Преданная (СИ) - Акулова Мария - Страница 60

Хуже алкоголя грудную клетку жжет боль и ревность, когда думаю, что происходит там.

Я была бы совсем дурой, если бы ждала, что он спустится следом. Ему все равно. Он остался со своими друзьями, с Кариной. Я либо дам ему на его условиях, либо могу гулять. На его условиях я не хочу.

Сознание туманится, но я все равно прошу бармена повторить мне коктейль. Нужно вытравить из головы назойливые образы. Учащенное дыхание. Пошлые слова. Влажные поцелуи. Похоть-похоть-похоть.

В нем столько мужской энергии, что она расплескивается, обжигая кожу каждой окружающей его женщины. И он отлично этим пользуется.

Гондон.

Делаю сдвоенный глоток, сильнее прогибаюсь в слегка затекшей спине и кручу вытянутой шеей.

Почувствовав прикосновение между лопатками, дергаюсь. Чья-то рука скатывается по позвоночнику до поясницы.

Долю секунды незнания я посвящаю мыслям не о том, а повернув голову – получаю дозу жесточайшего разочарования, которое испытывать не должна.

– Друг, повтори, – незнакомый мужчина улыбается мне, обращаясь при этом к бармену. – А мне виски чистый.

Насторожено слежу, как меняет расположение – его рука съезжает с моего тела. Он сам обходит и, не спрашивая, свободно ли, садится на стул напротив. Упирается коленом в мое. Я смотрю вниз... И не дергаю.

Я знаю, что не нужно выказывать заинтересованности, но любопытство берет вверх – рассматриваю.

Незнакомец – это что-то среднее между Тарнавским и Смолиным. Взрослый мужчина. Ухоженный. Симпатичный. Улыбается вполне очаровательно. Поворачивает голову. Немного склоняет ее. Смотрит в глаза…

Я не могу оторваться, потому что он мне нравится или потому что я пьяная?

– Я еще не допила. Мне не нужно повторять, спасибо, – даже не стараюсь говорить достаточно громко и отчетливо, чтобы звучать громче музыки. Устала стараться. С Тарнавским выстарала из себя всё. И что имею в итоге?

Но незнакомец меня слышит и без приложенных усилий. Улыбается шире. Медленно кивает.

Потом опять стреляет взглядом в лицо. При этом мой организм не выдает ни одну из утомивших уже реакций. Сердцебиение ровное. Кровь поровну с алкоголем плавно течет по разогревшимся венам.

– Но скоро же допьешь. – Молчу. Взгляд опускается на протянутую навстречу кисть. У него красивые пальцы. Ухоженные ногти. Из-под манжеты рубашки выглядывают недешевые, я уверена, часы. – Кирилл.

– Злата. – Снова отвечаю ложью. Вкладываю пальцы в его ладонь и чувствую легкое покачивание. Мне кажется, он прекрасно понимает, что вру, но позволяет. Улыбается. Изучает. Отпускает руку, которой я тут же тянусь за бокалом.

Вечер ужасный. Вся жизнь какая-то не очень. И я знаю, что давно пора встать со стула, рассчитаться и уйти. Но все это время чего-то ждала. Видимо, Кирилла.

Между нами сейчас молчание, его нескрываемый интерес и моя заторможенность. Технику движений я знаю отлично: спрыгнуть, повесить на плечо сумочку, удалиться, но это не заставляет сдвинуться с места.

– Ты же не работаешь здесь? – Еще часом ранее такой вопрос заставил бы меня покраснеть до корней волос, а сейчас я воспринимаю его как данность. Это следствие моего падения или в привыкании к грязи нет ничего плохого?

Пожимаю плечами и веду головой из стороны в сторону.

Киваю на стеклянную стену на втором этаже.

– Уже не работаю.

Детали о том, что работала «переводчицей» у своего самодура-начальника упускаю.

Кирилл прослеживает за указанным мной направлением, давая возможность еще лучше себя рассмотреть.

Интересно, сколько ему. Кем он работает. Он женат или свободен?

Или совсем не интересно, Юль? Ты-то сама понимаешь?

– А ты тут..?

– С компанией, Злата, – кривлюсь на своем не своем имени. Кирилл, возможно, это замечание. Он, кстати, тоже может быть совсем не Кириллом. Смотрю на правую руку. Безымянный палец выглядит девственно чистым. Без кольца, следа от загара или вмятины. Но таким меня уже не обманешь.

