Поезд Ноя - Щупов Андрей Олегович - Страница 14
- Предыдущая
- 14/32
- Следующая
– Ностальгия по солнцу и по суше? Возможно. Пусть! Кто бы был против… – Указательный палец полковника закачался перед лицом Рушникова. – Только не за счет чужих жизней, ясно?! Желаете верить в двадцать три луны, – попутного ветра! В слоеную цивилизацию, в глаза дьявола? Пожалуйста! Но это не повод для подрыва мостов. Не повод, дражайший майор!
– Они полагают, что иными средствами внимание человечества попросту не привлечь.
– Значит, ты за то, чтобы разрешить им эту чертову штольню? – Павел Матвеевич каркающе рассмеялся. – Весело! Значит, всю наличную сталь бросим под ноги свихнувшимся юнцам, чтобы потом дружными шеренгами устремится вниз в объятия счастливцев из акваполисов. В этом суть твоего предложения?
– Не знаю… – Рушников смешался. – Разумеется, теорией должны заниматься ученые с политиками. Но мы могли бы по крайней мере обходиться с ними…
– Не столь жестоко? – полковник хрустнул кулаком. – Ты ошибаешься, Рушников! Ты сострадательный человек, и этим объясняются все твои колебания. И прости мою прямолинейность, майорские погоны тебе не к лицу. По той простой причине, что ты – не военный. Запомни, любая война – это чья-нибудь глупость, поэтому не ищи мудрости в армейских уставах. Не для того они выдумывались. Предназначение армии – сворачивать головы врагам. Безжалостно и без лишних рефлексий. Кроме того, не следует забывать, что пуритами командуют такие, как Бес, – обкурившиеся пустобрехи и неврастеники, которых хватало во все времена. Одни из них затевали войны, другие взрывали храмы и палили с небоскребов по пешеходам. Это хронические неудачники, Рушников! Изовравшиеся демагоги, энергетики, не умеющие делать ничего собственными руками. Не спорю, наверное, их тоже можно понять. Более того – их можно даже пожалеть! В конце концов все заслуживают сочувствия. И этих обормотов, вероятно, следовало изучать в каких-нибудь институтских вивариях. Только, увы, мир чуточку изменился. Ни вивариев, ни лечебниц у нас более не осталось. Пуриты впрямую посягают на человеческие жизни, на наши с вами законы. На той же курумской станции, если не ошибаюсь, они расстреляли около десятка местных операторов. Или тебя это не трогает?
– Я полагаю, это был не расстрел. Операторы оказали сопротивление…
– Правильно! Потому что они обязаны были оказать сопротивление! – прорычал полковник.
На короткое время под навесом повисло молчание. Переведя дух, Павел Матвеевич заговорил чуть спокойнее:
– Мне не нравится твое настроение, майор. Очень не нравится!
Рушников покраснел.
– Прошу прощения, господин полковник. Я не отказываюсь от выполнения приказов. Меня смущает только суровое отношение к пленным.
– У нас нет и не может быть пленных. Во всяком случае пока. – Полковник поднялся. – Все! Треп окончен. Пора браться за томагавки.
– Господин полковник!..
– Я сказал: все!.. Тебе лично могу обещать: когда операция завершится, с теми, кто попадет нам в руки, разбираться будешь ты лично. Эту честь мы, так и быть, тебе окажем.
Спокойно заснуть Егору так и не удалось. Вновь замолотили в дверь, призывно возопив к его совести, к его мужскому достоинству. Узнав голоса Горлика и Деминтаса, Егор удивленно отпер замок. С бутылками наперевес, подобно революционным, вооруженным гранатами матросикам, в купе ввалилась горланящая парочка. От Горлика можно было ожидать чего угодно, но пьяный Деминтас являл собой занимательную редкость. Вероятно, оттого и не пришлось его долго уговаривать. Пораженного Егора взяли голыми руками, без единого выстрела.
Уже через десять минут они сидели за столом и сумрачно опустошали винный запас.
– К чему беречься? – горячечно бормотал Деминтас. – Все равно помрем. Жорик вон берегся, а теперь валяется с сотрясом. Спрашивается, зачем, для чего?…
– Но он оклемается?
– Конечно, оклемается! Что ему сделается? Только все равно ведь ненадолго. Как себя ни обманывай, как ни выпячивай грудку, – от судьбы не уйдешь. Только она, голуба, и знает наше точное предназначение! Всех приберет! Рано или позно спустит на корм акулам!
