Эльфийский бык 2 (СИ) - Демина Карина - Страница 26

— Вообще-то Сашка загорелся запрячь в нее медведей… говорит, что всю жизнь мечтал покататься на дрессированных медведях…

Твою же ж…

Карета стояла во дворе.

Классическая такая… начала девятнадцатого века, может, чуть раньше. С исторической достоверностью, конечно, так себе вышло, но карета впечатляла.

Черное дерево лоснилось, будто его лишь вчера лаком покрыли. Сияла золотом резьба. Поблескивали краски гербов, тоже свежие… а их Бер как воссоздал?

Он не помнил.

Он ни хрена не помнил, и…

— Слушай, — дверца приотерылась и из кареты высунулись Его императорское величество. — А мне такую сделаешь? Для мамы?

— Угу… сразу после того, как разберусь, как я эту сделал… — Бер потянулся к силе. Странно, но она была, и даже ответила, прокатилась, анализируя.

Эхо вчерашних заклинаний еще не растворилось.

Ага, все просто. Дерево от старости рассохлось, кое-где трещины пошли. Короед опять же поработал. Но тут Бер просто стянул и зарастил, что рассохлости, что трещины. Металл восстановил… а вот поверхность…

Это заклинание ему никогда не удавалось.

Банально не хватало сил.

А теперь вот выходит хватило… и на такой площади.

Бер сунулся внутрь, убеждаясь, что и бархатная обивка выглядит так, будто ткань натянули неделю-две тому…

— Офигеть, — выдавил он. — Это все я?

— Ты, — Император выбрался из кареты. — А кто еще…

— А… потом?

— Потом? — Таська нежно погладила огромное колесо. — Потом ты выбрался, руку простер и сказал, чтоб следующую давали… ну и рухнул. Я тебя и отнесла…

Стыдно.

Наверное.

Или нет? Бер еще не решил.

— Ладно, — Александр похлопал по карете. — Это все, конечно, безумно красиво, но вопрос остается открытым… лошадей мы где возьмем?

Глава 14 О пользе прогулок на свежем воздухе и многих новых знакомствах

Мечта сбылась. Эх, вспомнить бы, какая…

Печальное утро одного поэта

— Не желаешь ли прогуляться? — поинтересовался князь Чесменов, подавая утренний кофе.

Кофе он варить умел.

А еще выяснилось, что не только кофе. Омлет у него тоже получался великолепшейший. Софья Никитична даже позавидовала, поскольку лично у нее отношения с омлетом не сложились. И пусть ныне готовкой к превеликому облегчению княгини Кошкиной занималась кухарка, но вот…

Вспомнилось.

Под руку.

— К реке? — Софья Никитична подцепила омлет.

Вот как выходит такой? Воздушный, легкий, и главное, не норовящий при первом же прикосновении превратиться в желтый яичный блин.

— Думаю, на сей раз к лесу…

— С удовольствием.

Хотя и прогулка к реке ей понравилась. И даже то, что река эта за годы успела уменьшиться, а берега её плотно заросли камышом и рогозом, ничуть не испортило впечатления.

— А там мы что искать будем? — поинтересовалась Софья Никитична.

— Не знаю… что-нибудь…

— Противозаконное?

— Сомневаюсь, что все так просто, — князь ел весьма аккуратно. — Думаю, что и в Осляпкино, и в окрестностях его все довольно чисто…

— Исключая ментальные подавители?

— Именно… но их-то по бумагам наверняка провели, да и в целом… — князь махнул вилкой. — В любом случае, это место — своего рода пункт… передержки? Как мне кажется. И заодно уж витрина. А на витрине должен быть порядок.

Софья Никитична подумала и согласилась. Не даром она ничего-то этакого не почуяла, хотя позволила дару выглянуть.

Вчера, у реки.

И позже, ночью, когда они возвращались по улочке и говорили. Просто вот говорили… о последней постановке в Императорском театре, сойдясь на том, что прима, конечно, хороша, но все же в её возрасте стоит отказаться от ролей юных девиц… о книгах и кино.

И Софью даже пригласили в кино.

В какое-нибудь.

Потом.

