Санитарный день - Белецкая Екатерина - Страница 6

– Я констатирую очевидный факт…

– Рыжий, отстань, – приказал Ит. – Вообще, ты права на самом деле. Что-то должно происходить, верно. Но у нас всё наизнанку в результате. Инициация, как таковая, была более чем странная, и мне кажется, что она получилась неполной, не просто так эти трое говорили тогда про память, которую требуется стереть. Испытания, которые происходили – мы вообще ничего не помним, кроме последнего года. И вспомнить никак не можем, видимо, блокировка серьезная, здесь её не снять. Сейчас, теоретически, должно быть ученичество, но снова всё разваливается, потому что мы не учимся, а ты не учишь. Ари эта учеба вообще не нужна, он и так всё умеет.

– Или говорит, что не нужна, и что умеет, – заметила Лийга. – Знаете, я ему не верю. Бард, который добровольно бросил гитару на шкаф на четыре с лишним года? Серьезно? Вы ведь не хуже меня знаете, как они живут, как чувствуют, и как видят мир вокруг себя. И чтобы вот так? Ни эмпатии, ни чувств, ни сострадания, ни музыки, только недовольство и поездки в какие-то странные места. Мне не нравится…

– Он тебе не нравится, – констатировал Скрипач.

– Нет, это не совсем верно. Мне не нравится то, что он делает. И не делает, – ответила Лийга серьезно. – Точнее, мне не нравится, что он вообще ничего не делает. Я бы его поставила месить глину, если бы мы были дома. Ну, у меня дома, конечно. Месить глину – это хороший способ выбить из головы любую дурь. Один день на глиняной яме, и…

– Добрая ты какая, и хорошая, – снова польстил Скрипач. – Вот только мне почему-то кажется, что ты бы его в этой яме с глиной прикопала бы. Запросто. И сделала вид, что никого тут и не было никогда. Ага?

– Нет, не ага, – покачала головой Лийга. – Совсем даже не ага. Ит, ты что-то хотел сказать?

– Хотел, – вздохнул Ит. – Но раз такая важная тема, про глину, могу и помолчать.

– Ну, начинается, – закатил глаза Скрипач. – Давай, говори уже.

– Мне кажется, что у него всё ещё идет адаптация, в том числе и к геронто, – сказал Ит. – Рыжий, вот ты доктор, да? И я тоже доктор. И вот скажи ты мне, что в данном случае, кроме стандартной схемы, мы для него тут можем сделать, чтобы снять последствия гормонального шторма? Да, у нас его не было, можешь не открывать рот, я сам скажу. Не было – потому что мы даже не знаем, когда именно производились все эти геронто, и не были ли они, случайно, разделены ещё и гиберами. А вот он проходил геронто непосредственно перед отправкой, и я допускаю, что мы сейчас имеем последствия шторма – вот в таком виде. Он мужчина, человек. У них весьма специфически этот процесс проходит, ты же знаешь.

– Пять лет, – напомнил Скрипач. – Не слишком?

– Он ещё и Бард, – пожал плечами Ит. – Может быть, для него и не слишком. Не подумайте только, что я его защищаю, я просто пытаюсь понять, что может служить причиной для того, что происходит.

– Или ты пытаешься разглядеть в нём молодого Ри, – подсказал Скрипач. – Того, которого ты знал, пока он не съехал по фазе. Только разреши тебе напомнить, что именно Ариан придумал Ри таким, каким мы его знаем, и что на самом деле ему отнюдь не двадцать пять, а много больше.

– Сдаюсь, – Ит поднял руки. – Ну чего, закажем ещё пива?

– Давайте, – тут же оживилась Лийга. – Просто так я это фермент принимала, что ли? Пиво, кстати, вкусное. Манговое я уже пила, теперь попробую то, которое с грушей.

– Которое с грушей – это сидр, – заметил Скрипач.

– Хорошо, пусть будет сидр. Но с грушей, обязательно, – заявила Лийга. – И почему я так мало знаю о том, чего тут растет? Я же занималась ботаникой дома. Надо здесь тоже заняться, пожалуй. Вы не против?

– Только за, – ответил Скрипач. – Будешь здесь тоже липстэг варить.

– Здесь не из чего, – покачала головой Лийга. – А жаль. Но ничего, здесь я тоже что-нибудь этакое придумаю. Вот, например, специи…

Следующие полчаса они обсуждали приправы, которые Лийга скупала где придется в больших количествах, и комбинировала, когда готовила, потом переключились на платье, потом заказали ещё пива, а потом обнаружили, что уже почти полночь, и что паб через полчаса закроется. Домой идти не очень хотелось, поэтому Ит предложил прогуляться, благо, что вставать завтра с самого раннего утра не было необходимости – у них был по графику выходной. Конечно, на улице сыро и прохладно, но погулять полчасика перед сном вполне можно.