– Не надо про акул, Деминтас!
– Нет, надо! И именно про акул! Люди привыкли беречься, зачем?… Я вот врач, а спросите меня, какого рожна я занимаюсь медициной – и вряд ли сумею ответить.
– Как это не сумеешь? Ты клятву, к примеру, давал! Этому, как его?… Гиппократу.
– Ничего я ему не давал! Ни в долг, ни взаймы! – Деминтас вскинул голову. – Кто он вообще этот Гиппократ? Родственник с Соломоновых островов? Папа или дядя?… Да вы спросите любого студентика, и обнаружится, что ни черташеньки мы о нем не знаем. Древний грек, увлеченный натурфилософией – и все! А он, к вашему сведению, лечил то, за что мы и сейчас не возьмемся. Потому что – слабо! Теодор Морель, личный врач фюрера, не мог вылечить Гитлера от банального сифилиса! И это в двадцатом просвещенном веке! Давал ему чуть ли не до трех десятков лекарств одновременно! Даже непонятно, как при таком варварском лечении фюрер протянул до последнего года войны! А Гиппократ, к вашему сведению, без всякого пеницилина брался за самое страшное и побеждал. Потому что морил голодом пациентов и тем самым к таинству духа приобщал! Дико? А вот хренушки! Оказывается, абсолютно разумный подход. Это мы с вами не умели лечить и не умеем. Настроили хосписов – этих символов человеческого бессилия, придумали клятву идиотскую… Будто в ней все дело! Гиппократ-то не клялся – просто лечил и думал! Башкой, милые мои! Мозгами и сердцем!
– А вы почему не лечите?
– Потому что тупицы и снобы! Потому что эгоисты до корней волос!
– Причем тут эгоизм?
– Да при том, что вся суть нашего первейшего лекарства кроется в эгоизме! Зарядка, диеты, кросс по лужайкам – все красивые словеса и голимый эгоизм на деле! Ибо нет жертвенности, – нет и главного.
– Разве в здоровом теле не здоровый дух? – поддел его Егор.
Деминтас шумно высморкался в пятнистый платок, этим же платком протер запотевшие очки, и неожиданно проясневшие глаза доктора показались Егору совершенно трезвыми. С иными умниками такое и впрямь случается. Ноги кренделя выписывают, руки не гнутся, а голова, как ни странно, работает – возможно, даже яснее прежнего.
– Года три-четыре назад я бы запросто ответил на ваш вопрос. Раньше я все про все знал…
– Говори ему «ты»! – разобиделся Горлик. – Чего мы как неродные! Я, к примеру, тебе тычу и ему тычу, значит и вам надо между собой тыкать. Логично? По-моему, да.
– А по-моему, нет!
– Почему?
– Потому что свыкнуться – это не тыкнуться.
– Вы отвлеклись, – напомнил Егор.
– Чепуха! – Деминтас беспечно отмахнулся. – О чем ни говори, все пути ведут в Рим. Раньше толковали о женщинах, теперь о смерти. Вот и я говорю, что отношение к истинам меняется. Смешно, правда? Истины не меняются, а наше к ним отношение меняется. Бродим вокруг дуба, трогаем его за златую цепь, за разные там ветки и делаем выводы. Как те слепцы, что ощупывали слона. Мда… – Врач встряхнулся. – Так вот, дорогие мои! Сначала природные факторы заболеваний вытеснялись техногенными, и только под самый занавес вдруг выяснилось, что мы попросту эволюционировали до понимания космического фактора – то бишь не радиации с ультрафиолетом, а фактора Божественного. Бердяев писал об этом два столетия назад, а до господ жирафов дошло только сейчас. Можете кричать «ура», но мне почему-то не хочется.
– Эволюция, к примеру, – явление естественное! – Горлик разлил вино по стаканам. – Даже мы с Егором… Вообще вся наша пишущая братия, включая того же Путятина, доперла! Нет, мы, конечно, не Бердяевы, но только вообразите на минуту, если бы мы все кропали об одном и том же! Можете себе такое представить?
– А вы и так кропаете об одном и том же.
– Как это?
– Да очень просто. Все те же ветки одного и того же дуба. Только кто-то желуди рвет, кто-то в дупло заглядывает, а кто-то лопатой к корням подкапывается, – Деминтас хохотнул. – Это уж кому что легче дается.
- Предыдущая
- 14/32
- Следующая
