Долг чести - Поселягин Владимир Геннадьевич - Страница 44

Чуть позже, когда мать Андрея уехала, стало полегче, я активно на тренировки приналег. Излечившись, о чем мне справку выдали, получил отпуск и теперь еду в Москву. Адрес мне сообщили, но вряд ли придется искать, я дал телеграммой информацию, когда выезжаю, так что должны встречать.

Так и оказалось, встретили. Были мать Андрея и младшая сестра, остальные кто дома, все же поздним вечером прибыл поезд, кто еще на работе. Пока на санях добирались до многоквартирного дома, где проживала семья Вершининых, я узнал много свежих новостей.

Муж Анастасии так и не купил квартиру, и они все еще жили с родителями. Он приобрел убыточную лавку, магазинчик небольшой, что ранее скобяными изделиями торговал. Надо сказать, изучил потребности квартала, где находилась лавка, и особая потребность была в свежих продуктах, нужны были зелень, молоко или горячий хлеб, это и стало ассортиментом. Также в магазине можно было купить пироги и пирожки. Настя пекла.

Нанять продавца денег не было, лавка только выходила на самоокупаемость, так что за прилавком пришлось стоять пока Насте, потому как супруг ее учебу не бросал, понимал, что образование нужно, да и бронь у него как у студента, только из депо ушел, а потом видно будет. В общем, крутились оба как белки в колесе, но вроде что-то получается. Лавка уже две недели работает, местные жители о ней узнали, поток покупателей стал больше, доход пошел.

Не то чтобы мне это было интересно, честно скажу, без разницы, как деньги подаренные потратили, их дело, но мне так подробно описывали, что волей-неволей все это представил.

Нас ждали, был приготовлен праздничный ужин в большом зале квартиры, были соседи, старые друзья Андрея и даже его любимая, как мне тайком шепнула мама Андрея. Как-то не впечатлила, не мой типаж.

Поздно было, так что младшие с час с нами посидели, и их отправили спать, а мы до полуночи сидели, пока не стали расходиться. Мне вроде как нужно проводить вроде как свою невесту. Но, к счастью, не пришлось, она честно призналась, что у нее появился другой, все к свадьбе идет, для того и пришла, признаться, и ее ожидают снаружи. Наверное, замерз бедолага за три часа-то.

Пришлось выйти и набить ему морду лица. Традиция. Он пытался боксировать, оказалось, он этим боем профессионально занимался. Даже какие-то призы брал. Но я его просто повалял в снегу, против меня его прыжки и удары не плясали, синяк поставил под глазом, на этом и разошлись.

В квартире тесно, не без этого, мою комнату заняли молодожены, я в гостиной поначалу спал. Но это не напрягало. Каждое утро и вечер, как стемнеет, я занимался тренировками во внутреннем дворике дома.

Потом переселился к старикам, к дедушке и бабке. Тут проще все. Со скуки посетил депо отца Андрея, изучил ремонтные мощности, дал пару советов и до конца отпуска все свободное время работал в депо. Столько инноваций ввел, настолько усовершенствовал ремонт, что отец Андрея просил начальство меня оставить. Мол, только гимназию успел закончить и первый курс технического университета, а уже готовый инженер.

За четыре дня двумя бригадами мы полностью восстановили поврежденный зенитный бронепоезд, хотя на его ремонт предполагалось потратить две недели. Все премии получили за скорый и справный ремонт. Однако я сам не хотел оставаться. Изучил паровозы от и до, знаю теперь все их модели. Всего серий шесть, два тяжелых, два средних и два маломощных, маневренных.

Вот и подошло время отъезда. В центр переподготовки я пытался сунуться, прогнали. Часть трофеев оставил у стариков, с собой взял рюкзак, офицерскую сумку, саблю с шашкой, тренировки я и не думал прекращать.

После прощального пира был посажен на поезд и отправился на юг. Уф-ф, наконец-то. Вершинины – люди хорошие, тут сомнений нет, успел их узнать хорошо, но все же их как-то много, да и энергия через край бьет. Что-то Андрей на них мало был похож, если говорили, что он малахольный. Характер не Вершининых.

