Преданная (СИ) - Акулова Мария - Страница 2

Все знают эту легенду, но он еще ни разу не признавался.

Когда гул в аудитории затихает и сам Тарнавский тоже успокаивается, он отвечает:

— А теперь я преподаю вам этику. Вот это жизнь, скажите?

Пацаны улюлюкают, девочки застенчиво улыбаются. Я тоже.

— Но, как говорила моя бабушка: смотри на меня и никогда так не делай, Слав. И вы не делайте.

Отсутствием прямого ответа мы, конечно, разочарованы, но его обожаем.

Он выпускник нашего же факультета, историями о котором до сих пор пропитаны стены. Любимец методисток и преподавателей. Раздолбай и невероятный харизматик.

— Насчет зачета не волнуйтесь. Уверен, вам сейчас есть, чем заняться. Спокойно готовьте курсовые. Сосредоточитесь на экзаменах. Зачет всем автоматами. Я скину вам проект ведомости. Посмотрите. Кто не согласен — буду ждать в назначенное кафедрой время. Докажете, что способны на большее.

Аудитория радостно люлюкает и только я еле сдерживаю разочарованный стон.

Как это автоматы? Господи, да за что?!

Я может быть совсем дура, но мечтала об этом долбанном зачете!

Как я сяду перед ним. Отвечу на все вопросы. А потом…

— А вы меня не помните?

Он бы нахмурился, я улыбнулась.

Посмотрел бы в ведомость, чтобы вспомнить фамилию. Но фамилия ему ни о чем не сказала бы. У нас с братом разные. Да и я не обижаюсь. Ну с чего он должен был запоминать пятнадцатилетнюю посеревшую из-за горя девку? Он свою работу делал. На сто из ста.

Я бы сказала:

— Вы спасли моего брата. Его обвиняли в изнасиловании, а вы его отбили. Я из-за вас решила стать юристом.

Глупо было бы? Но какая разница, если меня распирает?

Уносит в мысли, слышу общий гул, голосов особенно не различаю. Все просто рады. А я…

— Березина, — меня окликает вытренированный годами ораторской практики в судебных заседаниях голос Вячеслава Тарнавского.

Я так расстроена, что даже не успеваю испугаться адресному обращению.

И отметить, что фамилию мою он произнес правильно. Всегда произносит правильно.

— Да, Вячеслав Евгеньевич.

Знаю, что смотрю сейчас на него, как побитая собака, а он мне улыбается:

— Вы сотку оспаривать не будете, правда же?

Аудитория снова улюлюкает, подскочившая Лиза сжимает мое плечо и улыбается. Сотка — это круто.

Но я в ответ улыбаюсь далеко не так радостно, как должна бы.

Мне приятно, что он так высоко оценил мою старательность, но…

— Она просто очень на зачет хотела, — Пашка выкрикивает, привлекая внимание Тарнавского к себе. Господин судья и однокурснику моему тоже улыбается неповторимо лучезарно. Что бы я себе ни думала, в реальности — не мне как-то особенно, а всем одинаково.

— Правда хотели? — Тарнавский спрашивает, а у меня весь рот вместе с горлом разом пересохли. Что ответить? Паникую, но изворачиваться не приходится. Напоследок Вячеслав Евгениевич улыбается мне, совершенно не этично подмигивает и предлагает: — Тогда приходите, Юль. Буду ждать.

***

На этом Вячеслав нас отпускает.

Все начинают быстро сгребать в сумки и рюкзаки блокноты, планшеты и ноутбуки, а я борюсь с дурной улыбкой и проступившими мурашками.

— Юляш, ты же сегодня ко мне? — Из облачных размышлений выдергивает вопрос Лизы.

Подруга ласково ведет по моей руке и заглядывает в глаза.

В ее — огромная надежда. А я все же немного колеблюсь.

Лиза хорошая, но ужасная лентяйка. Мы подружились с ней не сразу. Только на этом курсе. Так вышло, что обе мои подруги — Аня и Ника — при поступлении на магистратуру на бюджет не прошли. Денег на контракт у них нет, поэтому пришлось срочно искать другие места. А я почувствовала себя сиротой.

Последующие два года рисовались в воображении скучными и убогими, но получилось не так.

Раньше мы с Лизой друг друга сторонились. У нее была своя компания, у меня — своя. А тут присмотрелись. Удивительно, что совпали.

Она — девочка из столичной обеспеченной семьи. И я — дочка инженеров из провинции.

