"Коллекция военных приключений. Вече-3". Компиляция. Книги 1-17 (СИ) - Тушкан Георгий Павлович - Страница 139

Снова с чудовищным грохотом рванулся «Штурмфогель» по аэродрому. Вайдеман легким нажимом придавил педаль тормоза. «Штурмфогель» помчался теперь на основных шасси. Ручка управления упруго впилась в ладонь.

- Ага, послушался! — лизнув губы, прошептал Вайдеман.

Теперь он ясно видел полоску аэродромных прожекторов в конце бетонной площадки. Машина достигла взлетной скорости, но Вайдеман ручкой прижимал ее к бетонке и лишь на последних метрах потянул управление рулем высоты на себя.

Самолет устремился вверх. «Летит, летит!»

- Алло! Я «Штурмфогель»! — закричал Вайдеман, прижав к горлу ларингофон. — Взлет на скорости сто шестьдесят два километра в час. Набираю высоту. Скорость сейчас шестьсот пятьдесят. Температура газов за турбиной…

- Альберт! — услышал Вайдеман взволнованный голос Зандлера. — Поздравляю, Альберт! Скорость не повышайте. Работайте до пустых баков!

- Хорошо, профессор! Ого, как быстро я набрал высоту.

Вайдеман пошел на разворот. Привязные ремни больно врезались в плечи. Рот скособочило. Кровь прихлынула к глазам.

- Чувствую большие перегрузки, — передал Вайдеман.

- Так и должно быть, Альберт, — немедленно отозвался Зандлер.

Под крыльями разворачивалась земля. Краснели среди светло-ржавых полей и темных лесов Лехфельд, замок Блоков. Вдали голубели Баварские горы и дымил трубами заводов Аугсбург.

Через двадцать минут стрелка расходомера подошла к критической черте. Убирая тягу, Вайдеман понесся к земле. Он удивился приятному наслаждению полетом на «Штурмфогеле».

Впереди не было винта мотора, и не лезли в кабину выхлопные газы. Звук от работы двигателей уносился назад, и пилот чувствовал лишь мерное дребезжание корпуса да иногда прокатывающийся гром — моторы дожигали топливо.

Над землей Вайдеман выровнял самолет и плавно посадил его на бетонку.

Вайдеман увидел бегущих к нему людей. Весь аэродром сорвался с места — «Штурмфогель» наконец увидел небо.

- Полет закончил, — передал Вайдеман и добавил совсем уж некстати для этого момента: — А все же надо повыше поднять стойку носового колеса, профессор.

Коссовски стал временно замещать должность начальника отдела «Форшунгсамта», но ответственность за секретность работ в Лехфельде с него не сняли. Присутствуя на допросах Регенбаха, он никак не мог уловить связей, которые тянулись из Берлина в маленький городок под Аугсбургом. Регенбах молчал. Он терял сознание от боли при пытках, его лечили в тюремном лазарете и снова истязали, но едва он приходил в себя, сжимал рот и не произносил ни единого слова. Коссовски понимал, что у Регенбаха наступило такое ожесточение, которое заглушало даже самую чудовищную боль. Понимал он и то, что такие уловки, как обещание сохранить жизнь, дать возможность жить дома при домашнем аресте, даже вручить пистолет, чтобы тот сам покончил с собой, ни к чему не приведут. Поэтому оставался лишь один метод — сломить ожесточение постоянной, не прекращающейся ни днем, ни ночью болью.

Таинственный Март был надежно прикрыт яростным, нечеловеческим упорством Регенбаха.

Снова и снова Коссовски сопоставлял факты, искал зацепки в лехфельдских авариях. Но картина получалась расплывчатая, неясная, как ранние осенние ночи, когда он, изнуренный, с тяжелой головной болью, возвращался домой отдохнуть, чтобы с утра снова тянуть бесполезную канитель с Регенбахом и ускользающими именами Вайдемана, Зейца, Пихта, Ютты…

Вдруг функабвер прислал Коссовски две перехваченные телеграммы. Расшифровать их удалось далеко не полностью. Но все же стало ясно, что Директор дважды запрашивал у Марта сведения о каком-то объекте «Б». Значит, лехфельдская радиостанция должна непременно отозваться. Коссовски выехал в Лехфельд.

