13-й отдел НКВД. Книга 2 (СИ) - Барчук Павел - Страница 31

– Ого… – Танечка взяла бокал, отпила шампанского и на этом ее интерес к иностранцу угас. А мой наоборот вырос.

– Говоришь, в Сирии воевал?

– Да. Знаешь, понял, что имел в виду дядя. Была ситуация… Так вышло, Штаты вроде выступают на стороне оппозиции. Мы должны были оказывать им помощь в борьбе за демократию. – Джонатан усмехнулся, покрутил вилку, которую держал в руке, потом налил себе и мне водки, – Не хочу ругать свою страну при посторонних. Поэтому на этом моменте не будем заострять внимания. Расскажу конкретный случай. Правительственные войска готовили главное наступление на Алеппо. Мы знали об этом, но оказались вместе с «долбаной» оппозицией в чертовом котле, и были отрезаны от основных сил. Короче нам пришлось выбираться из этого ада самостоятельно. Оказались там, где американских солдат быть не должно, а значит, ни в коем случае нельзя попадать в плен, иначе возникнут множество ненужных проблем. Поэтому мы с группой оппозиции приняли решение о прорыве.

День сразу не заладился, хочу сказать. Российская авиация неожиданно нанесла мощные удары по нашему району, где находилась наша группа, и следом последовала атака сирийской армии. Мы стали пробираться по знакомой территории, через разбитые дома, с трудом вышли к заброшенной военной базе. Насколько я помню, до этого дня здание пустовало, и это был последний проход, через который можно было выбраться из окружения.

Но как только мы приблизились к зданию, на нас просто обрушилась стена огня. Мне сначала показалось что стреляют практически ото всюду, мы просто не могли поднять голову. Я инстинктивно прыгнул за угол какого-то здания, и сквозь грохот автоматных очередей и разрыва подствольных гранат, услышал крик на русском: «Пиндосы, вот так встреча!» Кстати, скажи мне, как русский… Почему «Пиндосы»?

– Да бог его знает. – Я пожал плечами. – Оно как-то само сложилось.

– Понял. Ну, ладно. Просто было интересно. Так вот. Наш отряд рассредоточился за камнями и небольшими строениями, мы не хотели вести бой с русскими, по понятным вполне причинам. На мгновение бой стих. Наверное, русские тоже думали о том вести с нами бой или нет. Официально ведь мы не противники друг другу, наши страны не воюют. Однако, оставшиеся в живых бородачи из оппозиции после первой атаки, решили пострелять по зданию где находились русские, и бой возобновился с новой силой.

Возле меня рванул снаряд подствольного гранатомета, и если бы я не нырнул между двух камней, меня бы уже не было. Русские долбили по нам все сильнее и сильнее. Я лежал и думал, они специально ждали нас? Как вообще они там оказались? Разведка, Спецназ? Кто они, чёрт возьми? Потому что их не должно было там быть. Понимаешь? И мы не знали, что пойдем этой дорогой.

Из наших были ранены только двое, а бородачей почти всех положили. Будто, специально выцеливали только их, а нас особо не трогали. После небольшой заминки, мы попытались перегруппироваться и выйти из боя, встреча с русскими нас абсолютно не устраивала. С тыла уже наступали сирийцы, поэтому мы решили обойти проклятую базу слева. Когда почти обошли здание, мне прилетел привет от русского снайпера в плечо. От боли я мгновенно потерял сознание и сдулся как воздушный шарик. Хорошо, что сослуживцы не бросили, вытащили.

Потом, в госпитале, мне объяснили, это был русский снайпер, который просто решил оставить мне прощальный привет. Я сначала не осознал этого, но когда сел, подумал… Прекрасно помню, как он убивал бородачей точно в голову, поэтому думать о том, будто он промахнулся, не приходится. На самом деле, снайпер просто словно поставил такую метку, с намеком. Знай, я мог тебя убить, но не стал. И ещё знай, что в следующий раз могу сделать все, как положено.

Джонатан выпил водки, поморщился, но тут же ухватил протянутый мной маринованный огурчик.

