"Коллекция военных приключений. Вече-3". Компиляция. Книги 1-17 (СИ) - Тушкан Георгий Павлович - Страница 125

- Ему сейчас не до любви, поверьте. Можете успокоить фрейлейн Эрику. Я думаю, что Пихт жив.

- Он не разбился вместе с генералом?

- Никто вообще не разбивался. Удет покончил с собой. Пустил себе пулю в лоб в своей спальне.

- Ой! Пойду обрадую Эрику!

- Самоубийство национального героя — сомнительный повод для радости, фрейлейн Ютта. Я буду вынужден обратить на вас внимание господина обер-штурмфюрера Зейца.

- А он уже обратил на меня внимание, господин капитан! Вот так! — Ютта сделала книксен и побежала наверх.

Вайдеман огляделся. Прямо на него уставился с обернутого черным муаром портрета бывший генерал-директор люфтваффе Эрнст Удет.

«А ведь этот снимок Эрика сделала всего полгода назад», — вспомнил он.

- Альберт, вы пришли? Поднимайтесь сюда! — крикнул Зандлер.

На лестнице Вайдеман столкнулся с Эрикой.

- Альберт, это правда?

«Счастливчик Пихт, — искренне позавидовал он. — С ума сходит девчонка».

- Всю правду знает один бог. — Вайдеман помедлил. — И конечно, сам господин лейтенант.

- Он не ранен? — В интонации, с которой Эрика произнесла эту фразу, прозвучала готовность немедленно отдать последнюю каплю крови ради спасения умирающего героя.

- Я не имел чести видеть господина лейтенанта последний месяц. Все, что я видел, — так это его «фольксваген». Час назад он стоял у подъезда особняка Мессершмитта.

«Сколько же во мне злорадства! — подумал Вайдеман. — Ишь как ее корежит! А чего я от нее хочу?»

- Я думаю, что сломленный горем Пауль приехал к нашему уважаемому шефу, чтобы попроситься у него на фронт.

- Как вы страшно шутите, Альберт. Ведь вы его ДРУГ.

- Больше чем друг. Я обязан ему жизнью.

Вайдеман щелкнул каблуками. Но Эрика вцепилась в него:

- О, правда? Расскажите, как это было?

- Меня ждет профессор.

- Папа подождет. Пойдемте ко мне. Когда это было и где?

- Это было в Испании…

Комната свидетельствовала о неустоявшихся вкусах ее хозяйки: вышивки, сделанные по рисункам тщедушных девиц эпохи Семилетней войны, соседствовали с элегантными моделями самолетов. Рядом с дорогой копией картины Кристофа Амбергера висела мишень. Десять дырок собрались кучкой чуть левее десятки.

- Это моя лучшая серия, — сказала с гордостью Эрика. — Я тренируюсь три раза в неделю в тире Зибентишгартена.

Она зашла за голубую шелковую ширму. Горбатые аисты строго глядели на Вайдемана, как бы взывая к его добропорядочности. Он отвернулся и увидел в зеркале, как аисты благосклонно закивали тощими шеями. Голубой шелк волновался.

- Я слушаю, Альберт. Вы сказали, что Пауль спас вас в Испании. Он мог погибнуть?

- Все мы там могли погибнуть, — нехотя буркнул Вайдеман. — А спас он меня, выполняя свой воинский долг. Республиканцы нас зажали в тиски, один их самолет вцепился в мой хвост. Но Пауль отогнал его и вытащил меня из беды.

- Видите, он настоящий герой! Вы подружились с ним в Испании?

- Нет, раньше, в Швеции.

- Как интересно! А что вы делали там?

- Об этом вам лучше расскажет господин лейтенант. Он обожает рассказывать дамам о своих шведских похождениях. Вот, легок на помине. Кажется, я слышу внизу его голос.

- О Альберт, идите же к нему! Подождите! Скажите, я сейчас выйду.

Пихт, как полчаса назад Вайдеман, стоял, задрав голову перед портретом Удета, выдерживая его мертвый взгляд.

- У вас в доме еще остался черный креп? — повернулся он к Ютте.

- Да.

- Вчера, Альберт, в Бреслау разбился Вернер Мельдерс. Он летел с фронта на похороны. Его сбили свои же зенитчики.

Оба летчика и Ютта молча перевели взгляд на портрет Мельдерса. Широкоплечий, широколицый полковник Мельдерс улыбался снимавшей его Эрике.

- Мельдерс командовал всеми истребителями легиона «Кондор» в Испании, Ютта. Мы с Паулем выросли под его крылом.

- Я принесу креп, — сказала Ютта. Оставшись вдвоем, они испытующе оглядели друг друга.

- Ну и гусь, — сказал Пихт. — Прижился?

- Ты с похорон? — спросил Вэйдеман. — Как это выглядело?

