Прочь из моей головы (СИ) - Ролдугина Софья Валерьевна - Страница 42

«Мёртвая вода, – удивлённо откликнулся Йен. – Красиво, конечно, но я не понимаю, зачем использовать нечто столь мощное. Если только…»

Он умолк так резко, что мне стало не по себе – особенно в воцарившейся тишине, лишь изредка нарушаемой чистым стеклянным треском.

– Если – что? – прошептала я, не отводя взгляда от Хорхе, упрямо сомкнувшего побелевшие губы.

«Если только он не вынужден спешить».

Приступ слабости в ночном поезде; оранжевый туман, оставшийся незамеченным вплоть до критического момента; торопливые, бескомпромиссные атаки… Всё это укладывалось в одну очень нехорошую схему. Я и сама вела себя точно так же – когда в бешеном темпе выдавала впрок одну статью за другой, чувствуя, что всё-таки сдаюсь подступающей простуде.

Но его явно мучила не тривиальная сезонная болячка.

Тем временем Хорхе выбрал себе жертву – пожилую чародейку, которая выглядела более испуганно, чем другие – и положил ей пальцы на виски, а затем не двигался около минуты. Когда он вновь пошевелился, лицо его было растерянным.

– Урсула, боюсь, ваших родителей здесь нет – за ними действительно выслали кукол, но те не вернулись до сих пор. Это, разумеется, ничего не значит, и рано делать пугающие выводы, – добавил он с неестественным спокойствием. – Но кое-что интересное тут нашлось. Вы не против спуститься в подвалы? Ненадолго.

«Куклы не вернулись до сих пор».

Я инстинктивно потёрла шею и ключицы, пережидая короткий приступ удушья. Рано пугаться, совершенно верно…

– Конечно. Давайте спустимся. Если уж мы вломились сюда, то небольшая экскурсия нам не повредит.

По пути мы ещё дважды попадали в засаду. Особенно меня впечатлила лысая чародейка в облегающем комбинезоне, которая повелевала хищными и галлюциногенными грибами. Незабываемое зрелище – лестница, сплошь заросшая поганками, которые при твоём приближении начинают синхронно трясти шляпками, исторгая облака ядовитых спор. Предполагалось, видимо, что мы неосторожно вдохнём эту муть и приляжем отдохнуть на ступеньках, ибо следом, чтобы добить нас, из-за поворота выступила целая колонна крепких грибов-силовиков, зубастых и мускулистых. Увидев их, Хорхе нервно дёрнул уголком рта, встряхнул свою книжку и залил подступающую армию бесцветным трескучим огнём.

Пахло вкусно. Я даже замечталась о пицце с моцареллой и шампиньонами.

За поворотом лестницы обнаружилась и хозяйка грибного выводка. Сложно сказать, была ли она лысой до встречи с нами, но ради успокоения собственной совести пришлось считать, что да.

Вторую – и, к счастью, последнюю – засаду, почти целиком состоявшую из перепуганных подростков, Хорхе милосердно усыпил. Дальше путь был чист. Лестница привела в подвал, заваленный странного вида хламом – двуногие стулья, кадки с засохшими цветами, чучела монстров, картины в богатых рамах, старомодная одежда… В стене обнаружилась тайная дверь, за ней – короткий извилистый проход, заполненный ловушками и зловредными чарами, а за ним – практически пустая комната, освещённая четырьмя масляными лампами.

Посередине стоял гроб из чёрного дерева – большой, роскошный, обитый изнутри пурпурным бархатом.

«Мне кажется, – отстранённо сказал Йен, – здесь чего-то не хватает».

– Ага, – кивнула я. – Например, тела.

– Есть один способ узнать наверняка, – задумчиво произнёс Хорхе, вновь раскрывая книгу. – Учитывая, что охват небольшой, всего два месяца, можно рискнуть.

Горло сдавило от беспокойства – не моего, чужого, и стало физически трудно дышать.

«Урсула, не позволяй ему. Не надо! Слышишь? Скажи ему!»

Оглушённая, я успела только сделать шаг – полшага – преодолевая дурноту, когда из книги вылетел целый ворох листов. Воздух наполнился странным шумом, чем-то средним между хлопаньем крыльев и шелестом страниц, и стены исчезли под слоем бумаги. Отдельные линии и буквы, чёрные и красные, сложились в узор и вспыхнули так ярко, что стало больно глазам. Комната заполнилась тенями – человеческими и звериными силуэтами.

