Дагги-тиц - Крапивин Владислав Петрович - Страница 7

• Предыдущая
• 7/47
• Следующая

Марьяна больше не пыталась поднять руку на Дагги-Тиц (попробовала бы только!). А та появлялась в комнате каждый день. Каждый раз – неизвестно откуда. Чаще всего вечером. И садилась на маятник. Или на леску. А иногда – на Инкино колено или на руку – гуляла по ней от локтя до запястья. Погуляет – и снова к ходикам. Видать, она подружилась не только с мальчишкой, но и с часами…

Инки поставил на подоконник посудинку с едой для мухи – пивную пробку с молоком. И молоко регулярно менял. Муха иногда садилась на краешек пробки – питалась. А потом опять качалась на маятнике или гуляла по леске…

Однажды муха не появилась – ни вечером, ни на следующее утро, и, конечно, Инки заподозрил Марьяну:

– Это ты ее прогнала? Или пришибла!

Марьяна искренне завопила, что она не сумасшедшая и не самоубийца, чтобы связываться со свихнувшимся мальчишкой и его заразой. Потом беды не оберешься!

– Небось сама околела где-нибудь! Или воробей склевал…

Инки и сам понимал: мушиная жизнь полна риска. Мало ли что может случиться с такой крохой. А Марьяна – это было видно – и в самом деле ни при чем. Но все равно Инки смотрел на нее косо.

К счастью, назавтра Дагги-Тиц появилась как ни в чем не бывало. И с той поры навещала Инки каждый день. А потом и вообще поселилась у него в комнате, исчезала лишь ненадолго.

Наверно, понимала, что скоро лету конец и зимовать лучше под крышей. И, кажется, ей было хорошо с Инки, так же, как ему с ней…

Он лежал вечером, смотрел, как Дагги-Тиц качается под ходиками, и думал о чем-нибудь спокойном. Например, о семенах белоцвета, которые плавают в теплом воздухе августа. Или об улице Строительный Вал с черным котенком на трубе (впрочем, котенок, наверно, уже вырос, но и взрослый кот на трубе – тоже хорошо…).

Потом пришел неизбежный сентябрь. Марьяна погладила Инки белую рубашку, вытащила из шкафа и почистила его прошлогодние (вполне еще приличные) джинсы и посоветовала:

– Старайся в этом году, Сосед… – И даже погладила по плечу. Инки дернул плечом и отправился в четвертый класс.

Оказалось, что Анны Романовны в школе уже нет, уехала куда-то. Вместо нее была теперь Таисия Леонидовна – с лицом, похожим на нос ледокола, и с таким же характером. Она сразу принялась наводить порядок. Формы в этой школе не было, но Таисия заявила:

– Чтобы все были в однотонных рубашках и чтобы никаких джинсов!

На следующий день она воткнулась глазами в „нарушителя“ Гусева:

– Я, кажется, вчера сказала: „Никаких джинсов!“

– А в чем ходить, если других штанов нету?

– Пусть родители купят! Это их проблемы, а не мои!

– А где они, родители-то? – сказал Инки. С Анной Романовной было проще, та знала про жизнь ученика Гусева.

– Что значит „где“? Ты меня спрашиваешь? Тебе лучше знать… А с кем ты живешь?

– С соседкой, – слегка злорадно сообщил Инки.

Таисия не дрогнула. Может, не поверила.

– Вот и скажи соседке, что в джинсах я тебя больше не пущу.

– В трусах, что ли, ходить?

– Хоть без трусов! А такого наряда чтобы я больше не видела!

Инки пожал плечами и стал надевать старые летние штаны со всякими хлястиками и подвесками у колен (наполовину оборванными). Таисия смотрела сцепив зубы, но принципиально молчала. Пока стояло тепло, можно было терпеть. Но во второй неделе сентября сразу навалился холод, с дождем и даже со снежной крупой. Утром Инки остался в постели и заявил, что на уроки не пойдет.

– Больно надо чахотку наживать…

Муха на маятнике одобрительно молчала. Ходики (тоже одобрительно) соглашались: „Дагги-тиц, дагги-тиц…“

Марьяна запричитала:

– Почему ты раньше-то молчал? Всегда строишь из себя непонятно кого…

Созвонилась с матерью, договорилась о деньгах, потащила Инки в магазин „Леопольд“. Купили синий костюм с брюками и пиджаком. Ладный такой, Инки он понравился. Тот даже поулыбался и сказал Марьяне спасибо.

Но красивым и новым костюм оставался всего три дня. На четвертый брюки пострадали в драке.

