Авиатор: назад в СССР 12+1 (СИ) - Дорин Михаил - Страница 23

— Так сильно борзели?

Морозов промолчал, утирая мокрый лоб ладонью.

— Ил-76е ушли вперёд, а мы закрутились с Ф-5. А потом увидел вспышку в зеркале. Доложил, что нас атакуют, и пустил ракету. Одного сбил и тот катапультировался. Начал искать второго, а тот уже ушёл.

— А ведомый? — спросил я.

— Нашли только через месяц. Обломки упали в районе Шаршари. А там, сам же знаешь, база духов была большая.

А то! Генерал Хреков именно там потерял свой глаз. С моим боевым полком и полком штурмовиков, мы с Шинданда «утюжили» эти горы очень долго. Пока на базу не привезли Ахмед Шаха.

— Так, ну… сам же понимаешь, что вы столкнулись в бою с иранскими лётчиками. В чём ты себя винишь? — сказал я.

— У него был не простой ведомый, — тихо сказал Олег.

— А какой же? — уточнил я.

— Его родной младший брат, — сказал Николай.

Олег встал и подошёл ко мне.

— Что теперь скажешь? Каково мне с ним работать теперь, а? — спросил Печка.

— Из его рассказа выходит, что твой брат погиб от ракеты противника. Коля потом сбил этот самолёт.

— Да? А ты уверен, что он не врёт? Моего брата только полгода назад признали погибшим. Причина катастрофы — техническая неисправность, поскольку Николя струсил написать в рапорте, как было. Ему орден, а брату — закрытый гроб и серый памятник с красной звездой.

Печка похлопал меня по плечу и подошёл к Морозову.

— Прощать мне тебя не за что. Живёшь, так и живи с этим, — сказал он Николаю и повернулся ко мне. — А тебе спасибо, Серёга. Дал выпустить пар и не перейти черту. Я могу идти?

— Иди, Олег.

Печка ушёл, оставив нас с Морозовым вдвоём.

— Он правду сказал? Ты написал в рапорте так, как тебе намекнули сделать?

— Да. Поэтому дали орден. А потом и помогли в школу поехать. Бывший тесть тут ни при чём, хоть он и большой человек на флоте.

Что-то всё равно не так. Как-то всё просто. Не мог не увидеть пуск ракеты Морозов. Да и был бы доклад от ведомого, что по нему пуск.

— А на самом деле ведомого сбили. Тогда почему это скрыли? Что за тайна такая?

— Не знаю. Это произошло в конце 1981 года. Говорят, с Ираном начали отношения теплеть.

Ого! Выходит, это произошло после того, как я сбил иранского лётчика. Теперь понятно, почему никто не раздувал скандал с пересечением. Нам было невыгодно, чтобы Иран оказывал поддержку духам в Афганистане. Вот и провели всё как несчастный случай. Бред, но других, наверное, идей не нашлось.

— Пошли. Хватит на сегодня откровений.

Сделав несколько шагов, я остановился на несколько секунд и посмотрел по сторонам.

— Что случилось? — спросил Коля.

— Ничего. Показалось, — ответил я, и мы пошли дальше.

Направились к выходу, но у меня осталось ощущение, что кто-то за нами скрытно наблюдал. И это была не дежурная смена в ангаре.

Несколько лётных смен я наблюдал, как складываются отношения у Олега и Николая. Работали они сообща вполне себе нормально, но не более того. Вечерние посиделки проходили в отсутствии то одного, то другого. Не могли эти двое находиться рядом в неформальной обстановке.

Зато во время вылетов всё было ровно. Особенно запомнился день, когда мы отрабатывали наведение два МиГ-29К на один Су-27К.

Не шла работа с прицелом на 312 м борту. Глючил страшно!

— 1й, не могу настроить режим. Помехи всё заполонили, — докладывал мне Николай, когда нас выводил оператор Як-44 в переднюю полусферу атаки.

Морозов летел в пяти километрах от меня в правом пеленге.

Первый раз у нас вышло полетать вблизи берегов Алжира. Разглядеть прибрежную полосу этой североафриканской страны не получилось. Облачность была очень плотной и многослойной. Кучевые облака со всех сторон, будто взбитые сливки на слоёном торте.

Если б не кучёвка, можно было бы сравнить природу ливийского залива Сидра и алжирского Беджаия.

Пока наша эскадра вышла в так называемую «точку 3» в районе тунисского города Хаммамет, авианосная группа смогла подойти ближе к Гибралтару.