- Пышно и противно. Самую проникновенную речь произнес Геринг. Его записывали на радио. Гитлер не выступал.

- Ну, а что говорят?

- Кессельринг довольно громко назвал Удета дезертиром. Генерал Штумпф утверждает, что он давно замечал симптомы сумасшествия. Но многие подавлены. Йошоннек, начальник штаба люфтваффе, сказал мне: «Теперь я его понял».

- Его убила Москва?

- Москва его доконала. Русские начали ломать нашим авиаторам хребет, и Удет не мог вырвать самолеты для Западного фронта… Поэтому он много пил. И не мог влиять на события. Со стороны все выглядит намного мрачнее. Он не увидел выхода в будущем и обвинил себя за прошлое. В конце концов, смерть эта оказалась для многих выгодной. Виновник наказан собственной рукой. Он обелил других перед фюрером.

- Что станет с тобой? Ты был у Геринга?

- Да, я передал ему бумаги Удета, последнее письмо. Он налился кровью, когда читал. Но ко мне отнесся благосклонно. Сказал: «Кажется, вы говорили, и не раз, что на почве алкоголя у генерала наблюдается помутнение разума?» Я подтвердил. Он приказал мне представить обстоятельный доклад экспертам. Вчера он подозвал меня, сказал, что понимает мою скорбь, поздравил с капитанскими кубиками на погонах и разрешил взять месячный отпуск для поправки здоровья. Кстати, Геринг распорядился, чтобы никто, кроме гробовщика, не видел лица Удета…

- И ты сразу кинулся к Мессершмитту?

- С чего ты взял?

- Ты заезжал сегодня к Вилли?

Пихт расхохотался:

- Альберт! Контрразведка по тебе плачет. Я завез его секретарше посылку из Берлина. А уж если говорить серьезно, я попросился к нему в отряд воздушного обеспечения.

В это время дверь кабинета открылась и вышел профессор Зандлер.

- Добрый вечер, профессор. У вас цветущий вид, — проговорил Пихт.

- Добрый вечер, господин Пихт. Сочувствую вашему горю. Это потеря для всех нас. Я очень ценил генерал-директора…

- Мне казалось, профессор, что генерал-директор не очень одобрял избранное вами направление работ. Не так ли?

- Его оценка менялась. Господин главный конструктор говорил мне, что генерал Удет очень внимательно прислушивался к его доводам в защиту реактивной тяги. Да и здесь, в этом доме, генерал проявил большую заинтересованность в моих исследованиях. Я не сомневаюсь…

- Конечно, вам, господин профессор, лучше меня известна точка зрения покойного генерала. Но разве для вас секрет, что после посещения Удетом Аугсбурга и Лехфельда министерство еще раз потребовало категорического исполнения приказа Гитлера о восемнадцатимесячной гарантии начала серийного производства?

- Сегодня мы можем дать такую гарантию.

- Как! Ваш «Штурмфогель» уже летает?

- Он взлетит завтра, — сухо сказал Зандлер. — Извините, господин Пихт, мне очень нужен господин капитан. Альберт, я вас жду.

«Старый козел начал взбрыкивать, — подумал Пихт. — Неужели дело идет на лад?»

Он окликнул Вайдемана:

- Альберт! Ты и вправду собрался завтра подняться на зандлеровской метле?

- Ну да!

- Пари, что завтра тебе не удастся оторваться от земли.

- Ящик коньяка!

- И ты навсегда откажешься от всей этой затеи? Поверь, она пахнет гробом.

- Нет, не откажусь. Отвечу тоже коньяком. Так что завтра в любом случае перепьемся. С вашего разрешения, фрейлейн, — сказал Вайдеман, уступая дорогу Эрике.

- Вы живы, лейтенант? — спросила Эрика, сияя.

- Извините, уже капитан, — поправил ее Пихт. — Я не мог умереть, оставляя после себя вдову. Строгий немецкий бог не простил бы мне подобного легкомыслия в исполнении столь важной национальной задачи. Здравствуйте, Эрика! Я привез вам «Шанель».

Утром слегка подморозило. Вчерашний ветер нагнал на взлетную полосу опавшие листья. Механики расчехлили самолет задолго до рассвета и начали предполетный осмотр двигателей.

Поеживаясь, Карл Гехорсман регулировал клапаны подачи топлива и думал об Эрихе Хайдте, брате Ютты. «Что заставляет парня рисковать? Сидел бы в своем ателье и копил марки, если уж ногу покалечил. Может, Гитлер и правда победит, тогда немцы получат в России большие наделы и заживут лучше. Почти каждый верит в это. Может, и я заведу себе хозяйство. Ха-ха, „Образцовое хозяйство Карла Гехорсмана с сыновьями“…»