Осень уже собрала свою жатву. Леса и рощи стали светлей, прозрачней. Опустели поля. Лес неподалеку от Лехфельда съежился и потемнел; обнаружилось кладбище, где рядом с крестами и памятниками стояли погнутые винты самолетных моторов — здесь мокли под моросящим дождем мертвые пилоты.

Коссовски сразу же проехал к Флике. Шарообразная голова с уныло повисшим носом и маленькими глазами освещалась крошечной лампочкой от бортового аккумулятора, которая висела над крупномасштабной картой района Аугсбурга и Лехфельда. Сверху опускались шнурки с грузиками, при помощи которых можно по пеленгам засечь подпольного радиста.

- Ничего утешительного, — развел руками Флике, увидев входящего в автофургон Коссовски.

- Станция должна заработать, — сказал Коссовски. — От вас можно соединиться с Зейцем?

- Разумеется. — Флике нажал на коммутаторе кнопку и набрал номер телефона оберштурмфюрера.

- Говорит Коссовски… Вальтер, вам известно о новых телеграммах?

- Да.

- Как вы думаете, радист отзовется?

- Конечно. Только я еще не знаю, что это за объект «Б».

- Я тоже не знаю… Но радист должен рано или поздно ответить Директору, — помолчав, сказал Коссовски. — Поэтому в мое распоряжение дайте взвод солдат. Мы должны сразу же определить местонахождение рации и взять радиста.

- Хорошо, я дам вам взвод солдат из охраны аэродрома, — поколебавшись, согласился Зейц.

- И еще одна просьба… О том, что я в Лехфельде, никто, кроме вас, знать не должен.

- Понятно, — отозвался Зейц и положил трубку.

…Рация заработала в одиннадцать ночи, когда на город опустилась холодная, звездная ночь.

  — понеслись в эфир торопливые точки-тире. Сразу же в динамик ворвались голоса функабверовцев, которые дежурили на мониторах.

- Я «Хенке», сто семьдесят три градуса…

- «Бове», сорок семь…

- Говорит «Пульц», двести шестьдесят…

- Я «Кук», сто двенадцать…

Флике стремительно передвигал на карте Лехфель-да красные шнурки с тяжелыми грузиками. В перекрестке этих шнурков Коссовски увидел район авиагородка. Кровь ударила в виски. «Все точно!» Он бросился к выходу, к своей машине.

- Тревога!

- Куда? — вынырнул из темноты лейтенант Мацки.

- Оцепить дома Зандлера, Хайдте, Венделя, Бука!

Шофера поблизости не оказалось, и Коссовски сам погнал «оппель». Хорошо, что никто не шатался по шоссе. «Скорей, скорей!» Он нажимал на газ. Машина летела на предельной скорости. Коссовски, обычно предусмотрительный, осторожный, на этот раз не думал, сможет ли он один справиться с Мартом или радистом. Он хотел лишь застать разведчиков за рацией, у работающего ключа.

Коссовски всего на мгновение оторвал взгляд от дороги, но в память уже цепко вошла увиденная картина: приземистый особняк Зандлера, бордовые шторы гостиной — там кто-то есть. Нога соскользнула с рычага газа на большой рычаг тормоза. Коссовски качнулся на баранку, больно ударившись грудью. Пинком он отшвырнул дверцу и выскочил из машины, выхватывая из кобуры пистолет.

Дверь заперта. Коссовски показалось, что машины с солдатами идут слишком медленно, хотя они неслись на предельной скорости. Наконец солдаты высыпали из кузовов. Коссовски приказал ломать дверь. Застучали приклады. Дверь, сорвавшись с петель, рухнула. В гостиной никого не было.

В три прыжка Коссовски взбежал к антресолям.

С грохотом распахивает дверь. В углу на тумбочке горит крошечная лампочка под голубым абажуром. На столе стоит чемодан с зеленым глазком индикатора, рычажки настройки, ключ, полоска бумаги…

- Руки! — Коссовски успевает заметить отступившую в темноту Ютту.

«Почему поднимается одна рука?» — мелькает мысль.

Что-то тяжелое падает на пол. Глаза ослепляет яростная вспышка. Чудовищная сила бросает Коссовски вниз. Падая, он ударяется затылком, скребет по ковру, встает и, шатаясь, опаленный, почти без сознания, вываливается в коридор. Оттуда, где была комната Ютты, бьет огонь. Затухающее сознание ловит еще какой-то резкий звук. Боли нет, только что-то мягкое, сильное ударяет в грудь и опрокидывает навзничь.