Пожарная застава квартала Одэнмате (СИ) - Богуцкий Дмитрий - Страница 14

Я эту историю, Историю о запрещенной книге, вам перескажу. И скажу я вам, наврал тот борзописец невероятно!

Или не наврал?

Они вошли в книжную лавку, когда на город опустилась ночь. Пара ронинов, спустившихся с гор, вошли, пряча лица в тени соломенных шляп. Понятное дело, они пришли не для того, чтобы школьные прописи купить.

Господин Кагэцу, почтенный торговец литературой, прервал спор с припозднившимся посетителем, вздохнул и пожалел, что остался дожидаться, когда догорит масло в его вечернем фонаре, и не закрылся сразу на закате. Этот свет всегда привлекал в его лавку вот таких вот ночных насекомых, жирных ночных бабочек. Некоторые были весьма ядовиты.

— Сайкаку, — угрюмо произнес господин Кагэцу, — хватит болтать и поди прочь. Я тебе ничем не помогу, я тебя в кости играть не заставлял.

— Но, господин Кагэцу! Купите мою пьесу, скоро она станет очень известной!

— Встань и иди, — угрюмо прорычал господин Кагэцу. — Освободи место.

Понурившись, Сайкаку встал и пошел прочь из лавки.

— Сайкаку! — бросил ему вслед господин Кагэцу. — Писанину-то свою тоже захвати.

Сайкаку, ежась от стыда, понуро вернулся, подобрал со стола тонкую тетрадь, исписанную нервными столбцами знаков, и вышел.

Старший из ронинов, терпеливо дождавшихся своей очереди, молча сел перед Кагэцу и выложил на низкий рабочий стол плотный парчовый сверток. Младший остался стоять позади, у входа.

Кагэцу вздохнул и спросил:

— И что это?

Старший ронин едва заметно скривил губы:

— Это книга.

Впрочем, Кагэцу это и сам хорошо понимал.

— И что это за книга?

Ронин неопределенно качнул головой:

— Я в этом не разбираюсь. Вроде бы их из Голландии к нам привозят? Может она кого-то заинтересовать?

Кагэцу вздохнул, предвкушая шквал грядущих неприятностей, развернул потертую на сгибах парчу.

Это была книга. Иноземная, запрещенная, совершенно незаконная книга. Кагэцу вновь тихо вздохнул, перелистнул пару страниц плотно сшитой тетради из невиданной здесь плотной бумаги, покрытой мелким напечатанным шрифтом, перемежавшихся крупными, на целый лист, одноцветными гравюрами.

— Что ж, — негромко произнес Кагэцу, окунаясь в неприятности с головой, касаясь книги кончиками пальцев в вечерней полутьме. — Она может заинтересовать меня.

— Сколько можно получить за нее? — спросил ронин.

— Один рё?

— Нет, нет, нет, нет, нет, нет, — мелко усмехаясь в такт словам, возразил ронин. — Самое малое в двадцать раз больше.

— Это возможно, когда-то потом, после множества перепродаж, — вздохнул Кагэцу. — Но здесь такой цены вы не получите.

— Мы можем подождать, — вкрадчиво произнес ронин. — Но недолго. До завтра.

— Я постараюсь что-то для вас сделать, — вежливо отозвался Кагэцу.

— Ты уж постарайся, — усмехнулся ронин, вставая.

Кагэцу только вздохнул.

Ронины вышли из лавки забрав книгу и там, видимо, столкнулись с поджидавшим их Сайкаку, давеча проигравшимся в прах и позор молодцем, алкавшим помощи из любых рук.

— Чего тебе надо, парень? — услышал Кагэцу, как спросил старший ронин у Сайкаку. — Ну и чем ты можешь нам помочь? Себе помоги! Хотя стой! Ты куда сейчас идешь? В бордель? Ну, веди нас, значит, тоже в бордель.

Кагэцу вздохнул, не оглядываясь, позвал:

— Набэцуна…

Из темноты лавки за его спиной шагнул молодой ловкий и тихий человек с мечом за поясом:

— Да, господин Кагэцу?

— Набэцуна, присмотри за ними, — вздохнул Кагэцу. — Глаз не спускай.

Набэцуна поправил меч за поясом, положил на полку свиток героического сказания, которое читал в свете фонаря до появления посетителей. Вышел на темную улицу и последовал в отдалении за ронинами и их провожатым.

Господин Кагэцу снова вздохнул и пошел закрывать лавку.

Все это дело ему определенно не нравилось. Все это определенно должно было плохо кончиться.

