Северное море - Щу Гу - Страница 17

Юный господин Кунь принес три чашки, которыми пользовались его отец и братья.

– Пациент, пожалуйста, примите лекарство. – Фэй Ю спокойно взял бронзовый сосуд и разлил его содержимое по трем чашкам.

Господин Тайбу злился, но ради спасения своих сыновей ему ничего не оставалось, кроме как залпом выпить горькое лекарство. Вкус снадобья не поддавался описанию, и мужчину чуть не вырвало. В это время Сяо Бай и Кунь также напоили травяным соком Цзяо и Цзина.

– Это первая чашка. – Фэй Ю налил другую. – Продолжайте, не останавливайтесь.

Не успев опомниться, мужчина, зажав нос, выпил вторую чашку. Это снадобье было более горьким, чем предыдущее. Сяо Бай не знал наверняка, был ли это коптис[44] или какое другое растение. Он знал только то, что оно было похоже на женьшень, и, чтобы выдавить из него сок, потребовалось много времени. Вероятно, это был какой-то секретный рецепт Фэй Ю.

Выпив третью чашку, господин Тайбу упал на землю. Ему казалось, что у него перед глазами воссияли звезды, ему стало так плохо, что он не мог издать ни звука.

Он лишь продолжал указывать на Фэй Ю и беззвучно повторял:

– Вы… вы…

Цзяо и Цзин все еще лежали без сознания, поэтому никак не отреагировали на лекарство.

– А сок хуангуань им тоже предстоит выпить? – спросил Сяо Бай.

– Подождем, пока они изменятся. – Фэй Ю неподвижным взглядом смотрел на господина Тайбу и его сыновей.

– Тогда что мне теперь делать? – спросил Кунь.

– Ничего не нужно делать. Когда они примут все лекарства, скорее спрячься в углу и наблюдай. Помни, что бы ни случилось, не вмешивайся. Особенно ты, Сяо Бай.

Как только Фэй Ю договорил, господин Тайбу вскрикнул.

Сяо Бай не удержался и вскочил с места, но, вспомнив слова Фэй Ю, замер.

– Фэй Ю, так и должно быть?

Его друг, наблюдая за мужчиной, покачал головой.

В этот момент откуда-то подул ветер, и все свечи погасли. В темноте распухшие Цзяо и Цзин излучали слабый свет, и вскоре из их тел выползли сотканные из светлых пятен две маленькие белые тени, которые, словно живые, направились в сторону двери.

Кунь от удивления раскрыл рот и повернулся к отцу. Тот теперь молча наблюдал за тенями, но вдруг и он разделился на две части: одна последовала за тенью Цзяо, а вторая – за Цзином.

– Ты следуешь за Цзяо, но помни, – не вмешивайся. – Фэй Ю подтолкнул Куня сзади, и затем обратился к Сяо Баю: – А ты иди за Цзином.

Кунь быстро следовал за тенью брата. В лунном свете прежде нечеткая светлая тень становилась все темнее и темнее, а ее форма становилась все четче, постепенно обретая очертания Цзяо в детстве. Кунь удивился, но не посмел ни на миг отстать от брата и отца. Он пробежал по коридору через дом и попал в зал, где принимали гостей.

Там тени остановились, и тень господина Тайбу привычно уселась на кресло.

– Скоро прибудут гости. Ты как, готов? – Голос господина Тайбу был негромким, но строгим. Юный господин Цзяо стоял перед ним, дрожа, но стараясь выглядеть уверенно.

– Отец, я давно готов.

– Помнишь ли ты про «четверку коней и восемь колокольчиков»[45]? – спросил господин Тайбу у Цзяо, сомневаясь в словах сына.

– Смогу! – И Цзяо начал громко повторять стихотворение, не осмеливаясь даже остановиться и перевести дух. Закончив, он выжидающе посмотрел на отца.

– Не опозорь меня потом, – бросил мужчина и пошел встречать гостей.

Кунь слушал разговор отца с братом. Ему была знакома эта сцена, однако перед отцом стоял его брат, а требования отца к нему были гораздо мягче.

Как только отец отошел к дверям поприветствовать гостей, Кунь вдруг заметил, что брат украдкой рукавом вытер скатившуюся из уголка глаза слезинку.

«Брат…» – Кунь едва сдержался, чтобы не окликнуть его.

