Дни поздней осени - Сергиенко Константин Константинович - Страница 8

• Предыдущая
• 8/41
• Следующая

Сегодня тетя Туся провела со мной «педагогическую» беседу. Сказала, что я совсем не занимаюсь. До поступления в университет не так уж много, а нужно быть хорошо готовой. Дедушка нервничает, ему хочется, чтобы я сдала отлично.

— Не забывай, что ты внучка профессора Домбровского! — внушала мне тетя Туся.

Испортила все настроение. До обеда сидела в своей комнате, делала вид, что читаю. На самом деле просто смотрела в окно.

После обеда. Сегодня прекрасный денек. Купались и загорали. У меня смугловатая кожа, к сентябрю надеюсь превратиться в негритенка. То-то позавидуют в школе!

На пляже появилась компания, «семеро с ложкой». Каждый подвесил на шею чайную ложку и доволен. Веселые ребята, магнитофон гремит целый день. Вот бы втереться! Там, кажется, есть один симпатичный юноша, года на два постарше.

С Димой, между прочим, не очень повеселишься. Он слишком серьезный. У меня же бывают минуты, когда хочется бегать, дурачиться, танцевать, ни о чем не думать. Хочется-то хочется, а никогда этого не делаю. Хожу с сумрачным видом. Я человек скрытых желаний и неиспользованных возможностей. Вот как!

Ужин был омрачен перепалкой между дедушкой и папой. Спорили из-за какого-то Разуваева. Папа покраснел и пробормотал:

— Я бы ему руки не подал.

— Не суди да не судим будешь, — сказал дедушка. — В наши времена любят рубить сплеча.

— Зато в ваши времена... — начал папа и совсем уж помалиновел.

— Андрей! — испуганно сказала мама.

Папа вскочил и скрылся в своей комнате. Тетя Туся не преминула выступить на стороне дедушки. Она заявила, что папа сорвал все сроки с защитой диссертации, испортил отношения с оппонентами. Причем говорила громко, так, что, разумеется, слышал и папа.

— Спешка ни к чему. Лучше сделать добротно, — примирительно сказал дедушка.

— Но что, если переменится отношение к вопросу? — воскликнула тетя Туся.

Все это грустно. Тетя Туся словно наседка, ей кажется, что дедушку недостаточно обожают. Мама выглядела беспомощной, только смотрела умоляюще.

...22.45. Читала, переводила. Было желание наведаться в «резиденцию», еще не совсем стемнело. Небо похоже на прохладное зеркало, и в нем прокалываются острые звезды. Долго смотрела в раскрытое окно. Одна звезда горит так настойчиво, словно хочет о чем-то поведать. Удивительное это ощущение — представить, что до звезды непостижимо далеко, что она вовсе не яркий камушек, а целая вселенная. Сейчас о смерти подумала. Неужели я тоже умру, как все? Невозможно!

Мрак, мрак. Я сегодня унылая. Предчувствия нехорошие мучают. Спала очень плохо, вскакивала. Казалось, падает потолок, кто-то лезет в окно и прочая чепуха. Проснулась в ужасном настроении. И погода под стать. Мокрый ветер, дождик сеется, холодно.

В зеркало на себя посмотрела, кошмар! Под глазами круги, лицо нездорового цвета. Хоть из комнаты не выходи. Напялила на себя старый свитер, забилась в угол кровати.

А тут как на грех Костычевы с визитом. Костычев-старший последнее время сошелся с моим отцом. Вместе гуляют, беседуют подолгу, а к ним подойдешь — замолкают. Заговорщики!

Мы с Аней позвали Диму на «еловую» террасу. Кое-как привела себя в порядок, даже покрасилась украдкой, но Аня, конечно, заметила.

Затеяли играть в «канасту». Дима, правда, сказал, что карты не очень любит, так что развлекались недолго. Потом пили чай, говорили. Меня все не оставляла смутная тревога. Пыталась понять, в чем дело, и наконец решила, что это связано с Черной дачей. Ветерок тревоги веял оттуда. Но что там могло случиться? Может, крыша протекла и книжки сейчас плавают в луже? Или, еще хуже, компания местных пьяниц наведалась туда с бутылками?

Дима на меня посматривал, и все не просто. Мечтала вот, чтобы в меня влюбились, а теперь и сама не знаю. Неспокойно мне, неспокойно!

