В объятии Зверя. Том 2 (СИ) - Тирс Зена - Страница 32

Владычица устало опустилась на скамью.

— И ты караулишь меня у дверей? Не хочу ничего есть, спасибо.

Маррей беспрестанно бросала взгляды на Рейвана. Он не выпускал из рук кубок. Лицо его было серым, и тёмные вены, будто руны, просвечивали под кожей. Вскоре он сделался так пьян, что уронил голову на стол.

Владычица подошла.

— Ну всё, хватит вашему вождю пить! Помогите его куда-нибудь положить.

— Пожалуй, и правда хватит, — отозвался Стейнвульф.

Арнульф первым подхватил Рейвана за плечи. Старший из сыновей Стейнвульфа, Свервульф, помог ему. Рейван зашипел от потревоженных ушибов.

— Он ранен? — заволновалась Маррей.

— А как ты думаешь? — огрызнулся Арнульф. — Если рассечений нет — это не значит, что руки и рёбра не отбиты. Идём, Эйнар.

Верховного вана положили в покоях за занавесью. Арнульф ногой придвинул бадью ближе к ложу, Свервульф поставил рядом кувшин с хмельным мёдом, и они зашагали прочь.

Владычица собралась выйти следом за соратниками, но Рейвана вырвало. Волнение за него остановило Маррей. Рейван стонал от боли, и она осторожными шагами приблизилась к нему.

— Судя по содержимому, ты только пил и ничего не ел, — сказала Владычица, заглянув в бадью.

Рейван безвольно свесил голову и сплюнул остатки рвоты.

— Мне побыть с тобой? — произнесла Маррей, с тревогой взирая на него.

Вождя снова одолел рвотный позыв. Владычица бросилась к нему и сдвинула упавшую на его лицо косу. Дотянувшись до кувшина, Рейван сделал несколько глотков. Маррей помогла ему вернуть кувшин на пол. Рейван упал на спину. Лицо его сделалось ещё более серым, глаза затянуло тонкой паутинкой лопнувших сосудов. Вены чёрными нитями выпирали на висках и на шее.

— Ты так ужасно выглядишь, — произнесла Владычица.

— Иди. Нечего тебе на меня смотреть, — прохрипел он.

Рука Маррей потянулась к его лицу, пригладив мокрую от мёда бороду. Рейван настороженно проследил за её движением, а потом поглядел ей в глаза.

— Я хотел выйти победителем, — проговорил он. Всё тело его содрогалось от зова Причастия. — Но я проиграл.

Рейван закрыл глаза в бессилии и обратился мыслями к погибшей матери; к Ингрид, которая была в плену у Вигга; к Дэрону, которого сам оттолкнул. Тьма окутала его сердце, и он увернулся от прикосновения Маррей, не желая принимать ласку женщины, которая причинила ему боль.

— Я всё потерял, — прохрипел он.

— Дэрона ты зря прогнал, — сказала Маррей, поправив ворот рубашки Рейвана, вышитый золотой нитью. Она помнила, как Корда делала эту работу.

— Он, наверное, нарочно не говорил тебе… смотрю, вам нравится испытывать друг друга, — прошептала она. — Дэрон — мой отец.

Рейван открыл глаза.

— Сукин сын, — прошипел он и схватил Маррей за руку, притянув к себе.

Владычица забралась на постель и обняла Рейвана.

— Что ж ты сама молчала? Как это возможно?

— После падения Галинора, я полагала, он мёртв, но встретила его рабом в Харон-Сидисе. Конечно, я помогла ему бежать! Вигг подумал, что мы любовники, и стал охотиться за ним. И потому я никому и никогда о нём не говорила…

Тяжесть на сердце отлегла, и Рейван свободно вздохнул.

— Я рад этому, — произнёс он. — Теперь, когда между нами нет соперничества, я готов признать, что очень его люблю! Но мне погано оттого, что должен смирить гордость и извиниться перед ним.

— Он хороший человек, — произнесла Маррей. — Хороший соратник.

Рейван положил голову на грудь Маррей и успокоился. Владычица гладила его по волосам. Остановив пальцы на его шее, она ощутила слишком слабые удары и испугалась.

— Твоё сердце еле бьётся. Причастие зовёт тебя!

— Ты помогаешь моему сердцу биться. — Рейван непослушными руками развязал шнуровку её платья и, словно погибающий от жажды, втянул в рот сосок, застонав от упоения. Рядом с Маррей боль его растворялась, а тьма, что окружала, рассеивалась. Он заскулил, как щенок. Грудь её сделалась мокрой от его слюны и влаги из глаз.

