Белая ферязь (СИ) - Щепетнев Василий Павлович - Страница 26

Но ведь это скучно. А от них, от мужей, дочерей, просто знакомых, ждут необычного. Что Великие княжны ночами летают над парком на мётлах, а цесаревич каждое утро выпивает рюмку крови негра Джона, которого специально держат при дворце для этой цели.

Конечно, таких новостей нет. Но люди следят внимательно, жадными глазами и чуткими ушами. И потому визиты Распутина во дворец ни для кого не секрет. А о нём, о Распутине, слава идёт дурная. Намекают, что фамилия неспроста у него такая. И этой дурной славе просто ковровую дорожку стелют — заходи, дорогая, во дворец. Хотя фамилия совсем не о том, распутье — развилка дорог. Налево пойдешь — коня потеряешь, направо пойдешь — убитому быть…

После того, как я выгнал Распутина из покоев сестер, сарафанный телеграф провозгласил меня героем. Откуда знаю? А от товарищей по детским играм. Детям, конечно, такое не рассказывают, но уши у них есть. И в глазах Коли Деревенко я герой вдвойне — прогнал не просто Распутина, а нехорошего взрослого дядю Распутина.

Я готовился к разговору с Mama и Papa — как, опять я неласков с отцом Григорием! Даже приготовил маленькую речь, мол, кто же, если не я, даст отпор мужику, пробравшемуся в палаты царские, да к детям, да к великим княжнам!

Но речь не понадобилась. Никто со мною разговоров не затевал, наставлений не делал. Думаю, Распутин не стал жаловаться. Как, его взяли да прогнали взашей? Лучше об этом промолчать, а то потускнеет ореол старца. У старцев есть ореол? Ладно, потеряет авторитет, выйдет из доверия. Какое же доверие, если Наследник тебя выставил? И товарищ Маленков надаёт ему пинков. На такой риск Григорий Ефимович пойти не мог. Он умный, Распутин. Или хитрый. Я пока не понял.

Урок французского мсье Пьер провел, как всегда, отменно. Мы говорили о характере капитана Гаттераса. Кто он — безумец? Нет, одержимый. Нечто овладело его рассудком, и заставило стремиться на Север. Почему, зачем — то нам неведомо. Но Глас Севера описывают разные люди, в том числе и реальные полярники. Почему к себе так манит и зовет полярный круг? Нет, не всех, совсем не всех, но уж если услышал Глас — или Зов — то, считай, без Севера жизнь будет тусклой, скучной, неинтересной.

Может, и Седов услышал Глас?

И очень может быть.

Колчак принял предложение, и начал готовиться. Он планирует зафрахтовать шведский ледокольный пароход «Норд». С командой. Дорого, но, утверждает Колчак, оно того стоит.

— Сколько это будет в рублях?

— Ведутся переговоры. Шведы хотят тридцать тысяч рублей, плюс полную страховку, в сумме будет сорок пять тысяч. Но Александр Васильевич уверен, что согласятся и на тридцать пять.

— Такие деньги у нас есть, — не без грусти сказал я. Теперь понятно, почему никто не спешил полярникам на помощь.

И мы стали обсуждать другие статьи расходов. По-французски, разумеется. Мсье Пьер считает, что язык нужен именно для практической стороны жизни, не о погоде только говорить, а и о нужных предметах.

Вот и говорим.

Следующим уроком была лекция Алексея Сергеевича Еромолова, бывшего министра земледелия, большого специалиста по земельному вопросу. Лекция была предназначена для старших девочек, Ольги и Татьяны, но и нам, мелюзге, дозволялось присутствовать.

Ермолов рассказывал увлеченно, с жаром. Верно, думал заронить в нас идеи, которые мы позже проведем в жизнь.

В Думе идет спор между тем, как обустроить сельское хозяйство. Крестьяне мечтают отобрать землю у помещиков, отобрать и поделить. И не только у помещиков, а и казенные земли, и удельные, и монастырские, и даже у своего брата-мужика отнять. Всё отобрать, передать в общественное пользование, и поделить по-справедливости. По едокам, то есть. У кого много едоков — тому побольше, у кого мало — тому поменьше. Тут-то, думают они, счастье и начнется. Некоторые крестьяне считают, что привалит по сто десятин на хозяйство, более трезвые надеются на двадцать, а реально…

— Реально, если отобрать и поделить, причем отобрать всё-всё-всё, и помещичьи земли, и казенные, и удельные, то есть вообще все — пахотных земель в каждом крестьянском хозяйстве прибавится едва ли на треть. Что, конечно, в семь раз лучше, чем ничего, но никаких проблем не решит, — заключил Алексей Сергеевич. — И не только не решит, но и усугубит. В стране начнется голод.

