Избранное. Компиляция. Книги 1-11 (СИ) - Пулман Филип - Страница 15

А потом они пошли за покупками. Все в этот замечательный день было ново для Лиры, но от магазина у нее просто закружилась голова. Войти в огромное здание, где полно красивой одежды и тебе позволяют ее примерять, где ты смотришь на себя в зеркала… И одежда такая чудесная… Вещи к Лире приходили через миссис Лонсдейл и в большинстве были ношеные, чиненые. Ей редко доставалось что-нибудь новое, а когда доставалось, то выбрано оно было из соображений прочности, а не красоты. Самой же ей выбирать никогда не приходилось. А тут миссис Колтер то предлагала одно, то хвалила другое и платила за все, снова и снова…

К концу Лира совсем раскраснелась, и глаза у нее блестели от усталости. Большую часть покупок миссис Колтер велела упаковать и доставить на дом, но несколько вещей они взяли с собой.

Потом ванна с пышной душистой пеной. Миссис Колтер зашла, чтобы вымыть Лире голову, и при этом не скребла и не терла, как миссис Лонсдейл. Она действовала мягко. Пантелеймон наблюдал с громадным любопытством, пока миссис Колтер не взглянула на него, и, поняв, что она хотела сказать, он скромно отвернулся, отвел взгляд от этих женских таинств, так же, как золотая обезьяна. До сих пор он никогда не отворачивался от Лиры.

Потом, после ванны, теплый напиток с молоком и травами, новая фланелевая ночная рубашка с цветочным узором и оборками на подоле, голубые овчинные шлепанцы, потом постель.

И какая мягкая постель! Какая нежная, с антарной лампой на тумбочке! И какая уютная спальня с шкафчиками, туалетом и комодом, где разместится ее новая одежда, и ковер от стены до стены, и миленькие занавески, все в звездах, полумесяцах и планетах! Лира лежала не шевелясь, не могла заснуть от усталости; радостные впечатления переполняли ее, не оставляя места ни для каких вопросов.

Когда миссис Колтер ласково пожелала ей спокойной ночи и вышла, Пантелеймон дернул ее за волосы. Она отмахнулась, а он шепнул:

— Где вещь?

Она сразу поняла, о чем он. Ее старое поношенное пальто висело в гардеробе; через несколько секунд она снова была в постели и, сидя по-турецки под лампой, разворачивала черный бархат, чтобы рассмотреть подарок Магистра. Пантелеймон внимательно следил за ней.

— Как он его назвал? — прошептала она.

— Алетиометр.

Спрашивать, что это значит, не имело смысла. Тяжелый прибор лежал у нее в руках, блестя хрусталем и тонко отшлифованной медью. Он был очень похож на часы или на компас — со стрелками и циферблатом, только вместо часов или румбов на циферблате были маленькие красочные изображения, сделанные как будто тончайшей собольей кисточкой. Она поворачивала циферблат в руках и рассматривала их все по очереди. Там был якорь, песочные часы с черепом наверху, бык, улей… Всего тридцать шесть, и она представить себе не могла, что они означают.

— Смотри, колесико, — сказал Пантелеймон. — Попробуй их завести.

На самом деле там было три заводные головки с насечкой, и каждая из них вращала одну из трех маленьких стрелок, двигавшихся по циферблату с приятными мягкими щелчками. Их можно было навести на любую картинку, и, установившись точно на центр ее, стрелка слегка застревала.

Четвертая стрелка была длиннее и тоньше и сделана из более тусклого металла, чем короткие. Ее движениями Лира вообще не могла управлять: она поворачивалась, куда хотела, как стрелка компаса, только никогда не успокаивалась.

— «Метр» — это значит, он меряет, — сказал Пантелеймон. — Как термометр. Помнишь, Капеллан объяснял.

— Это-то понятно, — прошептала она в ответ. — Но только для чего он?

Понять было невозможно. Лира долго наводила стрелки на разные символы (ангел, шлем, дельфин; глобус, лютня, циркуль; свеча, молния, лошадь) и наблюдала за беспорядочным и безостановочным блужданием длинной стрелки. Понять ничего не могла, но сложность прибора и разнообразие картинок только подогревали ее любопытство. Чтобы быть поближе, Пантелеймон сделался мышью и, положив крохотные лапки на край стекла, черными глазами-бусинками наблюдал за блужданием стрелки.

