Когда тает лед - Грейс Ханна - Страница 4

У нас была свободная спальня, потому что для Робби наш гараж переоборудовали в комнату с доступом для инвалидных колясок. Генри с радостью принял предложение.

За три короткие недели, что он здесь живет, Генри уже стал увереннее в себе – наверное, поэтому он теперь без проблем помогает Джей-Джею и Робби издеваться надо мной.

– С чего ты решил переспать с Китти Винсент? – спрашивает он, оторвавшись от кофейной кружки. – Она же далеко не красотка.

Ну да, парень совсем осмелел.

– Чувак, я собираюсь делать вид, что этого не было. Она тоже была не в восторге от того, что произошло, а я вообще ничего не помню, так что это не считается. – Пожав плечами, я захожу в гостиную и плюхаюсь в мягкое кресло. – А какого хрена вы допустили, чтобы это произошло?

Достаточно ли я взрослый, чтобы не перекладывать свою вину на других? Конечно. Остановит меня этот факт? Нет.

– Я пытался помешать тебе уйти с ней, бро, – откровенно врет Джей-Джей, вскидывая руки в защитном жесте. – Ты сказал, что от нее хорошо пахнет и у нее классная задница. Кто я такой, чтобы вставать между тобой и настоящей любовью?

Я издаю громкий стон, который отдается в голове тупой болью. Если Джейден уверяет, что пытался помешать мне уйти с ней, скорее всего, он вызвал «Убер» и посадил меня туда вместе с Китти.

Джей-Джей – единственный ребенок в семье, родом из какого-то захолустья в Небраске, так что приколы над окружающими были его единственным развлечением в детстве.

Его родители всегда приезжают в июне, чтобы вместе с нами присоединиться к лос-анджелесскому Параду гордости и с достоинством носят пансексуальные флаги. За то время, что они проводят у нас, мне удалось неплохо их узнать. Отец Джей-Джея – его старшая копия, так что даже не представляю, как его мать справлялась с двумя таким персонажами в доме.

Миссис Джохал – потрясающая женщина с терпением святой. Она всегда старается перед отъездом забить наш холодильник карри и разными гарнирами, а еще у нее изумительная тяга к фильмам ужасов – потому-то я ее так люблю.

Наверное, только ради нее я до сих пор не прибил Джейдена.

Робби подъезжает ко мне и обнимает за плечи. Должно быть, этот жест кажется ему успокаивающим.

– Твоя сосредоточенность на учебе и хоккее продлилась дольше, чем я ожидал. А теперь хватит выпендриваться. Пора отвезти нас в колледж.

Поступая в Мейпл-Хиллс, я не знал, какую специальность выбрать. Теперь, когда до окончания колледжа осталось меньше года, я по-прежнему не уверен, что не ошибся, выбрав спортивную медицину.

После школы меня взяли в «Ванкуверские гадюки». Было нелегко поставить образование на первое место, особенно если учесть, что я с детства мечтал попасть в НХЛ. Я хотел только одного: играть в хоккей, но прекрасно знал, что в хоккее все время случается какая-нибудь фигня. Одна серьезная травма или неминуемый несчастный случай – и твоей карьере конец. Даже если после окончания колледжа меня ждет место в команде моей мечты, все равно не помешает, если в голове останется что-нибудь из того, что я учил три года. Так что мой запасной план того стоит.

Отец был не в восторге от того, что сын уехал учиться в другой штат, и еще меньше ему понравилось, что я подписал контракт с хоккейной командой, тем более канадской. Он хотел, чтобы я освоил семейный бизнес и управлял горнолыжным курортом, пока не стану таким же седым и старым. Одна лишь мысль превратиться в своего отца всегда была хорошим пинком под зад, побуждающим заняться собственными планами. Я бы больше разбирался в строении клетки, не будь постоянно измотан тренировками и тем, чтобы уберечь от неприятностей членов моей команды. Когда в прошлом году Грег Левински закончил колледж и вручил мне капитанский факел, он не подготовил меня к тому, сколько нужно нянчиться с ребятами, чтобы они всегда были настроены на игру.

Робби помогает мне как ассистент тренера Фолкнера. После несчастного случая на лыжах в одиннадцатом классе Робби не может ходить и передвигается в инвалидном кресле. Теперь, вместо того чтобы орать на меня на льду, он кричит мне гадости от борта.

