Избранное. Компиляция. Книги 1-11 (СИ) - Пулман Филип - Страница 45

Дверь была двойная, с глубоким тамбуром, чтобы не выходило тепло. Когда они прошли за вторую дверь, Лире стало нестерпимо жарко, она распахнула мех и откинула капюшон. Они очутились в небольшой комнате, из которой налево и направо уходили коридоры, а напротив двери стоял письменный стол, как у регистратора в больнице. Все было ярко освещено — сплошная глянцевая белизна и нержавеющая сталь. Пахло едой — знакомой едой, беконом и кофе, но под этим чувствовался и больничный, лекарственный запашок, а от стен исходило слабое непрерывное гудение, почти неслышное — такой звук, что либо привыкаешь к нему, либо сходишь с ума.

Пантелеймон-щегол шепнул ей на ухо:

— Будь глупой и вялой. Совсем тупой.

На нее смотрели взрослые: мужчина, который ее привел, еще один в белом халате и женщина в костюме медицинской сестры.

— Англичане, — сказал первый, — видимо, торговцы.

— Как всегда, охотники? Обычным порядком?

— То же племя, насколько я понял. Сестра Клара, вы не займетесь э-э маленькой?

— Конечно, доктор, — сказала сестра, и Лира послушно пошла за ней.

Они шли по короткому коридору — с правой стороны были двери, а слева столовая, откуда доносились голоса, стук ножей и вилок и запахи кухни. Сестра' была примерно того же возраста, что миссис Колтер, энергичная, толковая, деловитая: такая может зашить рану и сменить повязку, но никогда не расскажет истории. Ее деймоном (Лиру обдало холодком, когда она его заметила) была белая собачка, семенившая рядом (и через секунду Лира уже не могла понять, отчего ее обдало холодком).

— Как тебя зовут, моя милая? — спросила сестра.

— Лиззи.

— Лиззи, и все?

— Лиззи Брукс.

— И сколько тебе лет?

— Одиннадцать.

Лире говорили, что она мала для своих лет — в каком смысле, она не понимала, но это никак не ущемляло ее достоинства. Сейчас она сочла, что этим удобно воспользоваться — так проще будет изображать себя застенчивой, робкой и ничтожной, — и, входя в комнату, нарочно съежилась.

Она ожидала расспросов: откуда ты, как очутилась здесь — и заранее готовила ответы; однако у сестры отсутствовало не только воображение, но и любопытство. Можно было подумать, что Больвангар находится на окраине Лондона и дети прибывают сюда все время, — так мало интереса проявляла она к Лире. Нахальненький деймон семенил у ее ног, такой же деятельный и равнодушный, как она сама.

В комнате стояла кушетка, стол, два стула, шкаф с документами, стеклянный шкаф с лекарствами и перевязочными материалами и ванна. Как только они вошли, сестра сняла с Лиры меховую одежду и кинула на блестящий пол.

— Снимай остальное, милая, — сказала она. — Быстренько осмотрим тебя — здоровенькая ли, складненькая, нет ли обморожений и сопелек, а потом найдем тебе хорошую чистую одежду. И в душ, — добавила она, потому что Лира уже много дней не мылась и не переодевалась, и в тепле это стало особенно ощутимо.

Пантелеймон негодующе захлопал крыльями, Лира остановила его грозным взглядом, и он сел на кушетку. Лира возмущалась, снимая с себя одежду, это было стыдно, но у нее хватило ума скрыть свои чувства и прикинуться тупой и послушной.

— Пояс с деньгами тоже, Лиззи, — сказала сестра и сама расстегнула его сильными пальцами. Она хотела бросить его на кучу одежды, но нащупала алетиометр и остановилась.

— Что это? — Она расстегнула клеенку.

— Просто такая игрушка, — сказала Лира. — Она моя.

— Мы ее не отнимем, не бойся, — сказала сестра Клара, разворачивая черный бархат. — Миленькая. Как компас. А теперь марш в ванную. — Она положила алетиометр и отодвинула шелковую занавеску в углу.

Лира неохотно влезла в теплую воду и намылилась, а Пантелеймон в это время сидел на карнизе. Оба помнили, что ему нельзя быть чересчур шустрым, потому что деймоны вялых людей сами вялые. Когда она помылась и вытерлась, сестра измерила ей температуру, проверила глаза, уши и горло, потом измерила рост, поставила на весы и сделала запись в большом блокноте. Потом выдала Лире пижаму и халат. Они были чистые и добротные, как анорак Тони Макариоса, но тоже ношеные. Лире это было очень неприятно.

— Это не мое, — сказала она.

— Да, милая. Твою одежду надо как следует постирать.