Хорхе упал на одно колено и кончиками пальцев промокнул кровь на губах. Издали она казалась почти чёрной.

«Идиот, – простонал Йен. – Какой же идиот…»

А потом тени пришли в движение.

Они перемещались быстро, как на многократно ускоренной перемотке. Некоторые были узнаваемыми – то оранжевое пятно на ножках, кружащее у гроба, явно изображало Крокосмию; другие появлялись и исчезали так стремительно, что больше напоминали порывы цветного ветра, чем нечто антропоморфное. Свет мигал, температура менялась от жары к лютому холоду и обратно, но самое главное – гроб теперь не был пустым.

Там лежал Йен.

В этом мельтешении силуэтов и теней только он оставался неподвижным – и, парадоксальным образом, единственный казался живым. Плечи упирались в края гроба; руки были целомудренно скрещены на груди; бледно-розовые волосы на фоне пурпурного бархата напоминали языки пламени, за исключением одного локона, пересекавшего лоб, и сейчас мне очень-очень хотелось подойти – и убрать его, сдвинуть… прикоснуться?

«Всё это очень мило, – несколько ошарашенно произнёс Йен. – Но почему я голый? У них совсем не осталось уважения к мертвецам?»

Это всё, что тебя беспокоит? Реально?

Он откликнулся не сразу.

«Меня беспокоит, что Хорхе использовал зеркало времени, которое отнимает бездну сил, вместо того чтобы вызволить Крокосмию и пытать его, пока он не расскажет, куда дел меня. И причина в голову приходит только одна».

Да уж… Догадываюсь какая.

«Он боится, что не справится с ним, не убивая. Садовникам вообще-то запрещено сражаться друг с другом, для разрешения разногласий есть суд… Но сомневаюсь, что это беспокоит кого-то, кроме моего наставника, который отчаянно пытается сохранить свою человечность. И, может быть…»

Кто ещё был исключением, я дослушать не успела, потому что хоровод теней замер наконец. У гроба стоял Крокосмия, положив мёртвому Йену руку на голову, и из-под ладони пробивалось зловещее красно-оранжевое сияние.

…а потом он развернулся – и той же ладонью пробил Хорхе грудь.

По-настоящему.

Господи, он был настоящим!

– Ты же не думаешь, что вампиру может навредить такой удар? – спросил Хорхе, бледно улыбаясь.

Крокосмия оскалился едва ли не до ушей – казалось, что ещё немного, и его голова просто развалится пополам по линии улыбки.

– А ты же не думаешь, что я на этом остановлюсь?

Бумажные листы на стенах затрепетали, словно под порывами невидимого ветра – и вдруг сорвались, на лету оборачиваясь мелкими круглоглазыми птицами, похожими на сов. Они кинулись к Крокосмии, облепляя его так плотно, что он мгновенно стал похож на пернатую мумию, судорожно дёргающую руками. На какую-то секунду появилась дурацкая надежда: может, мы победили всё-таки, а вдруг… но почти сразу же яркая вспышка разнесла птиц буквально в клочья.

Комната, и без того тесноватая, заполнилась перьями так, что стало трудно дышать. За спиной у меня потянуло холодком, точно открылась дверь, и появился сквозняк.

«Проход из каверны, – быстро сориентировался Йен. – Он пытается вытащить хотя бы нас, если самому уйти не получится».

Со стороны Хорхе не выглядел настолько плохо: его рана уже закрылась, и он сохранял полное самообладание, хотя и был бледноват – в отличие от Крокосмии, чья вытянутая, лошадиная физиономия стала багровой от гнева.

– Ты не выкрутишься на этот раз! Здесь и сдохнешь! Думаешь, тебе это с рук сойдёт?

– Что именно? – спросил Хорхе устало и увернулся от вспышки-лезвия. – Твоё недолгое заключение в бесконечной библиотеке? Другим садовникам нет дела до таких мелочей, дружок. Я просто скажу, что ты меня оскорбил, и я поставил тебя в угол по праву старшего. Воспитание, всего лишь воспитание… ох.

Очередная вспышка его всё-таки задела. Я рефлекторно дёрнулась – Салли молчала, но упрямо, настойчиво думала, как бы уложить Крокосмию в гроб – и обнаружила, что спина у меня буквально приклеилась к «сквозняку». Ощущение прохлады расползалось дальше и становилось сильнее; уши закладывало. Совиные перья кружились всё быстрее, отсекая сражающихся плотным облаком.