Генерал (СИ) - Волкова Виктория Борисовна - Страница 14

– Мне не очень удобно, Василий Петрович, – вздыхает Катерина.

– Попробуй назвать меня Васей. Это не сложно. Ва-ся! – увожу разговор в сторону. Со мною спорить бесполезно. Я уже все решил.

Девчонка заливисто смеется. И повторяет старательно.

– Ва-ся.

– Ну вот, получилось! – веселюсь я и поясняю предельно серьезно. – Пока у тебя не появится нормальная охрана, я буду рядом. Поняла?

– Да… Но…

– Никаких но. Привыкай, – роняю немного резко. И сам спохватываюсь. А ну, как испугаю девчонку. – Я бы второго охранника тоже поменял, – морщусь недовольно. – Не нравится мне эта ситуация. Я бы на корню все инсинуации пресек и в бетон бы виновных закатал. Чтоб ни одна зараза голову не подняла. Сменил бы весь все твое окружение.

– И Ларису? – изумляется Катя.

– А она тебе тут нужна?

– По большому счету, нет. Но мне одной скучно. С новыми людьми я схожусь плохо. А Лариса со мной уже год. Мы с ней сроднились. И дочка ее приезжает. Люська. Смешная такая. Они точно не предадут.

– Ни в ком нельзя быть уверенными, – усмехаюсь я, оставляя на стол пустую чашку. Вытягиваю ноги, и сам не сразу понимаю, что двигаюсь вместе с креслом поближе к Кате. Ну и хорошо.

– В Ларисе можно не сомневаться, – мотает головой Катерина. Кошусь на нее и балдею от близости. Стоит только руку протянуть и можно коснуться ладони. Взять ее в свои. Согреть. Но я всего лишь вдыхаю слабый запах парфюма и приказываю себе отбросить на фиг любые хотелки.

– Почему? – спрашиваю резко. С трудом возвращаюсь к разговору. Стараюсь не пялиться на девчонку.

– Люся – это папин социальный проект. Соседка папиной бывшей. Ее два года назад избил отчим. Да так сильно, что она в реанимацию попала. А папа узнал и оплатил все лечение и последующую реабилитацию. Люська теперь в Сочи учится. Сама поступила. И к нам приезжает на выходные. А Лариса каждый день молится за папино здоровье. И в церковь ходит свечки ставить.

– Немудрено, – роняю я сквозь зубы. – А отчим этот?

– Сидит. Папиными усилиями.

– Вот бы и Айратку закрыть надолго, – выдаю я, не подумав. Дипломат из меня хреновый. А кавалер еще хуже. И тут же замечаю, как меняется в лице Катерина.

– Так его сразу арестовали. А вот недавно был суд в какой-то инстанции. Рассмотрел снова дело и счел приговор суровым. Заменил наказание на год и выпустил на свободу.

– Козлы, – морщусь как от боли. – Тогда в страну закрыть въезд. Объявить его персоной нон грата.

– Мой папа не настолько влиятелен, – смеется Катя.

А я в который раз задумываюсь, как девочка из богатой семьи смогла вырасти такой открытой и непритязательной. Или так заточение у Айрата повлияло на характер мажорки? Хорошо бы найти старые фотки и посмотреть на Катю до плена. Может, хоть так разочаруюсь в ней и остыну?

******

Всю ночь я ворочаюсь без сна. Даже уснуть не пытаюсь. Думаю о Катерине. Не идет из головы, птица маленькая. Кажется, вот она, рядом. Руку протяни и поймаешь. Но только шаг сделаешь навстречу, как она устремляется прочь. А потом приближается несмело. Дразнит меня, старого кота.

Кот и птица. Прикольное сравнение.

«Да ты поэт, Вася, – усмехаюсь, подминая кулаком подушку. – Поэт хренов. Лучше бы о деле думал. Раз вызвался защищать девочку, хоть план действий набросай, что ли?»

Тут, в «Соснах», все просто. Нужно только дернуть Макарова и охрану санатория. Усилить пропускной режим, заделать дырки в заборах. И запретить посторонним шататься к косметологам и в парикмахерскую. Это дело техники. Меня сейчас больше интересует Айрат. Как вычислить эту суку? Как заставить его забиться в самую глубокую нору и не отсвечивать? Чтобы нос боялся высунуть на свет божий.

Ясен пень, смотаться к нему можно. Вообще не проблема. Приехать, вломить по шею в землю и тут же на самолет. Одним днем обернусь. Вот только мне напарник нужен толковый. И на подъем легкий. Но среди близкого круга мало таких. Кто-то зажрался на высоких должностях и с места не сдвинется, кто-то бухал как не в себя и растерял физическую форму и сноровку. Был один. Слава Лунин. Да и тот женился недавно.