Вячеслав Евгеньевич научил, что мужчины умеют играть идеальных. А когда добиваются желаемого – уничтожать.

Пытаюсь вернуть себя из деструктивных мыслей в реальность, делая глубокий болезненный вдох.

Поднимаю взгляд к глазам не нужного, и не интересного мне Кирилла.

– Давно на тебя смотрю, Злата. Манишь. Знаешь?

Улыбаюсь.

Знаю. Маню так сильно, что на столе хочется разложить. Лапать прилюдно. Секс предлагать… По-быстрому.

Обида хлещет по щекам. Беру бокал за ножку и выпиваю залпом. Конечно, многосоставной коктейль предназначен не для этого, но… Да похуй уже.

– Потанцевать хочу. Ты не знаешь, Кирилл, здесь можно просто?

– Тебе все можно, Злата.

Ступаю на глянцевый пол. Равновесие держу не идеально, но это уже не заботит.

Так, как красивые девушки на подиумах, я все равно не смогу, но почему-то остро хочется успеть поймать мелодию.

Знаю, что Кирилл провожает взглядом. Может быть даже счет мне закроет. Но я не оглядываюсь ни на него, ни наверх. Убеждаю себя, что важны только собственные желания.

Важна только преданность себе.

Я забыла об этом, совершила ошибку, поставив выше собственных интересов интересы постороннего человека, который этого не заслужил.

Это должно стать для меня пусть болезненным, но не смертельным уроком. Иначе… Иначе во второй раз я получу то же. И уже по заслугам.

Заполнившая пространство музыка создана для соблазнительных танцев. Она не оставляет шансов на разнообразие в движениях. Заставляет вырисовывать бедрами восьмерки, а гибкими кистями выводить узоры в вязком воздухе.

Сначала я помню, что из-за барной стойки за мной наблюдает Кирилл, потом забываю. Может не только он (места на танцполе больше, чем танцующих), но мне настолько без разницы.

Куда интересней – картинка в моей голове. Я позволяю себе и ее тоже. Закрываю глаза и рисую.

Движение рук по телу. Дыхание на шее. Болезненное трение ткани о голую кожу. Фруктовый запах кальяна. Шепот на ухо.

Я отлично помню, как он целует. Как ласкает грудь. Под кожей зашиты все его пошлости, каждое слово из удаленного на эмоциях диалога. Они лопаются стеклянными капсулами и распространяют отраву, которая печет и учит извлекать удовольствие из боли.

Вижу себя сидящей на его коленях. Скольжу ладонями по изгибам фигуры от груди вниз. Представляю, как обняла бы, как пропустила бы сквозь пальцы волосы. Подалась бы навстречу…

Жжение концентрируется в груди.

На талию ложатся руки. Я выставляю свои вперед и распахиваю глаза. Все тело пронизывает боль. Передо мной – не то лицо. Ногти скребут по ткани пиджака Кирилла, мужчина улыбается. Возможно, принимает мои действия за соблазнение, а я отворачиваюсь, чтобы скрыть разочарование. Только скрывать-то зачем, Юль?

Он тянет меня ближе, я позволяю. Чувствую губы на щеке. Частое дыхание и запах виски. От Тарнавского тоже им пахло. Может… Вот так? Закрыть глаза и…

– Злата… – От звука не того голоса передергивает. Я кривлюсь. Давлю на плечи. Он притягивает еще ближе. – Давай в кабинет поднимемся. Я не обижу. Сколько?

А сколько стоят разбитые вдребезги мечты? Кто-то считал?

Я не боюсь его и возможно ложно, но уверена, что могу отказаться.

Давлю на плечи еще раз. Делаю шаг назад. Открываю рот и захлебываюсь.

На бедра ложатся другие руки. Давят меня в другое тело. В поясницу вжимается раскаленный твердый пах. Лопатки врезаются в грудь.

Я скребу по его рукам и запрокидываю голову. Тарнавский смотрит не на меня, а на Кирилла. Переводит голову из стороны в сторону. Я вижу, как запредельно напряжены скулы.

Над головой несется тот самый голос. Хриплый. Страшный. Любимый.

– Друг, извини. Девушка заблудилась. Ко мне шла.

До ощутимой боли прикусываю кончик языка. Это себе. А Тарнавского наказываю, впиваясь в кожу все сильнее.

Ты ужасный… Я тебя ненавижу… Я тебя…

Ловлю короткий взгляд. Задыхаюсь.