Впрочем, это и не драка была даже, а просто битье…

Инки жил на краю большого Краснореченска, в поселке Столбы. Краснореченск – он многолюдный, просторный и в центре даже красивый, но Инки там бывал редко. А Столбы – место тихое, с густыми рябинами вдоль заборов, с улицами, лежащими между Афонинским озером и пустырями, за которыми темнел корпус заброшенной Сетевязальной фабрики. На улицах было зелено, только на той, где стоял Инкин дом – на Новорыночной, – почему-то повырубали большие деревья, и теперь там часто гулял пыльный ветер.

Дом был двухэтажный, давней постройки, с облезлой штукатуркой. Позади дома – тесный, всегда завешанный бельем двор. Белье сушилось спокойно – мальчишек, которые любят гонять мяч и попадать им в сырые простыни и подштанники, в этом дворе не водилось.

В середине дома строители проделали широкую арку – проезд со двора на улицу. Инки эту арку не любил. Из нее, как только подойдешь, выплескивался навстречу недобрый ветер. Это в любое время, если даже везде стояло безветрие. Летом он – душный, пахнущий бензином. Зимой – кусающий за щеки, сочащийся под ворот и за пазуху. Весной и осенью – противный, как мокрая крыса, которая лезет за шиворот (с Инки такого не случалось, но крысу он представлял отчетливо). Каждый раз толчок воздуха напоминал Инки: надо ждать неприятностей. Поэтому Инки старался уходить со двора не через арку, а через дыру в заборе за сараями. Однако нынче он опаздывал на уроки, а от арки до школы – самая короткая дорога.

На этот раз сырой, с моросью, ветер пообещал: „Сегодня, Смок, хорошего не жди…“ И не обманул. Подходя к школьной бетонной решетке с калиткой, Инки понял, что сейчас его будут бить.

Понимание это было привычным, как боль от старой болячки. Не страшное даже, а нудное до отвращения.

Шагах в пяти от калитки он увидел трех семиклассников. Они стояли у старого телеграфного столба без проводов. (Таких столбов было почему-то много в окрестностях – может, потому у поселка и название такое; деревья вот зачем-то спилили, а столбы торчат и торчат.)

Семиклассники были „те самые“ – Бригада и его дружки – Ящик и Чебак. Известные как „трясуны“ (те, кто денежки трясет с младших пацанов) и „ва-аще крутые“. По правде, „крутыми“ они не были. Настоящие „крутые“, те, кто в десятом и одиннадцатом, к маленьким не вязались, у них – свои серьезные дела и сложные отношения. А такие вот, вроде Бригады, то и дело „качали доход“ с тех, кто поменьше. С ними в общем-то и не спорили – легче откупиться.

Но Инки откупаться было нечем. Да и противно…

Ну и нынче как всегда.

– Смок, притормози, – сказал Ящик. И приятельски улыбнулся толстыми губами, желтыми зубами.

Инки хотел проскользнуть, но, конечно, не удалось. Чебак ухватил его за пиджак.

– Стой, когда велят. Непонятливый, да? – Рыбьи глазки у него стали веселыми. Ожидалось хотя и пустяковое, но все же развлечение.

– Чё надо… – безнадежно сказал Инки.

– Пятачок найдется? – ласково спросил Бригада. Он был гладко причесанный, аккуратный такой. Глянешь со стороны – прямо образцовый ученик, радость педагогов. Только модные джинсы его нарушали школьные правила. Но для Бригады эти правила разве указ?

Инки сказал, что пятачка (то есть пятирублевой денежки) у него нет. Дома не дают, а сам он их не делает.

– А ну-ка поглядим… – Бригада умело зашарил в карманах нового Инкиного костюма (а Ящик и Чебак держали Инки за локти и плечи). Спорить и трепыхаться в таких случаях не полагалось, но Инки не выдержал, дернулся, пихнул Чебака коленом. Понимал, что себе дороже, но каждый раз не мог удержаться.

– Уй ты кака-ая! – радостно провыл Чебак всем известную фразу. И дал Инки по загривку. А Бригада умело (видать, папа тренировал) ухватил его за воротник, ударил кроссовкой под коленки и уронил носом в жухлую траву у столба. Теперь оставалось полежать так с полминуты, подождать, когда пнут раз-другой и уйдут. Долго это тянуться не могло: все-таки школа рядом, идут мимо не только ученики, но и учителя. Да и старшеклассники могли вмешаться, проявить на ходу мимолетное благородство…

• Предыдущая
• 7/47
• Следующая