Популярная история медицины - Грицак Елена Николаевна - Страница 49

• Предыдущая
• 49/119
• Следующая

Каждое утро горожане опорожняли ночные горшки прямо из дверей или окон, порой выливая пахучую жидкость на голову прохожему. Однажды такая неприятность случилась с французским королем Людовиком IX. После этого монарх издал указ, разрешавший жителям Парижа выливать нечистоты в окно только после троекратного окрика «Берегись!». Вероятно, парфюмерию изобрели для того, чтобы легче переносить зловоние: первые духи выпускались в виде ароматических шариков, которые средневековые аристократы прикладывали к носу, проезжая по городским улицам.

Голландский теолог Эразм Роттердамский (1467–1536 годы), посетивший Англию в начале ХVI века, навсегда остался ярым противником британского образа жизни. «Все полы здесь из глины и покрыты болотным камышом, — рассказывал он друзьям, — причем подстилку так редко обновляют, что нижний слой нередко лежит десятилетия. Он пропитан слюной, рвотой, мочой людей и собак, пролитым элем, смешан с объедками рыбы и другой дрянью. Когда меняется погода, от полов поднимается смрад, по моему мнению, весьма неполезный для здоровья».

В одном из описаний Эразма Роттердамского говорилось об узких, напоминающих извилистые лесные тропинки улочках Лондона, едва разделявших высокие дома, нависшие по обеим сторонам. Непременным атрибутом «тропинок» был мутный поток, в который мясники бросали требуху, мыловары и красильщики сливали ядовитые остатки из чанов. Грязный ручей вливался в Темзу, в отсутствие канализации служившую сточной канавой. Ядовитая жидкость просачивалась в землю, отравляя колодцы, поэтому лондонцы покупали воду у разносчиков. Если традиционных 3 галлонов (13,5 литров) хватало на питье, приготовление пищи и ополаскивание ночных горшков, то о купании, стирке и мытье полов приходилось только мечтать. Малочисленные бани того времени одновременно являлись борделями, поэтому благочестивые горожане предпочитали мыться дома, устраивая купальню перед камином один раз в несколько лет.

Весной города населяли пауки, а летом одолевали мухи. Деревянные части зданий, полы, постели, платяные шкафы кишели блохами и вшами. Одежда «цивилизованного» европейца была чистой только после покупки. Бывшие крестьяне стирали согласно деревенскому обычаю, используя смесь навоза, крапивы, цикуты и мыльной крошки. Обработанная подобной субстанцией одежда смердела хуже, чем грязная, оттого ее стирали в случае крайней необходимости, например после падения в лужу.

Пандемия чумы предоставила медикам XIV столетия огромный материал для изучения чумы, ее признаков и способов распространения. В течение долгих веков люди не связывали повальные болезни с антисанитарными условиями существования, приписывая недуги божественному гневу. Только самые отважные лекари пытались применить хоть и примитивную, но реальную терапию. Пользуясь отчаянием родственников зараженного, многочисленные самозванцы «из числа кузнецов, ткачей и женщин» «лечили» посредством магических ритуалов. Невнятно бормоча молитвы, часто применяя сакральные знаки, знахари давали больным снадобья сомнительного свойства, одновременно взывая к Богу.

В одной из английских хроник описана процедура излечения, во время которой уже лекарь читал заклинания сначала в правое ухо, затем в левое, следом в подмышечные впадины, не забывал пошептать в заднюю часть бедер, и заканчивал врачевание произнесением «Отче наш» рядом с сердцем. После этого пациент, по возможности собственной рукой, писал на листе лавра сакральные слова, подписывал свое имя и клал лист под голову. Подобная процедура обычно завершалась обещанием быстрого выздоровления, но больные умирали вскоре после ухода лекаря.