— Что, по-твоему, Магистр хотел сказать про дядю Азриэла? — спросила она.

— Может, мы должны сохранить его и отдать дяде?

— Да ведь Магистр собирался его отравить! Может, наоборот — может, он хотел сказать: не давай ему.

— Нет, — возразил Пантелеймон, — это ей он велел не показывать…

Осторожно постучали в дверь. Раздался голос миссис Колтер:

— Лира, на твоем месте я погасила бы свет. Ты устала, а завтра у нас много дел.

Лира живо сунула алетиометр под одеяло.

— Хорошо, миссис Колтер.

— Тогда спокойной ночи.

— Спокойной ночи.

Она улеглась и выключила лампу. Но прежде чем уснуть, запихнула алетиометр под подушку, на всякий случай.

Следующие несколько дней Лира ходила с миссис Колтер повсюду, словно сама была ее деймоном. Миссис Колтер знала множество людей и встречалась с ними в самых разных местах. Утром это могло быть собрание географов в Королевском Арктическом Институте, и Лира сидела и слушала; потом миссис Колтер могла встретиться с политиком и церковнослужителем в дорогом ресторане за обедом, и они проявляли к Лире большой интерес, заказывали для нее особые блюда, а она училась есть спаржу и узнавала, каково на вкус сладкое мясо. А во второй половине дня опять могли пойти за покупками, потому что миссис Колтер готовилась к экспедиции, и надо было покупать меха, непромокаемую одежду и ботинки, спальные мешки, ножи и чертежные инструменты, восхищавшие Лиру. После этого они иногда встречались за чаем с дамами, так же хорошо одетыми, как миссис Колтер, но не обладавшими ее красотой и совершенствами, — дамами, совсем не похожими на женщин-ученых, или цыганских матерей с лодок, или служанок в Колледже, словно они принадлежали совсем к другому полу, наделенному такими восхитительными качествами, как элегантность, обаяние, изысканные манеры. Для этих встреч Лиру одевали в самое лучшее, а дамы баловали ее и вовлекали в свои утонченные беседы, всегда касавшиеся людей: то художника, то политика, то какой-то влюбленной пары.

А вечером миссис Колтер иногда брала Лиру в театр, и снова тут были во множестве светские люди, которые беседовали с ней и восхищались ею, потому что миссис Колтер знала как будто бы каждого важного человека в Лондоне.

В промежутках между этими выходами миссис Колтер преподавала ей начатки географии и математики. В учености Лиры были большие пробелы — она напоминала карту мира, сильно изъеденную мышами; в Иордане ее учили отрывочно и бессистемно: Младшему Ученому поручалось поймать ее и чему-то там научить, скучные уроки продолжались неделю, а потом, к облегчению наставника, она «забывала» явиться. А то сам Ученый забывал, что ей надо преподать, и подолгу растолковывал ей тему своих нынешних исследований, все равно каких. Неудивительно, что познания ее были клочковатыми. Она знала об атомах и элементарных частицах, об антаромагнитных зарядах, о четырех основных взаимодействиях и кое-что из других разделов экспериментальной теологии, но ничего — о Солнечной системе. А когда миссис Колтер поняла это и объяснила ей, что Земля и остальные пять планет вращаются вокруг Солнца, Лира даже захохотала, словно это была шутка.

Однако ей очень хотелось показать, что и она кое о чем осведомлена, и когда миссис Колтер стала рассказывать об электронах, она с важным видом объявила:

— Да это отрицательно заряженные частицы. Вроде Пыли, только Пыль не обладает зарядом.

Как только она это произнесла, деймон миссис Колтер резко поднял голову, поглядел на нее, и весь золотой мех на его маленьком теле встал дыбом, будто заряженный. Миссис Колтер положила руку ему на спину.

— Пыль? — повторила она.

— Да ну, знаете, из космоса — Пыль.

— Что ты знаешь о Пыли, Лира?

— Ну, она прилетает из космоса и освещает людей, если снимать ее специальной камерой. Только не детей. На детей она не действует.