— Это почему? — не выдержал я.

— Это потому, Ваше Императорское Высочество, что товарное производство зерна, зерна на продажу, есть удел хорошо организованных хозяйств, а мелкие хозяйства только-только кормят себя, и то не всякий год. И будущее именно за успешными хозяйствами. Богатые хозяйства будут богатеть и укрупняться, а бедные — беднеть и разоряться. Искусственное сдерживание успешных земледельцев сделает нашу страну отсталой, неконкурентной. Искусственная поддержка неумех породит поколения ленивых пьяниц. Сейчас земледелием в том или ином виде занимается три четверти трудоспособного населения. Но опыт других стран, прежде всего Германии, Франции, Англии и Северо-Американских Соединенных Штатов показывает, что это много. По мере развития сельскохозяйственной науки, по мере появления новых сельскохозяйственных машин, для обеспечения полного цикла обработки земли будет достаточно двадцати процентов населения страны, а в дальнейшем ещё меньше.

— А остальных куда деть? — это спросила Анастасия.

— В этом и суть земельного вопроса. Не отобрать и поделить, а куда направить высвободившиеся рабочие руки. И головы тоже, — Ермолов продолжил читать, старшие девочки слушали и прилежно конспектировали, но Анастасия заскучала. Да и я тоже. Появятся тракторы, сначала послабее, потом помощнее, и за сутки два тракториста вспашут больше, чем полсотни мужиков с соответствующим числом лошадей. Потому что лошади устают, если лошадь переработает, она заболеет, и даже может умереть. А трактор, хороший трактор, устали не знает. Пашет и пашет. Днем и ночью.

Я подсунул Анастасии рисунок. «Как Непоседа огородником был». Суть такова: решил Непоседа выращивать картошку. Мясную и молочную. Взял лопату, пошёл вскапывать землю, устал, прилег отдохнуть, и приснился ему сон, что кругом машины — трактора, комбайны, сами пашут, сами сеют, сами убирают.

Анастасии понравилось, она стала придумывать текст. Так до конца лекции и дотерпели.

1 апреля 1913 года, понедельник

Детская дипломатия

Сегодня я во всем блеске великолепия. Сияю как ёлочка: ордена российские, ордена итальянские, и даже шведский Орден Серафимов. Ничего, уместились, тем более, что мне построили новый мундир, мундир Конно-Гренадерского лейб-гвардии полка, шефом которого я являюсь. Призраки являются? Ну, я отчасти им сродни, призракам.

Почему мундир новый? За год я подрос. Не сказать, чтобы новость из ряда вон выходящая, мальчики в этом возрасте все растут, но — заметно, заметно. Тому ли причина богатая витаминами и белками диета, или наложилась матрица семнадцатилетнего Симоненко, но с октября я прибавил три дюйма роста и полпуда веса. Что радует Mama, Papa, сестриц, ну, и меня тоже. А пуще всего портных.

Почему при орденах? Потому что присутствую на официальном приеме: Papa дает аудиенцию британскому послу Бьюкенену. Фамилия вроде бы знакомая, где-то я её видел, слышал, читал, но кто он, какова его роль в судьбе моей державы — помню смутно. Кажется, он настаивал на войне до победного конца. Ну, войны пока нет, посмотрим.

Принимали посла в Новом Кабинете. Вполне официальное место, но французского посланника Papa принимает в Угловой Гостиной, что указывает на благоволение. Новый Кабинет — более официален. Такие вот тонкости.

Цель моего присутствия — демонстрация меня: я жив и здоров, и понемногу вникаю в государственные дела. Я же получаю урок иностранного языка напрямую от носителя, осваиваю дипломатические обороты, и приучаю послов к собственной персоне. Погодите, придёт время, ужо тогда…

Разговор между Papa и Бьюкененом шёл на английском языке. Я все понимал — и ничего не понимал. Слова-то понятны, а вот что стоит за словами? Так малыш восьми лет, умеющий играть в шахматы, то есть знающий, как ходят фигуры, и что такое шах и мат, смотрит на партию мастеров. Ну, сходил мастер конем, это понятно. А вот какова цель этого хода — непонятно.