Из общего у нас, как казалось раньше, только одна на двоих проблема с неправильным ударением в подобных фамилиях. В реальности — намного больше.

У Лизы — строгий отец. Он поставил дочери практически невыполнимую задачу: красный диплом на магистратуре, иначе абсолютно автономная жизнь по средствам. К этому Лиза не готова. Поэтому старается. Иногда. Чаще всего — накануне сессий. Чаще всего — с моей помощью или напрямую за мой счет, но я не чувствую себя обманутой или обиженной стороной. Понимаю, на что иду. А человек она хороший.

— Если честно, я бы лучше к себе, — признаюсь, и тут же получаю испуганный взгляд.

Лиза сжимает мою руку и мотает головой.

— Юля, убиваешь...

На этих словах улыбаюсь.

Никого я не убиваю, конечно же. Просто Лизе удобнее готовиться к экзаменам вдвоем. Когда мы обсуждаем вопросы билетов. Точнее обычно я рассказываю, что знаю, а она хотя бы слушает. Да и ее отцу, я так понимаю, нравится, что дочка наконец-то задружилась с... М-м-м... Вряд ли меня можно назвать заучкой, но серьезной — точно. На то, чтобы быть легкомысленной, у меня тоже нет денег. Ни на контракт, ни на взятки, ни на лень. Да и будущая профессия искренне нравится.

В отличие от Лизы, которую на юридический запихнул всё так же отец. Для престижа.

— Когда ты там улетаешь в свою Грецию? — Спрашиваю, сузив глаза. Делаю вид, что раздражена, хотя на самом деле быстро сдаюсь.

Подруга чувствует, что я склонна согласиться и сразу же выдыхает. Улыбается лукаво и кокетливо, как будто меня нужно обольщать.

— После сессии. Если сдам хорошо. Ну и мое предложение в силе. Папа заплатит. Только согласись.

Закатываю глаза. Нет, конечно. Я отказывалась уже много раз. За счет чужих людей я никуда не поеду.

Я и домой к ним ездить не люблю с ночевкой, потому что чувствую себя какой-то приживалкой. Но ладно... Это мои тараканы.

— Хорошо, поехали.

Забрасываю сумку на плечо и вслед за подругой выхожу из аудитории. Мы последние.

У двери снаружи все еще стоит Тарнавский. Проходя мимо, я случайно задеваю ту самую атлетичную грудь плечом. Твердая. Горячая. Пугаюсь. Вскидываю взгляд и выталкиваю из себя:

— Ой, простите, — он механически кивает, даже не посмотрев. Я ловлю себя на мысли, что выглядит сейчас совсем не так, как на паре. Смотрит сквозь предметы и студентов. Просто ждет, когда все свалят. Играет, получается...

А какой он настоящий?

Жаль, что не узнаю.

Отдираю взгляд от мужчины, который закрывает за нами дверь и проворачивает ключ.

Не пойду на зачет, конечно же. Он не будет мне рад. Соврал. Автоматы поставил, чтобы мы его не заебывали лишний раз. Вряд ли он получает огромное удовольствие от невнятного студенческого бубнежа.

Становится грустно.

Лиза что-то активно рассказывает, но я не сильно вникаю. Сначала тревожит, что Тарнавский остался у нас за спинами. Я придумываю себе его взгляды. Потом он обгоняет и по все такому же взгляду над головами и предметами я понимаю, что ему моя спина... Без разницы.

Дальше мы идем уже за ним до самой парковки. И вот я-то от его спины не отлипаю.

Я обычно передвигаюсь на метро, но Лизе отец подарил машину, поэтому ее ноги подземка не видела ни разу.

Я бы тоже радостью променяла толкучку в вагоне на комфортабельный кожаный салон какой-нибудь Мазды, но мне для этого придется еще потрудиться. А пока я время от времени пользуюсь добротой подруги.

Мы с Лизой сворачиваем к ее красной малышке. Мне стоило бы тут же нырнуть и пристегнуться, но я зачем-то «напоследок» смотрю на Тарнавского. Его машина — дальше.

Тоже красивая. Идеально чистая. Дорогая. Низкая. И сам он привлекает меня каждым движением. Не знаю, почему так. Видимо, у меня склонность к гипертрофированной благодарности. Или он правда исключительный.

Прежде, чем сесть в свою тачку, господин судья достает сигарету, прикуривает и кому-то звонит. У меня учащается пульс. Странно. Никогда запаха табака и дыма не слышала. Или его слышишь, если ближе…