***

– И всё-таки я не понимаю, – говорила Лийга, когда они шли по набережной вдоль тихой спокойной ночной реки. – Взять того же Метатрона. Я уже говорила, что у нас была легенда о Сэфес-предтече, или, если угодно, о Первом Контроле. Ит, ты показывал символику, которая есть в Сонме, помнишь? Метатрон, который держит в руках Куб. Ну, Куб Метатрона. Который, по сути, является ничем иным, как сиуром, объединяет время, пространство, и человека. Человек, в данном случае, это любая разумная жизнь, которая может создавать эгрегор мира, в котором живет. Разве нет? То есть легенда, которая существует в Сонме – у вас, и в Зеркалах – у нас, является прямым указанием на…

– На Контроль, как таковой? Ты думаешь, что именно поэтому они себя назвали Метатроном, и стали творить то, что творили? – спросил Ит. – Рифат, доброй ему дороги, был совершенно прав, когда сказал, что всё, вероятно, было задумано иначе. И те трое явно не тянули на всезнающее и всемогущее существо с Кубом в руках. Да, там явно не всё так просто, как хотелось бы, да, с этим нужно как-то разобраться, но сейчас – это невозможно.

– Тебя догнало пиво, кажется, – Лийга рассердилась. – Я говорила о другом. В частности о том, что Контроль не появился из ниоткуда, что у него был родоначальник. Или, если угодно, родоначальники. И этот самый Метатрон запросто может оказаться одним из них.

– Лийга, не усложняй ещё больше, а? – жалобно попросил Скрипач. – У меня голова разболелась.

– Знаешь, рыжий, я пробыла Контролирующим не одну сотню лет, – сказала Лийга. – И я задавалась вопросом, откуда в принципе появился Контроль. Я пыталась найти ответы, но не нашла ровным счетом ничего. И я решила тогда, что эта загадка мне не по зубам. И успокоилась. И забыла о том, что пыталась что-то искать. Но сейчас… – она задумалась. – Когда вы рассказали о Стрелке, я поняла, что, может быть, я искала тогда не напрасно. Может быть, что-то стала подозревать. Может, что-то почувствовала. И – я бы хотела поискать дальше. И подумать. Здесь ведь есть, о чём подумать, правда?

– Есть, – кинул Скрипач. – Ещё как есть. Пойдемте домой, а? Холодно. Простынем ещё.

– Пойдемте, – поддержал Ит.

– Я только станцую напоследок, – попросила Лийга. – Вряд ли мне удастся в этом году ещё раз почувствовать танец весенней реки. А хотелось бы…

– Только в воду не свались, – предостерег Скрипач. – Танцуй чуть в стороне, хорошо?

– Ладно, – сдалась Лийга. Снова сняла куртку, и отдала Скрипачу. – Нет, ну какое платье, а? Какое шикарное платье! В самый раз для этой ночи, и для этой весны…

***

Спать легли в полвторого, и проспали в результате до десяти утра, причем первой встала Лийга, которая, зевая, поплелась на кухню, ставить вариться овсянку. Позже к ней присоединился Скрипач, и вскоре овсянка обогатилась сгущенкой, изюмом, и курагой. В отдельной кастрюльке рыжий поставил вариться сосиски, как он сам сказал – для затравки, ему самому, и Иту. Лийге сосиски он не предложил, знал, что бесполезно.

…Лийга мясо не ела, и птицу тоже, ела она только рыбу. Яйца, творог, и молоко, правда, вопросов у неё не вызывали, и на том спасибо. Рыба, кстати, тоже была большой победой после двух лет уговоров – дома Лийга из белков употребляла либо яичный порошок, либо сушеный и толченый сыр, весь остальной рацион многие годы оставался растительным. Танели, кин-кинни – крупы и мука, мука и крупы. Но тут был нюанс – одно дело растительный рацион из продуктов рауф, выращенных рауф, предназначенных природой для рауф, а другое – еда в человеческом мире, которую приходится адаптировать, и которая усваивается много хуже, чем своя. Или не усваивается вовсе. Разумеется, есть адаптации, разумеется, существуют ферментные схемы, которые позволяют рауф существовать в человеческих мирах, а людям – в мирах рауф. Но ни Ит, ни Скрипач не хотели, чтобы Лийга ходила голодной, недополучала всего того, что необходимо для полноценной жизни, и питалась однообразно. Они тащетельнейшим образом следили за тем, что она ест, сколько, когда. Лийге такая забота казалась излишней, какое-то время она отбивалась от их стараний «сделать как лучше», но её тихий бунт прекратил в один прекрасный день Ит. Он посадил Лийгу на кухне, на табуретку, сам сел напротив, и прочел лекцию про ответственность. Про то, кто тут кем является, и кто за кого отвечает. И напомнил, что она, Лийга, была под ответственностью Рифата, а после его смерти вся мера ответственности за неё легла на них, поэтому, уважаемая, вот фермент, вот гречка с молоком, похожая, кстати, на танели, вот кусочек вкусной рыбы, вот вареное яйцо, и приятного аппетита. И попробуй только не доесть.