Эразм Роттердамский одним из первых отметил взаимосвязь гигиены и распространения повальных болезней. На примере англичан богослов осуждал дурные обычаи, способствовавшие переходу отдельных недугов в эпидемии. В частности, критиковались переполненные, плохо проветриваемые гостиницы, где даже днем стоял полумрак. В лондонских домах редко менялось постельное белье, домашние пили из общей чашки и целовались со всеми знакомыми при встрече на улице. Общество принимало воззрения голландского теолога с сомнением, подозревая в его словах отсутствие веры: «Он слишком далеко зашел, подумать только, он говорит, что распространению заразы содействуют даже такие священные традиции, как исповедь, омовение детей в общей купели, паломничество к дальним гробницам! Его ипохондрия известна; на предмет собственного здоровья он переписывается с большим количеством докторов, посылая ежедневные отчеты о состоянии мочи».

После опустошительной эпидемии XIV века ученым пришлось признать инфекционный характер чумы и начать разработку мер по предотвращению ее распространения. Первые карантины (от итал. quaranta gironi — «сорок дней») появились в портовых городах Италии в 1348 году. По распоряжению магистратов приезжих вместе с товаром задерживали на 40 дней. В 1403 году итальянцы организовали на острове Лазаря стационар, где монахи ухаживали за пациентами, заболевшими на морских судах во время вынужденного задержания. Позже подобные больницы стали называться лазаретами. К концу XV столетия в королевствах Италии действовала разумная карантинная система, позволявшая без затруднений изолировать и лечить людей, приезжавших из зараженных стран.

Идея изоляции инфекционных больных, вначале касавшаяся чумы, постепенно распространилась на другие заболевания. Начиная с XVI века монахи ордена Святого Лазаря принимали в свои больницы прокаженных. После бесславного завершения Крестовых походов в Европе появилась проказа (лепра). Страх перед неизвестным заболеванием, уродовавшим не только облик, но и психику человека, определил нетерпимое отношение к несчастным со стороны общества, светских и церковных властей. В настоящее время выяснено, что лепра не столь заразна, как ее представляли средневековые обыватели. Еще не зарегистрировано ни одного случая заражения врачей или санитарок в современных лепрозориях, хотя персонал находится в непосредственном контакте с инфицированными.

Период от заражения до смерти часто длился несколько десятков лет, но все томительные годы больной человек официально считался умершим. Прокаженных публично отпевали в храме и объявляли мертвыми. До появления приютов эти люди собирались в колониях, устроенных вдали от любых поселений на специально отведенных участках. «Мертвым» запрещали работать, однако позволяли просить подаяние, пропуская за городские стены только в назначенные дни. Одетые в черные хламиды и шляпы с белой лентой, прокаженные скорбной процессией ходили по улицам, отпугивая встречных звоном колокольчика. Делая покупки, они молча указывали на товар длинной тростью, а на узких улочках прижимались к стенам, сохраняя предписанное расстояние между собой и прохожим.

По окончании Крестовых походов проказа распространилась по Европе в невиданных масштабах. Такого количества больных не было в древности и не будет в будущем. Во времена правления Людовика VIII (1187–1226 годы) на территории Франции работало 2 тысячи приютов для прокаженных, а на континенте их было около 19 тысяч. С началом Ренессанса заболеваемость лепрой стала ослабевать и почти исчезла в Новое время. В 1892 году мир потрясла новая пандемия чумы, но болезнь возникла и осталась в Азии. Индия потеряла 6 млн. своих граждан, через несколько лет чума появилась на Азорских островах и дошла до Южной Америки.

Помимо «черной смерти», жители средневековой Европы страдали от «красной смерти», называя так моровую язву. Согласно греческой мифологии, царь острова Крит, внук легендарного Миноса, однажды во время бури обещал Посейдону за возвращение домой принести в жертву первого встречного. Им оказался сын правителя, но жертва посчиталась неугодной, и боги покарали Крит моровой язвой. Упоминание об этой болезни, которую часто считали одной из форм чумы, встречалось в древнеримских хрониках. Эпидемия моровой язвы началась в осажденном Риме 87 года до н. э., став следствием голода и отсутствия воды. Симптоматика «красной смерти» описана в рассказе американского писателя Эдгара По, представившего болезнь в образе фантастического существа: «Уже давно опустошала Англию Красная смерть. Ни одна эпидемия еще не была столь ужасной и губительной. Кровь была ее гербом и печатью — жуткий багрянец крови!

• Предыдущая
• 49/119
• Следующая