"Фантастика 2024-130". Компиляция. Книги 1-23 (СИ) - Арвер Юлия - Страница 185
- Предыдущая
- 185/280
- Следующая
Стражники онемели.
— Хотите такую же метку? — плюнул под ноги Эпп.
— Нет, — хором вымолвили юнцы, посерев лицами.
— В таком случае, — Эпп зловеще прищурился, — вы сию секунду бежите в казарму, сбрасываете ваши доспехи, надеваете обычную одежду и идете по торговым рядам, да не с довольными рожами стражей иши, а с медяками. Можете хоть обожраться сладостями, но чтобы к утру я знал все о Куранте и его артистах, все слухи о щите, о сиуне и о Сивате.
— О ком? — снова одновременно переспросили юнцы.
— О призраке, — добавил им бледности в лица Эпп. — Имя ему Сиват. Выглядит босяком, весь в рванье, но в глаза ему посмотришь — и кажется, что на тебя смотрит сам иша. Шляпа у него еще как у угольщиков из-под Ламена из клана Огня. С полями. И глаза. Как у лошади глаза. Огромные и влажные. Да, и прислушайтесь к слухам, прислушайтесь. Меня все интересует, любая чушь. И чем чуднее, тем больше интересует. Понятно?
«Понятно», — закивали остолопы и в самом деле бросились выполнять приказание бегом. Эпп только вздохнул, надо было ведь еще и запомнить, что высокий и смуглый здоровяк — Хап, а кучерявый суетливый коротышка с вечной улыбкой, от которой, правда, теперь и следа не осталось, — Хаппар. На лбах у них написать, что ли?
К позднему вечеру, когда солнце сползло за горизонт и над ярмаркой загремели, засверкали фейерверки, Эпп почувствовал усталость. Болели ноги, постукивало в затылке, да и все сильнее саднила рука. Выяснить ничего не удалось, но вывод напрашивался сам собой — по той или иной причине Курант вместе со всем своим семейством растворился без следа. Как тот же сиун. Понятно, что слепец сиуном не был, но вот куда он делся, Эпп ответить не мог. У пристани стояла охрана, которая вроде бы глядела во все глаза и ни слепого, и никого другого, описанного Эппом, не видела. Что касалось трех главных трактов от Хилана — на север, на запад и на восток, так чтобы их прочесать да вычесать, все ловчие иши могли потребоваться. Нет, нужно было думать головой, а вот голова-то как раз хотела покоя.
Эпп раздраженно потер виски и, решив было отправиться домой и хорошенько выспаться, неожиданно развернулся и вновь потопал к слободке. В маленьком домике, которым заканчивалась прибрежная слободская улица, жил старик Халуган. Эпп не был уверен, что старик жив, считай, с полгода к нему не заглядывал. Но именно теперь старшине нужен был кто-то, кто не только мудрее самого Эппа, но и кому не нужно было думать о должностях и правилах, бояться храмовников из-за выскочившего неуместного словца, да и вообще которого особенно не интересовало и не беспокоило уже ничего. Тем более что кто, как не Халуган, который был немолод уже во время прихода Эппа в ловчие, учил того уму-разуму? Их было десять человек, десять бездомных мальчишек, подобранных на улицах Хилана. Тогдашний иша повелел сделать их ловчими, из пятерых ловчие действительно вышли. Но десять лет назад из пятерых в живых остался один Эпп. Сакува, которые по собственной дурости открыли ворота смотрителю, сражались как звери. Немало гвардейцев погибло оттого, что, убивая стариков и женщин, не сразу обращали внимание на детей, которые бросались с ножами им под ноги. То был страшный день. После него у Эппа иногда стало побаливать сердце. А когда-то он был самым крепким и быстрым среди всех. Тот же Халуган, из которого было невозможно вытянуть хоть одно доброе слово, сквозь зубы иногда бурчал вполголоса: молодец, сучий потрох, чтоб я так жил, как ты растешь. Одно подпортило детство Эппа: сынки вельмож, выходцы из арува, ненавидели безродных и при каждой возможности норовили их поддеть, пнуть, ударить. В свою очередь безродные не оставались в долгу. Сколько раз Эпп схватывался с тем же Квеном, барахтался с ним в пыли, молотил его кулаками по физиономии и сам получал от него по скулам, пока Халуган не плескал на сведенцев холодной водой. Хотя надо заметить, что Квен был единственным, кто иногда, нечасто, брал вверх над Эппом, и уж точно единственным, кто ни разу не пожаловался на строптивого сверстника.