Когда все закончится. А она взяла и согласилась, и даже обрадовалась, потому что в жизни её никто и никогда — подруги не в счет — на кино не приглашал. В свите же Её императорского Величества — это совсем другое… это не про отдых.

И гуляли они до полуночи и даже позже.

Нет, князь окрестности сканировал, да и Софья тоже, но… от этого прогулка не стала менее чудесной.

— Даньку дождаться надо. Все же лучше бы ей у нас ночевать, — сказала Софья Никитична. — Конечно, Весняна в своем праве, но… той женщине я не верю.

— Понимаю. Тогда предлагаю дождаться…

— А ничего, что мы не спешим? Сидим вот и ничего не делаем?

— Мы делаем, Софьюшка… очень даже делаем… и вчера за нами наблюдали.

— Да? Я не заметила?

— Вели к реке, потом от нее. Кстати, на дом поставили пяток сторожков, что само по себе любопытно. А еще вчера наши медицинские карты были взяты, как полагаю, в работу… кстати, не просто скачали, а в центр явилась весьма милая девушка, которая долго беседовала с администрацией о нашем здоровье. Представилась троюродной племянницей.

— Какая наглость!

— Удивительная, — согласился князь. — И это говорит, что работают они давно.

— Почему?

— Потому что любой человек, который начинает незаконную деятельность, осознавая её незаконность, проявляет большую осторожность. Но постепенно, если деятельность эту не пресекают, он преисполняется уверенности в собственном уме и хитрости. И чем дальше, тем больше этой вот уверенности. Они явно полагают себя не просто умными, но самыми умными и непогрешимыми.

— Но мы…

— Мы будем ждать, когда они предпримут следующий шаг… к слову, я бы все-таки рекомендовал тебе уехать.

— Еще чего.

— Это может быть опасно…

— Для кого? — уточнила Софья Никитична.

— Действительно… тогда хотя бы попрошу оставить пару живых свидетелей для допроса.

— Обязательно живых?

Князь подумал и ответил:

— Таких, чтобы способны были показания давать. Кстати, у тебя есть шляпка? Как насчет присмотреть новую? Или, скажем, тапочки…

— На рынок?

— Да.

— А в лес?

— Сперва на рынок, потом в лес… — князь доел омлет. — Кстати, ты оладушки любишь?

— Печь или есть? Есть — да, а вот печь у меня не очень… у меня вообще к кулинарии огромный антиталант…

Князь рассмеялся.

— Есть. Печь я и сам умею. Надо будет только тесто поставить.

— Вот-вот, и с тестом тоже…

— А я привык, когда один остался. Прислугу рассчитал. Дом… почти закрыл, мне много не надо. Готовить научился, чтоб хоть чем-то себя занять. Оладушки, значит…

— Вы… ты… очень её любил?

— Нам было восемнадцать. У меня — первый бал. На ней воздушное платье. И драгоценная тиара матушки. А еще серьги. Одну она потеряла и очень расстроилась. До слез.

У Софьи Никитичны первого бала не было. И второго. И… наверное, странно завидовать мертвой женщине, но и обманывать себя не стоит.

Она завидовала.

— Я её и нашел за колонной. Я тогда был мелким и некрасивым.

— Быть того не может!

— Тощим. С тонкой шеей и большой головой. Мама говорила, что это признак большого ума.

— Оказалась права.

— Льстишь?

— Если и так, то самую малость. Ты нашел сережку?

— Нет. К сожалению… но мы разговорились. И совместные поиски настолько объединили, что я осмелился пригласить её на прогулку. А она взяла и согласилась. Спустя полгода я сделал предложение. помолвка затянулась еще на два, потому что мама невесту не одобрила. И очень надеялась, что я передумаю.

Зря.

Если Софья Никитична и успела что-то понять про князя, так это то, что не в его характере отступать.

— В конце концов, мама сдалась. Мы поженились… и прожили двадцать семь лет. Не скажу, что прям душа в душу. И ссоры случались, и обиды… и всякое вовсе.

— Извини, — тихо сказала Софья Никитична. — Мне не стоило напоминать.

— За пару лет до нее ушла матушка. И тогда еще я подумал, что все слишком хрупко, неопределенно… а потом вот. Я вдруг остался один. Нет, сыновья-то есть. И навещают вон…