Болтая и смеясь, вошли гости. Спустя некоторое время один из них, наслышанный о талантах в искусстве, верховой езде и стрельбе из лука старшего сына господина Тайбу, попросил пригласить его к ним. Господин Тайбу, притворно смутившись, с готовностью согласился и позвал Цзяо. Тот, перестав плакать, последовал указаниям отца: читал стихи, играл на цине, танцевал и стрелял из лука во дворе. Гости наперебой хвалили его, говоря о том, какое светлое и безграничное будущее ждет этого ребенка. Лицо господина Тайбу просияло, а Цзяо продолжал приветствовать гостей, как марионетка.

Кунь наблюдал за этой сценой, и ему нестерпимо хотелось утащить брата подальше от толпы, но он ничего не мог сделать.

После ухода гостей господин Тайбу спросил Цзяо:

– Как думаешь, ты хорошо показал себя?

– Хорошо, – невинно ответил Цзяо.

И вдруг мужчина поднял руку и дал мальчику пощечину!

– Ты – дитя небожителя и запомнил одно слово неправильно! – крикнул мужчина. – И перед такой толпой! Как я вообще смогу показаться перед императором?!

– Отец, мне очень жаль, отец… – Цзяо был так напуган, что упал на колени и несколько раз поклонился в пол.

– Я возлагаю на тебя все надежды, и чем ты мне отплатил? – продолжал господин Тайбу. – Иди в северные покои и подумай о своем поведении, а затем скажешь, что ты намерен с этим делать. Если не надумаешь, не сможешь поесть.

– Да, отец. – Цзяо поспешно встал, поклонился отцу и убежал.

Кунь поспешил вслед за братом. Вдруг он почувствовал холод, постепенно пробирающий все тело, и его зубы застучали. Пока он размышлял о возможных причинах, вдруг обнаружил, что Цзяо несколько раз повернул и побежал в предыдущий зал.

На улице стояла ясная погода, но неожиданно пошел сильный снег, который ложился на землю, как вата.

«Я что, застал смену сезонов?» – Кунь вошел во двор и вытянул руку вперед. Снежинки быстро таяли, приземляясь ему на ладонь.

– Здесь кто-то есть? – спросил Цзяо.

Кунь повернулся и оставил при себе свой ответ – Цзяо не мог его видеть.

– Это я позвал тебя сюда. – Господин Тайбу вышел из-за ширмы и откашлялся.

– Отец, вы звали меня… Что-то случилось? – дрожащим голосом спросил Цзяо.

– Ранее император пригласил тебя во дворец. Хочу спросить, не забыл ли ты, чему я тебя учил? – Господин Тайбу сцепил руки за спиной и бесстрастно наблюдал за падающими снежинками.

– Смею ли я спросить, что… я что-то забыл?

– Когда император спросил тебя, как называются три легендарные горы в море, что ты ответил?

– Следовал тому, чему вы меня учили. – Цзяо в замешательстве смотрел на отца. – Пэнлай, Фанчжан и Инчжоу, как сказано в легендах народа Ци. Что не так?

– Дурак, все об этом знают, что удивительного в этом ответе? Почему бы тебе не рассказать императору о том, что мы видели золотого феникса, проходя мимо этих гор?

– Но я в это время спал, так что ничего не видел. Вы не разбудили меня, когда увидели феникса, – пробормотал Цзяо.

– Императору понравится, если ты ему расскажешь, и неважно, видел ты это на самом деле или нет, – разозлился господин Тайбу и, схватив со стола бронзовое пресс-папье, швырнул его в Цзяо.

Тот от испуга спрятался, и пресс-папье упало на землю, оставив небольшую вмятину. Кунь, наблюдавший эту сцену со стороны, тоже не смог сдержать раздражения.

– Встань на колени и напиши на снегу «феникс» сто раз! – заорал господин Тайбу.

С громким криком Цзяо скатился на землю прямо в сугроб, затем встал на колени и начал выводить пальцем на снегу иероглиф «феникс», черту за чертой. Кунь видел, как спина его брата подрагивала, а пальцы покраснели от холода, однако отец не давал ему остановиться. Брат продолжал писать… Дописав сотый иероглиф, он обессиленно упал в снег, а его ноги, кажется, насквозь промокли.

Кунь почувствовал, будто холод окутал и его ноги. Отец даже не подошел помочь Цзяо. Вместо этого он приказал двум слугам увести старшего сына в комнату с жаровней, чтобы согреть его. Когда слуга спросил, что ему сказать, если он встретит госпожу, отец ответил: «Пусть не плачет. От этого ребенка не будет толку, если он не будет бороться, но он не умрет, если замерзнет».