Удача – это женщина - Адлер Элизабет - Страница 11

• Предыдущая
• 11/145
• Следующая

Он был уверен, что романтическое путешествие настроит Долорес на нужный лад и та, в конце концов, выполнит возложенную на нее миссию. Они пересекли Атлантику, побывали в Париже, Лондоне, Риме и Венеции, но через восемь месяцев странствий Гормен понял, что его надежды не оправдались. Дела настоятельно требовали его присутствия в Сан-Франциско, а Долорес так и не забеременела. Но вот на обратном пути чудо свершилось. Долорес сразу поняла, что с ней произошло, — сыграла роль интуиция, столь развитая у всякой женщины, — но она ничего не сказала мужу, пока окончательно не уверилась. Торжественная новость грянула на Гормена, подобно грому, несколько недель спустя после возвращения в Сан-Франциско, когда Долорес завтракала вместе с мужем.

Выслушав жену, Гормен уставился на нее, едва не открыв рот, а его заросшее бородой лицо даже порозовело от удивления и удовольствия.

— Ты уверена? — с нетерпением переспросил он. Она стыдливо кивнула:

— Абсолютно. Я даже успела побывать у доктора Венсона, и он подтвердил.

— Ты себя нормально чувствуешь? У тебя все в порядке? Она вздохнула, встретившись взглядом с его требовательными светло-голубыми глазами:

— Все в полном порядке, Гормен. Я лишь молю Бога, чтобы на этот раз родился мальчик, которого ты так ждешь.

— Уверен, что так и будет, — сказал Гормен, который ни секунды не сомневался, что судьба не посмеет сдать ему дурные карты во второй раз.

Фрэнси и Долорес снова отправились на ранчо еще на шесть месяцев благословенного одиночества и тишины, но время пролетело слишком быстро, и располневшая, словно холеная кошка, Долорес снова была водворена в свои апартаменты на первом этаже, а Фрэнси отправилась в ссылку в детскую на третий этаж.

За кукольной красивостью трехлетней Фрэнси скрывался весьма острый ум. Когда они укрывались от всего мира на ранчо, Долорес заставила ее выучить алфавит, и теперь, сидя в детской и скучая, девочка самостоятельно научилась складывать буквы и даже читать отдельные слова в детских книжках. Она могла считать до десяти и умела завязывать собственные ботинки, хотя не всегда надевала их как следует, и путала, где левый, а где правый. Ее глаза приобрели глубокий голубой цвет, лицо вытянулось в очаровательный мягкий овал, а светлые волосы няньки заплетали в толстые косички и укладывали вокруг головы. Впрочем, ее отец виделся с девочкой всего раз в день — в шесть часов вечера, когда горничная Клара отводила Фрэнси к нему, чтобы та пожелала папочке спокойной ночи.

К этому торжественному моменту ребенка мыли, тщательно причесывали и одевали в платьице, покрытое от воротничка до подола кружевными воланами. Если Долорес находилась рядом с мужем, она первая принимала Фрэнси в свои объятия, ласкала и целовала девочку, и лишь потом та приближалась к креслу, на котором восседал отец.

— Доброй ночи, папочка, — произносила Фрэнси нежным голоском, делая несколько неуклюжий реверанс.

— Доброй ночи, Франческа, — ответствовал Гормен, на секунду отрываясь от вечернего издания «Сан-Франциско кроникл». А затем горничная брала ее за руку и вела из большой и пышной комнаты назад в привычную и уютную детскую.

Со дня рождения младшего брата жизнь Фрэнси резко переменилась. По решению отца ее перевели из просторной детской в небольшую комнатушку на четвертом этаже, рядом с лестницей для прислуги. Детскую же заново покрасили, сменили ковры и шторы и торжественно установили новую колыбель, целиком сделанную из серебра.

Фрэнси впервые увидела младенца в праздник крещения, когда все домочадцы собрались в огромном зале на первом этаже, демонстрируя свою лояльность свежеиспеченному инфанту. Виновник торжества, окутанный десятками ярдов кремовых кружев, едва был виден из своего кружевного узла, гордо декорированного голубой шелковой ленточкой. Однако всю церемонию он не прекращал кричать, и его сморщенное личико приобрело темно-красный цвет.