Теперь его любимое занятие – размахивать огромной папкой и учить меня играть. Ребята в команде рады, что все оскорбления Робби достаются мне и я тем самым облегчаю им жизнь.

Сегодняшний день – прекрасный тому пример. По пятницам мы с Джей-Джеем занимаемся в научном корпусе, и у нас есть традиция перед тренировкой забегать в «Данкин» за пончиками.

Это наш маленький секрет, но Джей-Джей знает, что если нас поймают, то вся вина ляжет на меня, так что он не против риска. Я терпеть не могу эти последние занятия по пятницам, поэтому тоже не прочь провернуть маленькую аферу.

Ожидая Джей-Джея перед лабораторией, я лениво прокручиваю ленту новостей, когда раздается его жизнерадостный голос:

– Готов к тому, чтобы получить нагоняй с похмелья?

– Пончик с радужной глазурью того стоит. А пропотеть после алкоголя полезно. Это освежит меня к вечеру.

Он сдвигает брови.

– О чем это ты? Разве ты еще не видел групповой чат?

Последнее, что я там читал: Робби решил закатить сегодня вечеринку. Первая игра будет только через две недели, а мы по традиции начинаем сезон с нескольких вечеринок.

Достав телефон, я сразу вижу еще не прочитанные сообщения.

Зал для награждений находится в центральной части спортивного корпуса. Мы там редко бываем, если только не влипаем в неприятности. Это рабочее место тренеров, когда у них нет тренировок или игр, а в конце года в зале проводят церемонии. Если нас туда вызывают, значит, кто-то сильно провинился. Надеюсь, это не я.

– Не знаю, в чем дело, – говорит Джей-Джей, когда мы садимся в мою машину. – Знаешь Джоша Муни, бейсболиста из моей группы? Он сказал, что у них тоже отменили тренировки. Их тоже вызывают в зал для награждений, но через полчаса после нас. Какая-то хрень, ребята.

Третья неделя семестра, во что мы могли вляпаться?

Да уж, неприятностей у нас выше крыши.

Когда мы заходим, тренер на нас даже не смотрит. Половина команды уже сидит перед ним, у всех на лицах одинаковая эмоция: страх. Джей-Джей садится рядом с Генри и взглядом говорит мне: «Разбирайся, капитан».

Нейл Фолкнер – это не тот человек, которого хотелось бы настроить против себя. Он трижды выигрывал Кубок Стэнли, прежде чем его сбил на дороге пьяный водитель. Сломанные руки и правая нога вынудили его закончить карьеру в НХЛ. Я бессчетное количество раз смотрел записи его старых игр. Он был – да и до сих пор остается – устрашающим сукиным сыном.

И вот он сидит перед командой с побагровевшим лицом, словно вот-вот взорвется, но ничего не говорит. У меня включается инстинкт «бей или беги», но я нужен своей команде, поэтому неохотно приближаюсь к спящему внутри него зверю:

– Тренер, мы…

– Сиди и не рыпайся, Хокинс.

– Мы…

– Дважды я повторять не буду.

Поджав хвост, я отступаю к товарищам по команде. Видок у них еще хуже, чем минуту назад. Я напрягаю извилины, пытаясь понять, что мы натворили, потому что он не мог так разозлиться из-за вчерашней вечеринки.

Кроме Генри, студентов начальных курсов там почти и не было. Им еще нельзя пить, поэтому мы их не приглашаем. Конечно, это не означает, что они не напиваются в своих компаниях, но по крайней мере не я, который отвечает за них, сую им кружки с пивом.

Когда приходят Джо с Бобби, тренер наконец шевелится. Он пыхтит, но это уже хоть что-то.

– За пятнадцать лет, проведенных в этой школе, мне никогда не было так стыдно, как сегодня.

Дерьмо.

– Пока я не начал, кто-нибудь хочет что-то сказать?

Он обводит взглядом каждого, словно ждет, что кто-нибудь встанет и признается, но я искренне не понимаю, в чем нужно признаваться. С тех пор как вступил в команду, я много раз слышал «Мне никогда не было так стыдно» – это любимая присказка Фолкнера, – но еще не видел его таким злым.