На Димины взгляды почти не отвечала, и он стал угрюмым. Я вяло пригласила его заходить, но он ответил, что занят. Аня зло на меня смотрела, а когда Костычевы ушли, сказала:

— Ты хоть бы краситься научилась.

Я попыталась отшутиться, но Аня вовсе перестала со мной говорить. Как будто я виновата!

За обедом совсем плохо ела и получила выговор от мамы. Сплошные напасти! Пошла в мокрый сад, поскользнулась на корнях и шлепнулась, ободрав коленку. Это переполнило чашу. Села на лавку за можжевеловым кустом и разревелась. Так нехорошо стало, что даже на Черную дачу не пошла. Вернулась домой и залегла до вечера.

Перед сном. Немножко успокоилась. Лежу и в небо смотрю. Оно очистилось, в нем заблистала звезда. Нет, ощущение тревоги меня не покинуло. В чем же дело? Боюсь, не усну. И кошмаров ночных опасаюсь. Хоть бы с утра было солнце.

Сегодня потрясающий день! Случилось! Писать не могу до завтра.

Итак, расскажу подробно. Событие стоит того. Вот уж не думала, не гадала! От возбуждения дрожу до сих пор, домашние обратили внимание, и мама спросила: «Что с тобой, Маша?»

А вот что со мной.

Утром вчера проснулась с тяжелой головой, снова кошмары мучили. Позавтракала, бесцельно прошлась по улице и очутилась на Черной даче. Сразу мне показалось: здесь что-то не так. То ли книжки иначе лежали, то ли ставни открыты больше. Быть может, наведался кто? Ничего удивительного, не одну меня тянет в заброшенный дом. Беспокойно стало. Пыталась разведать у господина Блютнера, но он, как всегда, отделывался молчанием.

Уселась в кресло, взяла в руки Пушкина. Тут вот и произошло. Сначала пахнуло ветерком, я услышала, как дверь отворилась. Замерла от страху, боялась голову повернуть, а сзади меня тихо сказали:

— Здравствуйте.

Я повернулась и, как слепая, ничего не вижу, в ответ лепечу:

— Здравствуйте.

— Я вам не помешал?

— Ничего, — говорю с перепугу.

Стоит человек, очень тихо стоит, с видом таким робким. И вежливо поясняет:

— Такое запустение, не знаю, как и устроиться. Приехал пожить.

Я принялась извиняться и бормотать. Мол, я соседка, зашла случайно, посмотреть, все ли в порядке, ведь дача давно пустует.

— Да, очень давно, — сказал он.

— А вы хозяин?

Глупо как-то вопрос прозвучал. Он только плечами пожал. Я, разумеется, подхватилась и бочком-бочком к двери. А он говорит:

— Я вас знаю. Вы были на концерте Шостаковича.

И тут я его разглядела. Тот самый человек в мешковатом костюме!

— Я даже слышал, как вас зовут. Кажется, Маша? Я подтвердила.

— В таком случае зовите меня Алексеем, — сказал он.

Я порывалась уйти, но он все стоял в дверях:

— Вам тут не попадалась серебряная цепочка? Старинная.

Какая еще цепочка? Подумает, что я взяла. Ужасно так неудобно.

— На вас было малиновое платье, — сказал он. — Я так и думал, что когда-нибудь вас увижу.

Ну, в общем, еще раз извинилась и помчалась домой. Только там обнаружила, что томик Пушкина с собой унесла. Ограбление совершила!

В постели лежу, размышляю. Вот так встреча! Он уже взрослый, одет как-то странно, совсем немодно. Столько лет не был на даче и вдруг появился. Спросить бы у мамы, кто тут жил. Но самое удивительное, что видела его на концерте. Запомнила, а он запомнил меня. Зачем он приехал, что будет делать в заброшенном доме? Почему он сказал: «В таком случае зовите меня Алексеем»? В каком случае? Цепочку старинную ищет. Это после стольких лет отсутствия! Или придумал просто?

0.30. Не могу заснуть. Свет включила. С каким удивлением смотрел он на всех в консерватории! Весьма непонятный человек, но, кажется, не нахал. Был со мной вежлив, даже боязлив. Выходит, теперь мне закрыта дорога на Черную дачу. А жаль, я уже привыкла. Господин Блютнер будет скучать без меня. Впрочем, может, тот человек нанесет нам визит, сосед все-таки. Попросит шланг для поливки цветов или еще что. Поживем — увидим. А сейчас постараюсь заснуть. Уже девятнадцатое наступило. Мне по душе это число.

• Предыдущая
• 8/41
• Следующая