Данный полёт должен был показать возможности работы в группе двух МиГ-29К. По надводным объектам отработали ранее, теперь по воздушной цели. Её роль и выполнял Су-27К с Олегом в кабине.

— Попробуй режим поменять, а потом вернуть в исходное.

Откуда могут быть помехи? Хотя у себя на локаторе я тоже наблюдал посторонние точки, но они не были похожи на ложные цели, которые может создать аппаратура РЭБ американцев.

— Делал. Надо садиться и проверять.

Мой прицел в работу включился. До Су-27К было 50 километров. Он летел с принижением на 2000 метров. Надо бы ещё попробовать протянуть.

— Понял. Давай с этим курсом следуй. Пускай «Тарелочка» даёт целеуказание.

Продолжаем сближаться. На индикаторе лобового стекла уже высвечивается команда «Пуск разрешён». Захват устойчивый, а у Морозова по-прежнему ничего.

— Не работает. Даже охладить прицел успел.

Дальность до Су-27К уже 10 километров. Захват у меня всё ещё устойчивый. Пора уже и заканчивать работу Николаю.

— Давай на посадку, а я доработаю один.

— Понял. «Тарелочка», 322й задание прекратил, набор 8000 и на посадку.

— 322й, понял. Разрешил. Впереди засветку наблюдаю. Не интенсивную.

— Принял. Сделаю доразведку заодно.

Я начал набирать 7000, выполняя отворот.

— 321й, вираж до команды.

— Понял, — ответил я.

Давно не было таких спокойных полётов. Я даже успел посмотреть, как Морозов набирал высоту, протискиваясь между облаками. Но вдруг он резко начал пикировать.

— Это кто⁈ — прозвучал его громкий голос в эфир.

Я тут же выровнял самолёт, чтобы увидеть, куда же пикирует Коля.

— «Тарелочка», посторонний в нашем районе! — возмущался Коля.

Небольшое молчание в эфире, во время которого я и обнаружил нарушителя. Из облаков показался большого размера самолёт. Столь характерный размах крыла и расположение двигателей я узнаю всегда.

Трёхдвигательный транспортный Макдонел Дуглас ДС-10 лениво отворачивал в сторону, уходя в сторону Гибралтарского пролива. Всё бы ничего, но вдалеке я обнаружил и старых знакомых. Два Ф-111 снизились под облака и взяли курс на север.

— 322й, пропала засветка, — доложил оператор Як-44.

— Я видел, куда она пропала, — ругался Морозов. — 1й, у меня вроде и помеха частично снялась.

— Понял, 2й. 3й, давай тоже на посадку. Заканчиваем наведение, — дал я команду Олегу.

— Принял. Стою в вираже до команды, — спокойно ответил Печка.

Пока заходил на посадку, желание было сделать это быстрее. Ведь в голове появилась мысль, которая так и просится наружу. Давно у меня не случалось такого прозрения!

На стоянке я быстро довёл до инженеров недостатки по вылету и дал указание готовиться к повтору.

— Что, сегодня? Сергеич, пожалей! — умоляюще смотрел на меня инженер по авиационному вооружению.

— Готовим. Скоро работы будет ещё больше.

Пока я шёл по палубе, меня догнал ещё один представитель инженерной службы. Только вот он уже отвечал за работу Як-44.

— Сергей, надо поговорить, — остановил он меня.

— До вечера не потерпит? — спросил я, расстёгивая комбинезон.

— Как сказать. Давай лучше сейчас.

Видно было, что мужик нервничал. Я решил его выслушать, а уже потом отправиться к командованию. У меня для них было много соображений.

За спиной раздался грохот и рёв двигателей Су-27К. Олег Печка чётко зацепился гаком за второй трос и остановился на палубе с поднятым тормозным щитком.

— Вот такая петрушка, — сказал инженер.

Пока гремел на посадке Су-27К, он уже мне всё рассказал.

— Давай повтори.

— Что повторять? Ресурс первого борта почти вышел. На втором локатор перестал работать, а флотское руководство требует летать и летать. Им нужно докладывать в Москву, что мы в воздухе постоянно, — развёл он руками.

Не здоровое рвение руководства. За авиацию в этом походе отвечает Граблин. Стоит с ним поговорить на эту тему.

— Разберёмся. Спасибо за информацию, — ответил я и пошёл в надстройку.