Владычица ощутила, как крепко он вцепился в её бедро, и тихо простонала от боли. Его горячее хриплое дыхание и пульсация крови в жилах вызвали в ней трепет. Маррей крепче прижала его тяжёлую голову и поцеловала в висок. Горькие слёзы брызнули у неё из глаз при мысли, что она не сможет иметь от него дитя.

— … Да утешит детей своих… — запела Маррей тихую песнь, позволяя Рейвану терзать её. — Да облегчит страдания их…

Одурманенный близостью Владычицы и её пением Рейван затих. Дрожь перестала истязать его.

— Спи, милый, — прошептала Маррей, успокаиваясь рядом с ним.

Сегодня она произнесла много молитв: больше, чем за всю свою прежнюю жизнь, и Мать даровала ей радость очутиться рядом с тем, кого она любила неизменно.

Царь Вигг сделал глоток вина и метнул кубок в увешанную шерстяной вышивкой стену жилища. Лагерь набулов стоял вокруг небольшого рисского селения на берегу замёрзшей Хёммель-Эльвы. В домах разместились командиры, а для солдат расставили большие шатры, внутри которых размещались постели и очаг. Риссов, живших в селении, сместили в холодные клети и заставили прислуживать.

— Твой щенок предал меня! — выругался царь, поглядев на Циндера. — И тебя, между прочим, он предал! Причастие — ха! Он попытался убить меня, чтобы захватить власть! Каков щенок! — Вигг извлёк из ножен меч и начал сметать им посуду со стола. — Как только он явится ко мне и начнёт умолять сохранить жизнь своей сестре, я размотаю его кишки по земле. Но сначала размотаю у него на глазах кишки его девочке! Сколько у тебя кзоргов, Циндер?

Гегемон Харон-Сидиса сидел в деревянном кресле, откинувшись на спинку, а руку держал на эфесе меча. Изувеченное лицо его ни разу не дрогнуло от лязга летящей посуды, но глаза сверкали, как у зверя, готового броситься в атаку.

— В бой могут вступить двести кзоргов, — ответил Циндер.

— Хорошо. Гвардейцев едва наберётся на отряд. Но с нами ещё Гутруд!

Царь вдруг остановился посреди комнаты и сделался мрачен.

— А что, если он пожертвует своей Волчицей и не придёт? Тогда мне придётся отступить…

— В нём говорит зов Причастия — он не будет ждать, он обязательно придёт, — сказал Циндер. — Но не думаю, что он будет так глуп, чтобы прийти один. Я усилил караулы вокруг лагеря, со стороны реки. Зверь оказался хитёр.

Вигг с досадой кивнул и жестом отпустил Циндера. Выходя из покоев, гегемон столкнулся с молодой женщиной — любовницей Вигга. Она шла утешить царя. Циндер поглядел ей вслед, а затем перевёл взгляд на мрачное тяжёлое небо и вздохнул, желая поскорее вступить в бой и найти в нём утешение.

Гегемон направился к рисскому дому, в котором было его пристанище. По пути он услышал глумление солдат над пленными и приблизился к толпе, собравшейся вокруг связанных рисских воинов. Пленных было человек десять, половина из них истекала кровью, двое уже испустили дух. Снег падал с неба мелкой крупой, и мороз становился крепче. Дожить до утра шансы были не у многих.

Циндер перевёл взгляд на пленную женщину. Кольчугу и доспехи с неё стащили, она сидела лишь в стёганом поддоспешнике, с непокрытой головой и взлохмаченными косами — её явно за них таскали. На её побелевшем от холода лице зиял тёмный шрам, в уголке рта запеклась кровь, а руки прижимались к выпячивающемуся животу. Циндер предположил, что Волчицу избили, не пожалев или не заметив ребёнка. Он отвернулся и зашагал прочь.

— Трахнем бабу, пока живая! — донёсся голос одного из солдат.

Циндер резко вернулся, пройдя сквозь толпу, поднял Ингрид за локоть, срезал путы с её рук и поволок за собой. Она не устояла на ногах, упала и застонала от боли. Гегемон поднял её на руки и понёс прочь.

— Разойдитесь! — приказал он солдатам.

Циндер вошёл с Ингрид в свой дом и положил её на жёсткую постель. Битва и холод истощили Волчицу, и она не сопротивлялась.

— Останешься здесь. Никто тебя не тронет, — сказал кзорг, грозно сдвинув безволосые брови на изуродованном лице.