Жестокая болезнь (ЛП) - Вольф Триша - Страница 30

Он резко втягивает воздух, его взгляд неторопливо скользит по мне.

— Физическое удовлетворение не мой приоритет, — признается он. — Я уже говорил тебе раньше, что ты красивая женщина, — он встречается со мной взглядом, — но это всего лишь похоть. То, что ты заметила там, было просто первобытной, кардинальной похотью. Ничего больше. Основная реакция организма на раздражители.

Я подхожу к нему и останавливаюсь всего в нескольких дюймах.

— Основная реакция организма на раздражители, — повторяю я, опуская руку на бедро и двигаясь вверх, касаясь кончиками пальцев своей киски. Он пристально наблюдает, как я глажу себя. — В твоих устах это звучит так научно, безлично, отстраненно.

— С тобой так и нужно, — парирует он в ответ.

Я расставляю ноги по обе стороны от его бедер, кладу руки ему на плечи.

— А разве это честно? — я медленно опускаюсь к нему на колени. — У меня тоже есть потребности. Мы заперты здесь, никто нас не увидит и не осудит.

Алекс отворачивает голову в сторону, отказываясь смотреть на меня, но твердая, как камень, эрекция подо мной говорит все, чего он не скажет.

— Блейкли… блять, прекрати. Твоя потребность контролировать ситуацию проявляется в физическом желании утвердить свое господство, — он берет меня за запястья и смотрит в глаза свирепым взглядом. — Я контролирую свои побуждения.

Мои руки скованы его ладонями, я использую это как рычаг, покачивая бедрами, соблазнительно прижимаясь к его стояку. Его рот приоткрывается, глаза наполняются темной похотью, и я знаю, что Алексу не потребуется много времени, чтобы потерять контроль над своим желанием.

— Тогда просто попробуй… — я высвобождаю одну руку и снимаю с него очки, кладу их на тележку позади. Лучше пусть у него будет немного размыто зрение. Затем наклоняюсь и нежно касаюсь губами царапин, оставленных моими ногтями на его щеке, языком пробую его кожу на вкус.

Я чувствую, как его хватка на моем запястье ослабевает, и он непроизвольно выгибается подо мной, частично теряя контроль.

— Ничего не получится, — говорит он.

Я сильнее прижимаюсь к нему.

— У меня получается.

С хриплым стоном Алекс зажимает мои руки между нами.

— Только потому, что ты чего-то хочешь, — каждый мускул напряжен, он отказывается сдаваться.

— Я хочу разрядки, — говорю я, показательно прижимаясь грудью к его рукам. — Я знаю, ты думал об этом. Как наклоняешь меня над кроватью, срываешь трусики и раздвигаешь ноги, лаская, пока я не становлюсь мокрой. Потом вонзаешься в меня так сильно, уничтожая каждую унцию своего жесткого контроля.

Его дыхание становится неровным.

— Боже, ты олицетворение Пейто²¹. Настоящая соблазнительница.

Двигаясь выше, я наклоняюсь вперед и дышу ему в ухо, прикусываю мочку.

— Думаешь, я богиня?

Его руки опускаются на мои бедра, пальцы собственнически впиваются в мою кожу, когда он прижимается ко мне.

— Когда я впервые увидел тебя, поклялся, что ты Афродита, — одна рука соскальзывает с моего бедра, обхватывает мое лицо, запуская пальцы в мокрые волосы. — Но это слишком очевидно, слишком банально. Пейто прячется в тени, манипулируя всеми вокруг себя, как марионетками.

Какой-то посторонний отклик шевелится глубоко внутри меня, и я неловко останавливаюсь. Алекс держит мое лицо, не желая отпускать. Я облизываю губы, зная, что делает с ним это действие.

Его пристальный взгляд опускается к моему рту, и в его голубых глазах вспыхивает ненасытный голод. Его лицо приближается к моему, и это странное чувство в глубине души реагирует инстинктивно. Я отворачиваюсь и оставляю поцелуй на его шее.

— Тогда не дари мне ожерелье, — говорю я.

Это вызывает тихий смешок.

— Почему я не удивлен, что ты знаешь этот миф.

Обхватив пальцами его затылок, я улыбаюсь ему в шею.

— Технически, она сила, а не богиня.

— Это спорно, — возражает он, его воля слабеет.