Так уж вышло, что мальчик, даже выйдя из младенческого возраста, сохранил за собой незаконно захваченную при рождении территорию и самодержавно продолжал царить в детской, окруженный раболепными сиделками, няньками и медицинскими сестрами, нанятыми Горменом с единственной целью — выполнять малейшие прихоти и следить за здоровьем Гормена Хэррисона-младшего, как стал именовать отец маленького Гарри. Фрэнси же так и осталась в маленькой комнатке у черного хода.

Комнатка выходила окнами на север, и в ней было темновато, но девочка не возражала, поскольку из своего жилища она могла через окно наблюдать за конюшней и за лошадьми, которых очень любила. Фрэнси часами следила, как лошадей чистят, запрягают в экипажи, а заодно слушала разговоры конюхов и домашних слуг, когда они выходили покурить сигару на свежем воздухе или развесить выстиранное белье.

Однажды, когда Клара, приставленная к Фрэнси горничная, застала ее наполовину свесившейся из окна и с любопытством внимающей праздной болтовне прислуги, она забила тревогу.

— Хозяин, не в укор вам будет сказано, но не дело, чтобы малышку держали в комнатушке с окнами во двор, — выпалила Клара, набравшись смелости и заглянув в кабинет Гормена, когда он работал там вечером.

— Это почему же? — спросил тот рассеянно, не отрывая глаз от разложенных перед ним бумаг.

— Ну как же, комната слишком мала, сэр. К тому же там темно и душно, а вот сегодня ребенок едва не выпал из окна. Эта комната предназначена для слуг, а не для хозяйской дочери, сэр, — завершила она свою речь, исполненная гордости за свое положение горничной, приближенной к господским детям.

— Предоставьте мне судить о том, что подобает, а что не подобает в моем доме, — холодно бросил Гормен. — Я дам соответствующие инструкции Мейтланду и прикажу ему рассчитать вас до конца текущего месяца с тем, чтобы вы могли подыскивать себе новое место.

— Рассчитать меня, сэр? — Клара была совершенно ошеломлена. — Но я… я не могу уйти отсюда… Кто же тогда будет заботиться о Мисс Фрэнси?

— Полагаю, любой мало-мальски обученный слуга в состоянии проследить за трехлетним ребенком. К тому же под вашим руководством она стала, на мой взгляд, слишком дерзкой. Будьте добры, когда будете выходить, не хлопайте слишком сильно дверьми.

Фрэнси долго и с чувством махала вслед Кларе из окна библиотеки, когда ее любимая горничная, прижимая к груди свой нехитрый скарб, упакованный в соломенную корзину, и, глотая слезы, покидала Ноб-Хилл. На следующий день в комнату Фрэнси пришел рабочий и установил на окне железные решетки. «Для ее же собственной безопасности», — как выразился отец.

Долорес в течение целого года после родов не покидала своих комнат и не совсем ясно себе представляла, что в действительности происходит в доме. Когда отца не оказывалось в доме, Фрэнси старалась находиться поблизости от спальни матери, наблюдая за вереницей докторов и медицинских сестер. Но стоило ей увидеть, что мать осталась в одиночестве, как Фрэнси тихо проскальзывала в комнату и бежала к изголовью Долорес. Большей частью глаза матери оставались закрытыми, и она лежала тихо, подобно тряпичной кукле Фрэнси. Но иногда она поднимала голову от подушек и улыбалась дочери.

— Подойти ко мне, деточка, — говорила она, когда ей становилось получше, и слабой рукой утрамбовывала место на постели, чтобы девочка могла присесть. Раньше рядом с ней на этом месте спал Гормен, но с тех пор как Долорес заболела, он перебрался в собственную комнату, находившуюся в другом конце холла.

— Как поживаешь, крошка? — обыкновенно спрашивала Долорес, поглаживая дочь по светлым кудряшкам, которые потеряли свой праздничный вид, потому что, кроме Клары, никто не умел так тщательно заплетать косички и правильно их укладывать. Да и мыли ей головку тоже теперь не слишком часто, поскольку у слуг хватало своих дел, а собственной горничной после Клары у Фрэнси так и не появилось.

Фрэнси казалось, что в комнате матери по-прежнему пахнет цветами, особенно любимыми Долорес лилиями из долины, где находилось ранчо, поэтому рядом с матерью она чувствовала себя беззаботно и уютно, укрытая кремовым шелковым одеялом.

• Предыдущая
• 11/145
• Следующая