– Ух… Как вы ее пьете? В общем, потом произошел ещё один случай, свидетелем которого я стал. Был бой. Уже в другом месте и при других обстоятельствах. Один из русских пытался перебежать дорогу, но снайпер попал ему в ногу, а до двора, в котором этот русский мог укрыться, оставалось метров 10, не больше. Но он упал и бежать уже не мог… Но продолжил ползти ко входу в этот дворик. И мы со своей позиции смотрели, думали, он хочет попасть в укрытие. Спасает свою жизнь. Снайпер тут же ранил его второй раз, а когда русский почти подполз к забору, в третий раз. То ли в грудь, то ли в живот. Точно не скажу. И только тогда я понял что происходит. Он полз к своему раненому другу. Просто сразу мы его не заметили. И дополз все-таки. Несмотря на все свои собственные ранения, поступил героически – смог затащить своего напарника в дом. Представь, он ползет, а за ним волочится рука, в которую его самого ранили. Представляешь, дополз до второго раненного русского, привязал его ремнем к себе и затащил в этот двор. Знаешь, в тот момент я точно понимал одно, вряд ли кто-то из моих товарищей поступил бы так же.

Эти события изменили очень многое во мне самом. Я такого никогда не видел. И никогда не забуду эту картинку, он ползет, отталкивается ногами, раненная рука волочится, и за ним остается кровавая полоса, такой тонкой кривой линией.

– Мальчики, давайте какую-то тему повеселее. – Заканючила сидящая рядом Танечка. Естественно, все это было ей не интересно. Далеко. Девочка, которая выросла на социальных сетях и новомодных инстадивах. Тему мы сменили. Заговорили о всевозможных местах, которые Джонатан мог бы посмотреть.

Но я, вернувшись в номер, потом не мог заснуть. Лежал и думал. Вспоминал. Конечно, мне было понятно, зачем тот снайпер выстрелил американцу в плечо. Более того, знал это наверняка. Потому что выстрел был мой. Охренеть, какое совпадение, встретиться нам при столь удивительных обстоятельствах в России. И да, Джонни прав. Показательное выступление. Широкий жест с моей стороны. В то время я думал, как классно выглядел этот поступок. Крутой поступок, крутой профессионал. Могу себе позволить.

А вот сейчас, глядя на фрица, в 1941 году, осознал нечто очень важное. Там, в Сирии, был не враг, а так, пародия. Совсем другое дело сейчас. Фашист, собирающийся меня пытать, а это ясно, как божий день, вот он – настоящий враг. Потому что у него нет ненависти или других эмоций ко мне. Я для него вообще не человек. Он морщится не от каких то сомнений или мыслей. Он морщится, потому что брезгует. Ему придется «испачкать» руки о того, кто вообще на уровне упрямого животного, не желающего признать его право победителя.

Момент для воспоминаний, тем более какого-то глубокого осмысления был, конечно, не подходящий. Того и гляди голову открутят.

С другой стороны, упорно всплывали в сознании слова Натальи Никаноровны. Должно случится какое-то чудо. Плохо представляю, какое, ибо ещё хуже представляю, чем можно угомонить этого мудака в фашистской форме, который настойчиво хотел знать все, при том, что я не знал ничего.

Марта закончила свои переговоры с фрицем, тот вынул кожаные перчатки, а затем принялся натягивать их на руки, сильно напоминая своими действиями маньяка, планирующего разделать несговорчивого пленного на части. Прямо реально фильм ужасов про садиста. Причем, подозреваю, таков и был его план.

– Иван, у тебя последний шанс. – Девка снова переключила внимание на меня. – Я хочу помочь тебе избежать очень неприятных моментов Ты мне симпатичен. Хороший парень. Хороший человек. Видно же.

– Солнышко, я тебя прошу, давай оставим вот эту игру «плохой – хороший полицейский». Не заходит оно мне. Я симпатичен вам обоим так же, как свинья бегающая по деревенскому двору, которую надо заколоть. Но дело даже не в этом. Ничего не могу сказать. Если бы захотел, тоже не мог бы. Но и не хочется, честно говоря.

– Дурак. – Бросила переводчица, а потом отошла в сторону. Видимо, чтоб не испачкать одежду.

Я внутренне приготовился к самому худшему. Как назло в голову снова полезли обрывки воспоминаний про Зою Космодемьянскую и «Молодую гвардию». Читали в школе. Так вот им, например, мало помогло то, что все они были хорошими людьми. Сказал бы свои умозаключения Марте, но боюсь, ее это вряд ли проймет.