Пока он занят, я опускаю руку вниз по его груди и расстегиваю молнию на его штанах. Гортанный звук, который издает Алекс, возбуждает меня. Я чувствую вибрацию глубоко внизу живота, и предвкушение заставляет мои пальцы проникнуть под его боксеры.

Беру в ладони его твердую длину, когда он становится смелее, теряясь в своем возбуждении, и обхватывает мою грудь. Когда я думаю, что он полностью околдован, убираю другую руку с его шеи.

— Блейкли… мы должны остановиться, — говорит он хриплым от сдерживаемого желания голосом. — Это неправильно. Ты моя пациентка.

Заблуждение Алекса — что он верит, будто я его пациентка — подстегивает меня, и я тут же засовываю руку ему в карман. Другой рукой сжимаю его член, как тисками, убеждаясь, что он не сдвинется с места, вытаскиваю связку ключей.

— Прости, Алекс, но я просто не могу трахаться с таким безумцем, — я хватаю его за яйца и сильно выкручиваю.

Он произносит страстное проклятие, когда боль пронзает его насквозь, давая мне время, чтобы освободиться. Он хватается за промежность и сгибается пополам на стуле.

У меня не так много времени, поэтому я должна убежать как можно дальше. Не утруждаю себя тем, чтобы застегнуть рубашку, бросаюсь к занавеске и откидываю ее. Я увидела здесь дверь, когда была под действием успокоительного. Что бы ни находилось за этой дверью, мне нужно знать.

На стене висит еще одна занавеска, и я отодвигаю ее в сторону, открывая старую дверь из амбарного дерева. Перебираю ключи, пробую один, второй, а затем и третий ключ, пока замок не поворачивается. Открываю дверь и смотрю на темный лестничный пролет. Алекс приходит в себя, это подстегивает меня подняться по ступенькам.

Есть вторая дверь наверху, но та, что ниже не заперта. Я вхожу внутрь, почти задыхаясь… Шок останавливает меня на полушаге.

Меня поглощает непроглядная пустота.

Темнота такая глубокая, как будто я шагнула прямо в космос или спустилась с края обрыва. Жуткое ощущение проникает мне под кожу, и я запахиваю рубашку. У меня кружится голова, как будто подо мной нет земли. Когда мои глаза начинают привыкать, появляются круглые огоньки… и я слышу тиканье.

— О, боже мой.

Часы.

Так много часов.

Подсвеченные слабым белым светом, десятки часов будто парят в воздухе. Я знаю, что это невозможно, оптическая иллюзия, игра разума — но это все равно ужасно. Кошмар, ставший реальностью.

Чтобы успокоиться, я протягиваю руку и касаюсь стены. Прохладная и гладкая поверхность ощущается твердой под моими пальцами, и мгновенное облегчение разливается по моим венам.

Эта комната полностью закрыта и изолирована.

От потолка до пола по стенам разбросаны часы разных форм и размеров. Я подхожу к одним и смотрю сквозь стекло. Затем смотрю на часы рядом. Все они показывают разное время. Маятники раскачиваются взад-вперед, ритмичный звук эхом разносится по комнате, становясь громче, кажется, что стены смыкаются.

— Что это за комната, Алекс?

Я знаю, что он слышит меня, потому что стоит за спиной. Я чувствую тепло, исходящее от его тела, вибрацию его кожи. Его дыхание становится тяжелым и прерывистым, и я задаюсь вопросом, насколько болезненным был для него этот подъем по лестнице. Хотя сейчас, мне наплевать.

— Убирайся отсюда, — приказывает он. В его низком голосе слышится скрытое отчаяние.

Помимо множества циферблатов, украшающих комнату, я замечаю луч света, исходящий от противоположной стены. Входная дверь заколочена.

Я сжимаю ключи в ладони.

Что бы ни значила для него эта часть хижины, она темная и искореженная, и он наглухо запечатал ее. Он не хочет, чтобы кто-нибудь видел, входил.

Алекс дергает за руку и тащит меня обратно на лестницу. Захлопывает дверь, стоя спиной ко мне, упираясь руками в твердое дерево.

Я должна сделать в точности так, как он сказал. Я должна сбежать вниз по лестнице и оказаться от него как можно дальше. В этот момент он более неуравновешен, чем я когда-либо его видела. Мне нужно уйти, но его неустойчивое состояние так же сильно, как гравитация, приковывающая меня к этому месту.