Без маршала Тито (1944+) (СИ) - "Д. Н. Замполит" - Страница 52

Не знаю, сумел ли Ранкович выявить всех внутренних недоброжелателей, но по материалам суда можно написать вполне приличную историю народно-освободительной войны, не меньше чем в четырех книгах. А еще ежедневные заседания и говорильня вымотали меня больше, чем месячное отступления с боями. Одно счастье, в зале все время были друзья и знакомые — от оружейника Франьо до проректора Белградского университета и член-корреспондента Академии наук Павле Савича, от главного хирурга ЮНА Исидора Папо до самого молодого генерала Николы Демони, от Бошко Бухи до инженера Попары-Црни.

Когда объявляли приговор, я стоял без единой мысли и слушал звенящую пустоту внутри себя, уставив глаза на лепной карниз под потолком, и очнулся, когда зал взорвался овацией.

Оправдан.

Полностью.

Все, теперь только отставка и домик в Жабляке. Или на море.

Чернявый мальчик лет двенадцати шмыгнул носом и посмотрел на сестру:

— Только чтобы она не спорила!

— Если ты не будешь глупости говорить! — немедленно возразила сестра и показала язык.

— Он всегда командует! — добавил светленький мальчик года на четыре помладше.

— Он хороший! Я его люблю! — прижалась к чернявому самая младшая.

— Дети, — наконец-то взяла слово Альбина, — тетя Мала тоже едет в Будву.

Малуша, родная сестра Арсо и Альбины, так и не вышла замуж и посвятила себя воспитанию племянников. Порой мы ругались из-за разных подходов к педагогике, но сегодня я просто возблагодарил судьбу, что есть человек, которому можно поручить Мишо, Габи, и младших Владо с Алькой.

Впервые веселое семейство поедет в пионерлагерь полным составом. Впервые после лагеря пойдет в школу без нашего надзора — на Владо и Альбину Сабуровых имелись более важные планы.

А мы с женой для начала съездили в Белград. Собственно, там я ничего не забыл, если бы не имущественные и финансовые дела матери, сестры и брата. Какое-то наследство, какая-то недвижимость, отказаться просто письмом нельзя, требуется личное присутствие в нотариате. Все мне в нынешнем времени нравится, но иной раз вспомнишь «госуслуги» и задумаешься, особенно в приемных разного рода учреждений.

От мыслей меня отвлек подсевший посетитель в темно-синем костюме и роговых очках. Он положил на колени газету «Борба», чуть повернул голову и спросил с хорватским акцентом:

— Не подскажете, где рядом есть приличная кавана?

— Боитесь не успеть до обеда?

— Вот именно, так хоть проведу время с пользой.

— Тогда вам нужно на улице повернуть направо и дойти до вывески «Три шешира».

Самое сложное в наших шпионских играх — не заржать, тем более, что веселые бесенята прыгали и в глазах Славко.

Он-то и сообщил, что ждет меня дальше. Хорошо, что мы дошли до кафаны и я мог заесть удивление — решения моего негласного начальства порой ставили в такой тупик, что самостоятельно выйти невозможно: ну где я и где кинофестиваль? Спортивные дела без вопросов, но все, что связывает с кино — десяток кадров хроники с моей матерящейся рожей. Но нет, собирайся, да не один, а с Альбиной, типа у тебя отпуск и ты решил встретится со старыми друзьями.

Ныть, что опять кроме меня некого, бесполезно, если выдернули, значит, нужен. Тем более, такую завлекалочку повесили — звание Народного героя!

Да, расклады после смерти Сталина несколько поменялись — в СССР холодное лето и увлекательная драка бульдогов под ковром, отчего постоянное давление на своевольную Югославию несколько ослабло. Вместе с давлением окончательно рухнули позиции «старичков», того и гляди, сидевшего в Президиуме ДРЮ товарища Пияде попросят на выход. Впрочем, он там фактически свадебным генералом — все решали Джилас и Кидрич, Рибар и Попович, Кардель и Ранкович.