— А мне ее вернут?

— Я надеюсь. Конечно.

— Что это за место?

— Оно называется Экспериментальной Станцией.

Это был не ответ. Лира так бы и сказала и потребовала бы более подробного, но Лиззи Брукс полагалось вести себя по-другому, поэтому она промолчала и равнодушно стала одеваться.

— Я хочу мою игрушку, — упрямо сказала она, когда оделась.

— Возьми ее, милая. А не лучше ли плюшевого медведика? Или хорошенькую куклу?

Она выдвинула ящик, где лежали, как мертвые, какие-то мягкие игрушки. Лира постояла, сделав вид, будто разглядывает их, и взяла тряпичную куклу с бессмысленными глазами. У нее никогда не было куклы, но она знала, что с ними надо делать, и рассеянно прижала ее к груди.

— А мой пояс с деньгами? — сказала она. — Я люблю держать игрушку в нем.

— Так бери, — сказала сестра Клара, продолжая заполнять розовый бланк.

Лира натянула чужую пижаму и застегнула пояс с клеенчатой сумкой.

— А шубу и сапоги? И варежки, и остальное?

— Мы их тебе почистим, — не отрываясь от бумаги, сказала сестра.

Тут зазвенел телефон, и, пока сестра говорила, Лира быстро нагнулась, подобрала жестянку с жуком-шпионом и сунула в сумку с алетиометром.

Она прошла за сестрой в столовую, где стоял десяток круглых столов, все в крошках и липких кружках от стаканов. Грязные тарелки и приборы лежали на стальной тележке. Окон не было, и, чтобы создать иллюзию света и пространства, одну стену обклеили огромной фотограммой тропического берега с ярко-голубым небом, белым песком и кокосовыми пальмами.

Человек, который привел ее, взял поднос из окошка кухни.

— Ешь, — сказал он.

Морить себя голодом не имело смысла, и Лира с удовольствием съела жаркое и пюре. На десерт была чашка с консервированными персиками и мороженое. Пока она ела, человек тихо разговаривал с сестрой за другим столом, а когда кончила, сестра принесла ей стакан теплого молока и забрала поднос.

Мужчина подошел и сел напротив. Его деймон, сурок, не был безразличным и нелюбопытным, как собачка сестры, на смирно сидел у него на плече и слушал.

— Ну что, Лиззи, — сказал он. — Наелась?

— Да, спасибо.

— Я попросил бы тебя рассказать, откуда ты прибыла. Можешь?

— Из Лондона.

— И что ты делала так далеко на севере?

— С папой, — промямлила она. Она сидела потупясь, пряча глаза от сурка, и делала вид, что вот-вот расплачется.

— С папой? Понятно. А что он делает в этой части света?

— Торгует. Мы приехали с грузом новодатского курительного листа, и он покупал меха.

— Твой папа был один?

— Нет. Там были мои дяди и разные другие люди, — неопределенно сказала она, поскольку не знала, что рассказал ему охотник-самоед.

— Зачем же он потащил тебя в такое путешествие. Лиззи?

— Потому что два года назад он возил моего брата и сказал, что в следующий раз возьмет меня, а сам не брал. Я его просила, просила, и он взял.

— А сколько тебе лет?

— Одиннадцать.

— Славно, славно. Ну что ж, Лиззи, тебе посчастливилось. Охотники, что нашли тебя, привезли тебя в самое лучшее место.

— Они меня не находили, — с сомнением сказала Лира. — Там был бой. Их было много, и у них были стрелы…

— Ну, не думаю. Я думаю, ты, наверное, отошла в сторону и заблудилась. Эти охотники нашли тебя одну и привезли прямо сюда. Вот как это было, Лиззи.

— Я видела бой, — сказала она. — Они стреляли стрелами и… Я к папе хочу, — сказала она громче и почувствовала, что в самом деле плачет.

— Тут ты будешь в полной безопасности, пока он не приедет, — сказал доктор.

— Но я видела, они стреляли стрелами!

— Ах, это тебе показалось. Так часто бывает на сильном морозе. Ты уснула, тебе приснился плохой сон, и ты не можешь вспомнить, что было во сне, а что наяву. Там боя не было, не волнуйся. Твой папа жив и здоров, сейчас он тебя ищет и скоро приедет сюда, потому что на сотни километров вокруг нет других мест. Представляешь, какой это будет сюрприз для него, когда он найдет тебя целой и невредимой! А сейчас сестра Клара отведет тебя в спальню, там ты познакомишься с другими девочками и мальчиками, которые заблудились в снегах так же, как ты. Ступай. Утром мы еще немного поговорим.