Почти миновав торговые ряды, Эпп вдруг спохватился и на тот самый, отнятый у булочника, серебряный прикупил кувшин акского вина, сверток темно-коричневых ломтей вяленной с пряностями свинины и длинный намешский хлеб.
В отличие от ярмарочной площади, слободка тонула в темноте, но окошечко в низкой халупе Халугана помаргивало слабым светом. Эпп попытался нащупать калитку в низком заборчике, потом махнул рукой, перешагнул через досадное препятствие и постучал в окно.
— Заходи, Эпп! — послышался из-за стекла срывающийся голос.
Халуган был еще жив. Он сидел в мягком кресле, сплетенном из хурнайского тростника, подложив под некогда крепкое, а ныне почти безвольное тело одеяло, и с интересом рассматривал вторгшегося в единственную комнатушку чистого домика пожилого гостя, который здесь, перед древним, сияющим в свете масляной лампы сединой стариком казался сам себе вполне еще молодым воином.
— Как ты узнал, что это я? — спросил Эпп, выставляя на стол угощение.
— Да я всякий раз узнаю. — Старик не удержал в седой бороде улыбку и дрожащей рукой прихватил кувшин. — Ты же единственный из моих гостей перешагиваешь через забор. Нет, еще женщина одна, что ходит за мной, перешагивает. Но ее двор с другой стороны, ей так ближе. Акское?
— Оно самое, — кивнул Эпп, усаживаясь на широкую скамью. — Какое любишь, но скрывать не стану, в дни ярмарки оно дешевле, чем обычно, да и купить проще.
— Прошлого года урожая. — Старик втянул ноздрями аромат вина, поставил кувшин на стол. — Самое то, что надо. Но на ночь пить не буду. С утра полакомлюсь. Жалуйся, бедолага Эпп.
— Почему же бедолага? — обиделся старшина.
— Как тебе сказать. — Старик хмыкнул, отчего глаза его утонули в пучках морщин. — Последний раз такое пятно я видел на рукаве твоей нательницы, когда ты двинул по роже сыночку судьи. Так или не так?
— Так, — пробурчал Эпп. — В этот раз все проще. Зевнул озорство какого-то недоноска. Тот взобрался на ярмарочный столб и на щите клана Паркуи намалевал углем глаз клана Сакува. Вот уж не думал, что придется вспомнить то грязное дельце.
— Грязное дельце, — поскучнел старик и тяжело вздохнул. — Среди мудрых людей ходят разговоры, что то грязное дельце избавило нас от очередной Пагубы.
— Ну. — Эпп махнул рукой. — У смотрителей на всякую мерзость одно оправдание — чтобы Пагуба не случилась. И на всякое хорошее дело одно веское предостережение. То же самое. Ты лучше послушай, Халуган, что приключилось сегодня на ярмарке.
Эпп вздохнул, с тоской посмотрел на кувшинчик акского и выложил все, что узнал и запомнил из суматошного дня. Старик ответил не сразу. Помолчал минут пять, потом закряхтел, сдернул с подоконника два глиняных кубка, снова подхватил кувшин да наполнил их вином так ловко, что ни капли не упустил мимо. Кивнул Эппу и начал медленно тянуть вино, пока не вытер губы и не спросил о неожиданном:
— А девчонку никто не видел?
— Какую девчонку? — вытаращил глаза Эпп.
— Как какую? — поднял брови старик. — Птичку, колокольчик, дитя. Она-то уж пострашнее Сивата. Правда, ее встречают еще реже, чем этого оборванца со сливовыми глазами. Ах, как я мог забыть, ты же, бедолага, сирота. Тебя не убаюкивала мама. Не пела тебе песенку о том, как красиво звенят капли тающего льда весной за окном. Совсем как голосок Ишхамай. Не будешь слушаться — отдам тебя прекрасной девочке, и она сгрызет твои кости.
Эпп замотал головой. Халуган залился мелким смешком.
— Ну насчет костей, конечно, перебор, но будешь стоять над пропастью — подтолкнуть сможет, даром что призрак. Еще и ручкой помашет, и песенку споет, и над трупиком твоим поплачет.
— Никогда не слышал, — наконец вымолвил Эпп.
— Времена были не те, — кивнул Халуган, а потом добавил, сверкнув глазами: — А теперь те. Помнишь, когда мы ходили на речных разбойников? Ну завелись выше по течению Хапы разбойники, грабили купцов напротив Намеши? Прямо над городом, там, где Бешеная впадает в Хапу?
- Предыдущая
- 185/280
- Следующая