«Надо погранцам задание дать, – размышляю лениво. – Пусть оповестят, когда эта тварь пересечет границу. И кого-нибудь из частного агентства приставить. Пусть ведут. Может, удастся что-то накопать».

Мысли цепляются одна за другую. Бегут по кругу и снова возвращаются к Кате. Мне бы отойти в сторону. Не лезть когтистой лапой в золотую клетку. Но ничего не получается, как не уговариваю себя. Запала мне в душу маленькая птичка.

«Не навреди, – просит чуйка. – Она и без тебя сполна хлебнула. Не сломай ее, Вася».

– Да не могу я ей навредить! – подскакиваю с дивана. Спину ломит от неудобного ложа. А голова раскалывается на части. Будто кувалдой по ней всю ночь били.

Распахнув шторы, выхожу на террасу. А там уже рассвело. Птички поют и солнышко проглядывает сквозь мохнатые ветки сосен.

Хорошо, твою мать! Как же хорошо!

Вернувшись в комнату, быстро напяливаю спортивный костюм и кроссовки. Оставляю Катерине записку на картонке из-под чая.

«Ушел на пробежку. Буду через сорок минут. Из номера не выходить!»

И подчеркиваю дважды для острастки. Дескать, все серьезно, Кать. Очень серьезно.

Обычно я могу бегать долго. Час. Полтора. Но после гадской болезни меня хватает только на двадцать минут. Дыхалка подводит сразу, как только газую в гору. Сбиваясь с ритма, останавливаюсь на полпути.

Обливаясь потом, перевожу дух. И будто в первый раз завороженно глазею по сторонам. Горы. Сосны. И воздух, хоть ложкой ешь.

«Какой из тебя защитника, жеваный крот? Ты же собственную задницу еле тягаешь», – морщась, вытираю мокрое лицо. Цепляю взглядом желтую и красную листву, разбавленную спокойным зеленым. И не торопясь спускаюсь вниз в санаторий.

Девичью фигурку в знакомом костюме я замечаю почти сразу, как сворачиваю к санаторию. И не обращая внимания на одышку ускоряю шаг.

Это что происходит, мать вашу?

– Катя?! – догоняю на всех парах.

– Доброе утро, Василий Петрович! – улыбается мне девица. Вот как такую отругаешь. Смотрит весело. Рада видеть, наверное. Глаза горят, а на щеках румянец. Безумно хочется прикоснуться пальцем к алой щечке, накрыть чуть заветренные губы поцелуем. А потом можно и в койку…

«Ты совсем с дуба рухнул, Василий Петрович? – спрашиваю у самого себя. – Или последние мозги отшибло от кислородной недостаточности?»

Пытаюсь хоть немного вогнать себя в рамки, и с ума схожу от накатившего желания. Катя, девочка моя, вот как тебе удается обеспечить меня круглосуточным стояком? Мне же с тобой никакого здоровья не хватит.

– Я тебе написал, чтобы из номера не выходила, – ворчу недовольно.

– Написали? – изумляется Катя. И смотрит на меня доверчиво и наивно. – Когда? Я, наверное, пропустила. Вытянув из кармана сотовый, листает сообщения.

– Ничего нет? А вы точно мне отправляли? – поднимает на меня черные омуты глаз. И я тону в них. Как дурак пропадаю.

Да что же это делается, етить колотить?

– Я тебе на бумажке написал и на столе оставил, – говорю и чувствую себя полным идиотом. Ну кто сейчас пишет записки?

– А я к столу не подходила, – смущенно вздыхает Катя. – Проснулась, вас нет. И к себе пошла.

Очень хорошо! Просто прекрасно!

– Ты – нормальный человек? – цежу раздраженно. – А вдруг там засада? Надо было проверить сначала, – выговариваю, нависая над девчонкой. Так и стоим посреди тропинки. Выясняем.

– Никого там не было, – морщится Катерина. – Я проверила.

– Молодец. Но в следующий раз, пожалуйста, зови меня.

– Хорошо, – легко соглашается Катерина. И в этой легкости отчетливо чувствуется явное не желание слушать мои нотации.

– А ты куда идешь? – интересуюсь, приноравливаясь к шагу.

– Тут источник недалеко. Я каждое утро туда хожу. Знаете, какая вода там вкусная! – порывисто восклицает Катя, показывая мне обычную полуторалитровую бутылку. – Я на весь день набираю.