Совок 11 (СИ) - Агарев Вадим - Страница 7

Второй секретарь надолго задумался, глядя перед собой в одну точку. Александр Петрович сидел не жив, ни мёртв и боялся пошевелиться, чтобы, не приведи бог, не потревожить шефа.

— Ты вот, что! — приняв какое-то решение, глухо проговорил товарищ Матыцын, — Завтра к четырнадцати часам доставь его ко мне!

— Кого? — не понял Завьялов.

— Да ты, оказывается, совсем мудак, Саша! — с брезгливым сожалением и каким-то новым оценивающим взглядом смерил своего подручного Матыцын. — Корнеева, разумеется!

— Не кочегары мы, а плотники! — сознательно фальшивя, напевал я гимн монтажников-высотников. К которым, когда-то, в течение двух месяцев после армии имел самое непосредственное отношение.

— Доставай дела! — как вихрь ворвалась в мой кабинет заполошная Зуева, — С ума сойти, девять дел! Не вытянем мы вдвоём с Пастуховой!

Я прекратил сборы домой и, застыв, уставился на неё с почти искренним удивлением.

— Чего ты смотришь? — без симпатии, но уже и без сердитого осуждения, прикрикнула на меня Лидия Андреевна, — Данилин велел принять у тебя все дела! — она задрала подбородок и демонстративно отвернулась в сторону, выказывая мне свою обиду.

— Не отдам я тебе дела! — не менее импульсивно и дерзко глядя на её пылающее правое ухо, не подчинился я начальнице.

— Никому их не отдам, сам буду расследовать! И еще я вынужден тебе, Лидия, официально заявить! — принял я позу пионера при вносе в актовый зал школы знамени Совета дружины, — Тебе, душа моя, не удастся запихнуть меня в объятия к этой, прости господи, Галине Эдуардовне. На это ты даже не надейся! Ты мне нравишься намного больше, чем она! Сердцем своим добрым нравишься и красотой дивно-ангельской! И борщи ты варишь непревзойдённые! Нет, не отдам я тебе дела, Лида!

Оттарабанив, как Отче наш сей отлуп, я скрестил руки на груди, тем самым давая понять, насколько серьёзны мои бунтарские мысли, любовь и намерения.

Начальница впала в куриную неопределённость. Я с удовлетворением наблюдал, как две противоположных эмоции боролись на нервном, но по-прежнему прекрасном челе капитана Зуевой. Мятеж подчинённого требовал от неё сиюминутной и самой жесткой реакции. Здравый смысл и присяга взывали о том же. Но отнюдь не они одержали победу в мятущейся женской душе.

Сначала лицо Лидии Андреевны озарилось счастливой улыбкой. Потом она отмерла, сделала шаг навстречу и повисла у меня на шее. Не ограничившись этим, она еще и всхлипнула.

А секундой или двумя позже, дверь кабинета распахнулась и в неё решительно вошла вторая, но первая по штатному расписанию замша майора Данилина.

— Закрываться в таких случаях следует! — ничуть не застеснявшись, заявила она, делая вид, что не смотрит в нашу сторону. — Меня Данилин послал, велел половину дел в свою группу забрать! — недовольно пояснила она свой визит, — Давайте сюда три дела!

— Половина, это пять! — покраснев, не согласилась капитан Зуева с алдаровской арифметикой и смущенно отступила от меня на шаг, — Или хотя бы четыре!

— Ладно, давай четыре! — кисло поморщившись, уступила Ирина и вдруг желтозубо ощерившись, подмигнула Лидии Андреевне. Проявив таким образом подлую бабью солидарность.

— Нет, Ира, дела я тебе не отдам, самому мало! — снова пожадничал я и, вспомнив давнишний свой косяк, полез в сейф, — Держи, давно уже хотел тебе отдать, да всё время забываю! — протянул я Алдаровой четыре целлофановых упаковки с колготками, которых еще с десяток осталось у меня от прежних запасов.

Нахмурившаяся при моих первых словах Ирина, вдруг засияла не только прокуренными зубами, но и просветлённо-счастливыми глазами. Забыв про процессуально-уголовную развёрстку Данилина и про все прошлые невзгоды, она схватила из моих рук шуршащие пакеты. Не обращая внимания на неодобрительный взгляд Лиды, которым та наградила меня.

— Деньги отдам после двадцатого! — опомнившись, отрезала Алдарова, опасливо заведя руку с нежданной добычей себе за спину.