Я прикинул, что после войны покину Россию и займусь изысканиями сокровищ, долго находиться с Вершиниными тяжело, лучше подальше от них держаться, хотя от родства пока не отказываюсь. Кстати, Новый год отпраздновали просто отлично.

Единственное, что мне не нравилось в Вершининых, они все были сильно набожными, в отличие от меня, и не оставляли поначалу попыток меня зазвать в церковь, пока я не сообщил, что атеист. Так знаете, что они сделали? Батюшку позвали к старикам. Я как раз к ним переехал. Пришлось серьезно поговорить, пока батюшка хату освящал, что я – атеист, и не стоит на меня давить. Они перестали, но неявно все же пытались, а еще перед отъездом мать Андрея положила нательный крестик и иконку. Нашел их в вещах, когда устраивался в купе.

Поезд не войсковой, с комфортом ехал. Так и добрался до нужной станции. В пути один раз поезд попал под бомбежку, в некоторых вагонах окна выбило взрывной волной и осколками. Было несколько раненых и убитых. Однако добрался.

Дальше – в штаб нашего авиакорпуса, оттуда машиной добросили до расположения полка. Снега тут нет, однако все равно холодно, не так, как в столице, но около нуля точно есть.

Располагался полк в районе Севастополя, но был армейским, а не приписан к морякам Черноморского флота. Встретили меня отлично, полковник, командир полка, лично со мной пообщался и направил во всю ту же вторую эскадрилью, где раньше Андрей служил. Зиновьев погиб две недели назад, направил горевший самолет на вражеский транспорт, они эскадру английскую бомбили, и в эскадрилье осталось всего четыре машины, а в полку – одиннадцать.

Меня оформили в полку, как и думал, бортстрелком, вот только я стал безлошадным, свободных машин не было, все экипажи полны и спаяны боевыми вылетами. Меня из летного состав практически никто не помнил, а вот в наземном и техническом много знакомцев было.

В столовой отметили мой приезд, обмыли награды, устал их обмывать. В коллектив вошел хорошо, письмо матери написал, что добрался, начал службу. Также познакомился с моим командиром эскадрильи, штабс-ротмистром Валуевым. Ничего так, опытный командир, отмеченный наградами. Ранен был прошлой зимой, полк его полностью погиб и был расформирован, поэтому после излечения его направили в наш Омский бомбардировочный полк.

Я три дня присматривался к сослуживцам. На подбитом бомбардировщике, тот дотянул до аэродрома, но разбился при посадке, списали, изучал конструкцию, свое место стрелка. Валуев поддался на мои уговоры и просьбы, дал изучить кабину летчика, а потом дал добро подняться в воздух на его машине. Полковник тоже разрешил.

Сделав шесть кругов, небольшие маневры, пошел на посадку. Летчики за своего меня признали, но и так шесть безлошадных имелось, я пока в серьезном минусе, так что, поразмыслив, когда еще новые машины придут, попросил Валуева отойти в сторону, пообщаться наедине. Он только с боевого вылета, полк работал каждый день, если погода и техника позволяли, так что был уставший. Напившись воды, что я ему подал, после доклада в штабе отошел и закурил, внимательно глядя на меня.

– Говори, чего хочешь?

– Хочу свою машину получить. Надежды на тылы нет, не успевают за потребностями фронта, поэтому предлагаю такой план. Собрать всех безлошадных и перекинуть их со мной на территорию Турции, чтобы угнать самолеты у турок. Большая часть их самолетов – это наши машины. Что купили перед войной, что восстановили после захвата наших земель у проливов. Ночью пробираемся на территорию аэродрома, как это сделать тихо, это мои проблемы, не раз аэродромы брал, тем более у турок с охраной совсем плохо. Предлагаю бомбардировщики с аэродрома у города Орду. Там как раз такие же типы, что мы используем. Вы летаете бомбить к туркам через Черное море, сбросите нас на парашютах, а дальше мы все сделаем. Такой вот план, ваше благородие.

Он насмешливо наблюдал за мной весь разговор, уголки губ подергивались, он явно пытался удержаться от смеха, но все же не выдержал. Усмехнувшись, сказал:

– Нет, слишком рискованно. Людьми рисковать не будем.