.

«Она устала, — подумалось королеве. — Устала быть втиснутой в канву отчаяния и бессилья».

Королева привстала и, незаметно для слуг, слегка придвинула подсвечник к полотну. Еще одно дуновение ветерка — и вышивка загорелась.

Увидев лижущее ткань пламя, фрейлины разом вскрикнули, а придворные принялись раздавать друг другу команды. Они умоляли королеву покинуть комнату, скрыться от опасности, но госпожа оставалась недвижимой, точно алебастровая статуя. Она не сводила глаз с вышитой фигурки, глядя, как та исчезает в пламени.

— Вот! — прошептала королева фрейлинам. — Отныне она свободна.

На следующий день Мария Шотландская сказала своей служанке:

— Теперь я знаю, что делать. Принеси мне красного бархату — самого яркого, какой только найдешь. И шелковых нитей — багряных, как предрассветное зарево. С тех пор неделя за неделей сидела королева у окна. В руках у нее лежал алый бархат, и расшивала она его багряным, как заря, шелком.

• Предыдущая
• 39/42
• Следующая