— Забудь про деньги, Ира, это мой тебе подарок! — успокоил я её, повторно вспомнив о своей бестактной глупости, которой я её не так давно обидел, — Мы же с тобой друзья? — кротко посмотрел я в глаза Алдаровой.

— А то! — снова продемонстрировала она свою шикарную и не белозубую улыбку курящей лошади, — Но ты уж извини, Сергей, а Данилину я доложить обязана, что дела ты мне не передал! Но я же могу завтра с утра это сделать! — вопросительно посмотрела она на меня, — Скажу, что не застала тебя сегодня. И тебя тоже не застала, — великодушно обернулась она к Зуевой.

— Отлично! — обрадовался я и, достав из стола давнишнюю газету, протянул ей, — Ты заверни, пожалуйста, а то через пять минут все дамы из следствия ко мне сбегутся!

Выпроводив счастливую Алдарову, мы с Лидой переглянулись и поспешили покинуть здание Октябрьского РОВД. Радуясь отсутствию в этом времени мобильников и, этих, как его… пейджеров, я покорно уходил вместе с ней подальше от места нашей службы.

Отступление. Первый и санитары.

— Что значит «он отказался»? — без какого-либо притворства, но вполне себе раздраженно удивился главный наместник партии, — Генерал, вы сами-то себя слышите? Как может какой-то там лейтенант, я напомню, ваш подчинённый, отказаться выполнить ваше указание⁈ Вы в своём уме?

Прошло уже минуты две, как начальник УВД области генерал-майор Данков стоял навытяжку перед Первым секретарём обкома КПСС. Евгений Фёдорович Игнатов распекал его жестко и не без удовольствия, сидя за своим столом. Делал он это с профессиональным иезуитством опытного инквизитора, отшлифованным за долгие годы руководящей партработы.

ВрИО начальника УКГБ полковник Мартынов и государственный советник юстиции третьего класса Фролов сидели по обе стороны от Данкова и тихо радовались, что топчут не их.

— Генерал, вы, как мне кажется, не понимаете всей важности происходящего! — с громовых раскатов Игнатов перешел на издевательски добродушный тон, от которого Данкову стало еще неуютнее, — Вы, быть может, думаете, что по вашему ведомству московский каток не прокатится? — не сдерживая злобного ехидства поинтересовался партиец, ненавидяще рассматривая областного милицмейстера.

И закономерно не услышав ответа, продолжил.

— Ну так я вынужден вас разочаровать, коммунист Данков! — всё тем же вкрадчивым голосом произнёс Первый, — Уверяю вас, бюро обкома даст вашей деятельности самую принципиальную оценку! И она вас не обрадует, генерал! Итак, доложите, что вы реально можете предпринять в данной ситуации? Этого вашего лейтенанта необходимо срочно убрать из города!

Начальник областной милиции постепенно начал осознавать, что морально он подошел к той черте, когда гнев руководства уже перестаёт хоть как-то страшить. Нервозное состояние последних дней изрядно подточило его психомоторику. И теперь он с удивлением ощутил в себе острое желание послать товарища Игнатова по самому из непечатных адресов. А потом еще и громко хлопнуть дверью его кабинета. Обязательно хлопнуть дверью! И на рыбалку! Начисто забыв про проклятую работу и не менее ненавистных москвичей. С которыми еще совсем недавно он себя не разделял.

Но что-то его удерживало. И, совершенно точно, что это был не страх. Либо это долгая работа в столичном и, чего там греха таить, придворном МУРе, наложила какой-то особенный отпечаток на его характер. Либо сиюминутная нарастающая злость. Которая так же, как и опасность, всегда помогала ему сконцентрироваться и успокоиться. Такой вот оперативно-сыскной парадокс был присущ генералу. И он знал о такой своей особенности. Потому и сдержался, ожидая, что через минуту его сознание устаканится до терпимого состояния.

— Я полагаю нецелесообразным продолжать оказывать давление на лейтенанта Корнеева! Я в этом убеждён! — сухим и бесстрастным голосом отреагировал он, равнодушно глядя в колючие глаза Первого секретаря. — Насколько я могу судить, учитывая все те обстоятельства, которые мне известны, это будет самым рациональным решением. Боюсь, что в противном случае, ситуация окончательно выйдет из под контроля. И тогда последствия могут быть самыми непредсказуемыми. Евгений Фёдорович, со всей ответственностью я повторяю, что не нужно пытаться ломать лейтенанта Корнеева! — завершив свою непростую и корявую речь, генерал замолк, переведя взгляд с живой головы Игнатова на гипсовую голову Ильича. Удачно расположенную на пьедестале и как раз напротив, у противоположной стены.