Тяжелее всего было в сорок седьмом, когда Москва требовала ускоренной коллективизации, но Джилас сумел отстоять нефорсированную модель. Народные задруги, то есть кооперативы, получали разного рода преференции и понемногу втягивали в себя единоличников. Например, начатый колоссальный проект «Дунай-Тиса-Дунай» по мелиорации плодородной Воеводины сразу дал прибавку орошаемых земель, но на них допускали только государственные или коллективные хозяйства. И правильно — странно вбухивать столько сил и средств, чтобы потом единоличник вырастил хрен да нихрена. Только крупные хозяйства, только хардкор.

Потом один за одним прошли процессы в странах «народной демократии» — верные сталинцы делали обрезание неверным. Началось с Польши, где генсек Владислав Гомулка сильно сомневался в необходимости создания Коминформа и пошел на это с большими оговорками. Чуть позже он потребовал от НКВД уважения суверенитета Польши и прекращения практики обысков и арестов, так что его смещение в 1948 и замена на Берута никого особо не удивила.

Разве что меня — мягкостью оргвыводов. Впрочем, это скоро наверстали, Гомулку исключили из партии и посадили под арест. Дальше под раздачу попал Ласло Райк в Венгрии (министр внутренних дел, на минуточку), которому навесили «шпионаж в пользу США», болгарин Трайчо Костов, целая группа в Чехословакии во главе с генсеком Сланским, в Восточной Германии Ульбрихт сожрал Гротеволя, и как финал в Румынии влетела Анна Паукер за сионизм и космополитизм. Волна отстранений, арестов и даже казней тех, кто выступал за мало-мальски самостоятельный курс удивительным образом затухла в Австрии и Греции, хотя и там кое-какие перестановки в пользу Москвы произошли.

— Скажи, Арсо, тут прошел слух, что мне «Народного героя» хотят присвоить, не в курсе?

Шурин в белой рубашке без погон разливал вино за столом в своем белградском доме. Он успел закончить Высшую военную академию имени Ворошилова и снова вернулся к обязанностям начальника Генерального штаба, но так и оставил за собой прежнее жилище, куда его поселили сразу после освобождения Белграда. Правда, скоро собирался перестраивать и расширять дом — пятеро приемных детей все-таки.

— Да какой слух, я сам на тебя трижды представление писал!

Алька широко раскрыла глаза. Вот это номер…

— Только Милован все время говорил «Не время, не время!» А так ты звание заслужил как минимум дважды.

— Это когда же? — раскрыл глаза уже я.

Ну, за военные дела понятно, а второй-то раз за что?

— За «процесс Сабурова» — чокнулся со мной Арсо.

Наверное, изумление слишком явно проступило у меня на лице, шурин рассмеялся и объяснил:

— Ну так Джилас сумел сильно ограничить НКВД в Югославии.

Ну да, а еще отодвинуть от власти «старичков». Точно, не случись этого, сидел бы я не в Олимпийском комитете, а по семейной традиции в концлагере на Голи отоке! Может, даже в компании членов «кровавой клики Джиласа-Ранковича». Хотя может и лежал бы вместе с ними в безымянной могиле, как Райк или Костов. А так Милован под давлением из Кремля гнулся, но не ломался, ухитрялся как-то лавировать и держать собственный курс. Хотя в Москву выбрался только в марте на похороны Сталина, впервые с 1948 года. Теперь, чувствую, Джилас развернется.

Арсо отвез меня с Альбиной на вокзал — ну, не то чтобы генерал-полковник ездил совсем один, машина охраны шла сзади, но за рулем сидел лично. Новый состав отправлялся на Сараево по восстановленному мосту через Саву и дальше по реконструированной и расширенной дороге. Вдоль всей трассы шли работы — через Срем тянули автомагистраль Загреб-Белград и модернизировали саму железку, отчего поезд шел вне расписания и отстаивался на путях по два-три часа.

В Славонски-Шамаце заканчивали отделывать современную станцию — старую еще в 1944 году сильно повредили, так что здесь теперь все по последнему слову градостроительной и железнодорожной науки. На осмотр у нас ушло минут двадцать, не больше, оставалось узнать, сколько у нас точно времени до отправления — движение временно перекрыли, пока на на мосту в Босански-Шамац меняли рельсовую решетку.

Железнодорожники неопределенно пожимали плечами — ну час, может два, в крайнем случае три… Пришлось идти к начальнику вокзала, секретарь попросил подождать минут пятнадцать, но уже вскоре в коридоре раздались шаги и упрямый спокойный голос: