Преданная (СИ) - Акулова Мария - Страница 51

– Один раз Вячеслав Евгеньевич попросил меня завезти документы…

– Что за документы? Кому?

– Конверт был запечатан. Я не смогла посмотреть. Но это была… – Это был Леонид, но я говорю: – Это была женщина. Я запомнила имя. Св-св-светлана.

– Светлана, значит?

– Да.

– Фамилия?

– Фамилию не знаю, но она была на дорогой черной машине. – Перед глазами при этом стоит большая белоснежная. Чистая-чистая. Даже по-издевательски как-то по отношению к совести каждого из нас.

– Номера запомнила?

Мотаю головой.

– Что она говорила? Может быть передавала в ответ?

– Ничего не передавала. Но сказала… Сказала, что очень… Очень благодарна Вячеславу Евгеньевичу за помощь.

– Это ни о чем, Юль. Пока – ни о чем… Но уже лучше. Подумаем, что за Светлана.

***

Я лежу в своей постели и трясусь, как осиновый лист. В голове раз за разом кручу ложь, благодаря которой удалось выбраться из автомобиля Смолина. И понимаю, что глобально меня это не спасет.

Ради чего я вру, господи? Ради кого?

Вжимаю основания ладоней в глазницы, чтобы темнота стала еще более кромешной. Хотя казалось бы, куда уже?

И делать что?

Не знаю…

Жду утра, как будто оно само по себе может что-то решить. И боюсь его наступления сильнее обычного, потому что новый день ничем хорошим не сулит.

Сорвавшись с очередного обрыва в отчаянье, тянусь к телефону. Хочу позвонить маме. Голос ее услышать. Попросить, чтобы сказала, что все будет хорошо, но вижу время и глаза наполняются слезами.

Три.

Нельзя будить. Пугать нельзя. Мне ничего нельзя.

Зачем я стою за него горой, господи?

Зачем он на меня смотрел на парах?

Зачем я связалась с Лизой?

Почему нельзя время отмотать? Я бы уехала…

Экран телефона сначала расплывается, потом снова становится четким. Минуты идут. Легче не становится.

Я захожу в телеграм и натыкаюсь взглядом на зеленый кружочек рядом с бойцовской собакой.

Не спит. Ловит меня в сети, даже не зная об этом.

Я тут извожу себя, а вы там что, ваша честь?

Поверите, если я вам все расскажу? Поможете, если попрошу о помощи? Найдете в себе что-то хорошее… Для меня?

Пусть жалкой в ваших глазах. Пусть разочаровавшей. Но… Хранящей ваши секреты лучше, чем свои.

Открываю диалог с ним и ощущаю, как немеют пальцы.

Мороз по коже от мысли, что я вот сейчас напишу, он прочитает… И ничего.

Не справляюсь.

Смахиваю вверх, блокирую и откладываю.

Снова оказываюсь в темноте, которую не вывожу.

Хватаю телефон и захожу в другое приложение. Открываю другую переписку.

Я так и не ответила Спорттоварам, что было в той истории. Его вопрос висит проигнорированным.

В чате с Вячеславом Тарнавским я бы такого себе не позволила. В этом… Здесь все совсем не так. Мы – другие люди. Со Спорттоварами мне легче.

Не давая себе засомневаться, печатаю:

«Мне нужен совет»

Зеленый кружочек загорается уже здесь. Спорттовары читают моментально.

Я почти уверена, что Инстаграм ему нужен только для меня.

С: «Спрашивай»

Снисходительное разрешение разливается безосновательным облегчением по телу и душе.

Я знаю, что хватаюсь не за надежный канат, а за ломкую соломинку. Но… Совесть зовет меня в эту сторону. Ничего не могу с собой сделать.

Пусть его грехи будут на его совести. Я свои совершать не хочу.

Ю: «Если я должна кое-чем поделиться, но боюсь. Что делать?»

С: «Чего боишься?»

Вас. До чертиков.

Ю: «Быть понятой неправильно»

Пауза действует на расшатанные нервы убийственно. Если он откажет… Если он откажет – я умру.

Печатает. Я не дышу.

С: «А надеешься на что?»

Ю: «Помощь. Поддержку. Прощение»

На все то, что я готова была дать ему. И давала.

Спорттовары отвечают сдвоенным смайлом «))», несколько секунд молчат и добавляют:

С: «А ты много хочешь, Юля. Дохуя много.»

Снова хочется то ли плакать, то ли выть. Размер клетки сужается. Напряжение гудит будущими разрядами тока.

Я и сама знаю, что наивно надеяться на благоприятный исход, но как же хотелось поймать за хвост удачу, а не спуститься на самое дно!

Что еще добавить — не знаю. Почему не блокирую мобильный — тоже. Смотрю в экран, раз за разом повторяю про себя «пожалуйста», пока Спорттовары не начинают печатать.

С: «Но попробуй поделиться. Всякое бывает. Вдруг некоторые люди оправдывают надежды?»

Глава 33

Юля

Вдох-выдох, Юль. Давай…

Жму на ручку и параллельно трижды громко бью костяшками по двери.

В прошлый раз я заглянула в щелочку. Судья был занят, поэтому первая попытка поговорить провалилась. Но с тех пор прошел уже час и теперь веду себя наглее – открываю широко и ступаю навстречу. Остановившись в проеме, слежу, как Тарнавский делает круг по своему кабинету, прижимая к уху мобильный телефон.

Видит меня, прикладывает палец к губам, после чего я сдуваюсь шариком вместе с «Вячеслав Евгеньевич, вы обещали мне…».

– Да слышу я вас, Нателла Алевтиновна. Слышу отлично.

Дурной мозг тут же запоминает необычное имя. Которое, конечно же, можно погуглить, что-то найти и передать Смолину. Но я не хочу. Я хочу быть честной. Я пришла сюда просить о защите.

Спорттовары ничего мне не обещали, но я восприняла этот его ночной ответ как предложение. Протянутую руку.

Возможно, я не права, но слишком устала, испугана, запуталась. Хочу всего разок поверить. Быть честной с ним. В конце концов, это именно то, что я обещала.

– Нателла Алевтиновна, мы же с вами не дети, правда? И не студенты давно…

Тарнавский продолжает общение, а я тем временем глаз не могу от него оторвать.

Он выглядит строгим, сконцентрированным, но из него почти осязаемым фонтаном брызжет жизнь, сила, уверенность. Это все меня тянет. Я хочу подпитаться. Оказаться за этой широкой спиной.

По плечам бегут мурашки, когда вспоминаю о злосчастном конверте. О нем я тоже скажу. Я обо всем скажу.

Сегодня.

Еле дождалась утра. На работе была в восемь. За ночь речь в голове сложилась идеально.

На мысли о том, что он может не понять или не принять, наложен запрет.

Да, со всеми вокруг (да и со мной) он часто ведет себя по-скотски, но у нас с ним была договоренность о преданности. Я свою часть исполнила. Значит, он обязан исполнить свою.

Прокашливаюсь и получаю быстрый взгляд. Читаю в нем закономерное: «жди, помощница».

Переступаю с ноги на ногу. Сильнее расправляю плечи.

– Когда я работал в адвокатуре, Нателла Алевтиновна, у меня ходатайства от руки об отложении рассмотрения были длиннее, чем у вашего представителя позиция по миллионному делу. Он этой бумажкой может подтереться, я вам серьезно говорю... У всех много работы... У судов тоже, поверьте, но если вы хотите, чтобы дело выгорело…

Уши самопроизвольно закладывает. Перестаю вслушиваться. Это явно какой-то очередной договорняк, но совершенно точно не мое дело. Пусть будет… Таким. Мне уже не важно. Важно, чтобы помог.

– Давайте, Нателла. Давайте. Я жду.

Договорив, Тарнавский скидывает. Останавливается посреди кабинета и смотрит в телефон.

Я совсем близко к моменту икс. На языке уже крутятся первые слова моей речи. Нужно только дозакрыть за спиной дверь. Сделать шаг внутрь. Сжать пальцы в замок и начать с «Вячеслав Евгеньевич, мне очень нужно с вами поговорить…».

Сердце ожидаемо вылетает. Чувство такое, что в крови кроме адреналина ничего уже не осталось. Из-за нетерпения зудит кожа и под кожей. Усталость подталкивает в спину.

– Вяч… – Я шагаю и пытаюсь обратиться, но замолкаю на полуслове. Тарнавский поднимает руку с выставленным вверх указательным пальцем. Я считываю это как: «шиш».