Неброский человек Набэцуна нагнал своих поднадзорных уже около публичного дома «Нежные лепестки персика», где дурень Сайкаку уже ругался через отодвинутое окно первого этажа со своей девицей.

— Ты что? Собрался ко мне клиентов водить? — тихо рычала на Сайкаку девица. — Это как понимать? Сам проиграл меня в публичный дом, еще и наживаться на этом вздумал?

— Оман, ну что ты говоришь! Как я могу оставить тебя в таком положении? Пойми, я все делаю для твоего же блага! А так ты будешь много работать, быстрее отдадим долг…

— Может, тогда ты за меня и в постели отрабатывать будешь?

— Ну, Оман…

— Видеть тебя не хочу! — бросила девица своему бывшему ухажеру, проигравшему ее в кости на прошлой большой игре, где тот искренне намеревался взять большой куш, но неизбежно был сам очищен и ободран, как угорь на закуску. Девица со стуком захлопнула окно, через которое говорила с Сайкаку, чем вызвала восхищенный щелчок языком от старшего из ронинов.

Через пару мгновений окно опять открылось и недовольная Оман, выглянув, бросила:

— Эти, что ли, двое? Заходите теперь, чего уж там.

Ронины, а за ними и Сайкаку, поднялись по лесенке на высокий порог и вошли в бордель.

Пронырливый Набэцуна успел проникнуть в дом вслед за ними и успел услышать, как Сайкаку объясняет ронинам:

— Она тут пока по обычному договору на семь лет. Пока в ученицах ходит, принеси-подай, сама не работает еще…

Набэцуна едва заметно улыбнулся, он присутствовал на той игре, где проигрался Сайкаку, и знал об этом деле все. И в этот дом он был вхож. Весь вечер он в отдалении следил, как ронины напиваются в обществе Оман и ее подружек и как эти подружки гоняют Сайкаку по всякой мелочи, покрикивая на него, как на мелкого слугу. Набэцуна отстраненно слушал, как ронины хвастают своими невероятно героическими подвигами, как хвалятся и обещают осыпать завтра всех здесь золотом, и прочие такие вещи, какие порождает неловкий пьяный ум. Как Сайкаку в ответ вздумал похвалиться своими трудами, и как пьяные ронины, спотыкаясь на каждом столбце от смеха, читали его никчемные выдумки.

И Набэцуна видел, как уже под утро Оман вытащила у старшего из ронинов, заснувших прямо там, где пили, парчовый сверток. Как подменила она содержимое тетрадью с пьеской Сайкаку и сунула обратно ронину в одежду. Как, уходя из залы, Оман пнула ногой заснувшего на полу Сайкаку.

Набэцуна бесшумно поднялся и последовал за ними на улицу, где и услышал все.

— Вот. — Громко шепча, Оман запихала книгу за запах кимоно едва стоявшего на ногах Сайкаку. — Эта книга стоит сорок рё золотом, так этот ронин говорил! Продай тотчас же! Так и долг отдадим, и на жизнь после свадьбы останется! Да иди же, дурачина, нашел время радоваться!

По оживающим после ночного сна улицам города Набэцуна проследовал за Сайкаку к книжной лавке господина Кагэцу, которую этот работящий господин уже открыл с первой зорькой.

— Чего тебе? — неласково встретил почтенный торговец дуралея Сайкаку.

— Да тут товарец у меня завелся, — зачастил Сайкаку. — Вот, думаю, он вас заинтересует.

И Сайкаку положил перед торговцем знакомую книгу с непонятным заголовком. Кагэцу, заломив бровь, посмотрел на книгу, затем медленно раскрыл оную, осмотрел страницу за страницей и, убедившись, что перед ним тот же товар, что и вчера, произнес:

— И что ты хочешь взамен?

— Сорок рё!

— Сдурел? — спокойно ответил Кагэцу. — Такой цены тут никто не даст. Лучше сразу ее сожги.

— Тогда двадцать!

Кагэцу задумался, с прищуром глядя на Сайкаку, подпрыгивающего от нетерпения на своем месте.

— Шел бы ты, Сайкаку, проспался, — посоветовал Кагэцу своему поставщику. — А там посмотрим, может, и получишь ты свою цену.

— Благодарю, господин Кагэцу! Я вечно буду вам обязан! Ноги вам мыть буду! Воду с ног пить!

Кагэцу от такого предложения заметно передернуло.

— Иди уже…

Когда, прихватив книгу, Сайкаку достаточно удалился, Кагэцу произнес: