Развод. Игра на выживание (СИ) - Коваль Лина - Страница 23

А кто вообще определяет эту идеальность?

Люди даже в политике, несмотря на кучу дипломатических статусов, не могут годами достичь соглашения. А что уж говорить о нас, простых людях, которые заплутали?

Мы вообще никогда не обсуждали наши отношения. Они просто были и всё. Как данность.

Ругались, конечно. Потом мирились. Рожали детей. Жили.

Мы жили. «Мы» были! А сейчас нас нет.

Есть только собственническая жадность, горящая в глазах мужа, когда он резко притягивает меня к себе и вызывающе целует. Ничего не могу с собой поделать и захватываю его шею в кольцо из своих рук. От него пахнет, как обычно. Сигаретами, туалетной водой, капельку — виски, и немного им самим.

Как пахнет любимый человек? Необъяснимо. А как выветрить из памяти этот запах? Невозможно.

Его язык кружит внутри моего рта напористо, нетерпеливо. Соболев и сдержанность в сексе всегда были где-то далеко друг от друга, и это необъяснимо заводило. И сейчас заводит.

– Я хочу секса, – заявляет Богдан, повышая температуру в моем теле до предела.

Не удерживаюсь от едкого замечания:

– Лана не справляется?

Он чертыхается и стискивает мою талию до резкой боли, так сильно, что я взвизгиваю. Грубо толкает меня на кровать и принимается медленно расстегивать рубашку.

Как завороженная слежу за его пальцами.

– Попроси секса у Ланы, – повторяю смело, упираясь локтями в кровать.

Дура.

Боже, ну почему я такая дура?! А если и правда, попросит?!

А если уже?

Внутри происходит взрыв ужаса. Петарды взрываются. Лучше уж я с ним.

Он мой.

Богдан тем временем управляется с пуговицами на манжетах.

– Ты глухой? – спрашиваю, сглатывая скопившуюся слюну во рту от вида татуировки на обнаженной груди. Обшариваю взглядом манящий пресс и короткие светлые волоски, уходящие тонкой дорожкой под ремень.

– Твой отец, – высказывает Богдан зловеще, абсолютно игнорируя мои слова про блондинку, – просто вездесущий гремлин, блд. Я искренне не хотел ругаться с дедом, но он переходит все границы. Зачем-то приставил своего человека ко мне. Следит.

Облизываю вмиг пересохшие губы, сжимая бедра от неконтролируемого желания, и пытаюсь вникнуть в смысл того, что Богдан продолжает говорить: – И пусть мой адвокат утверждает, якобы уважаемому суду совершенно пох*й по какой причине в нашей стране распадается семья, но я…, – застывает, – хер знает, что от вас Шацких ждать?!

– В каком смысле?

– Я тебя десять лет трахал и то не знаю, на что ты способна. Может, плохо старался?

– Не разговаривай со мной, как со шлюхой, – вскрикиваю и отпинываю ногой, когда он тянет меня за руку и усаживает, словно безвольную куклу.

Обсматривает светлыми глазами, заводит ладонь за спину и одним движением расстегивает замок на платье. Проникает под мягкую ткань и резко скидывает её с плеч.

Поднимаю голову и целюсь в его глаза ошалелым взглядом. Его ладонь по-хозяйски обхватывает щеку, большой палец оглаживает опухшие губы и проникает в рот.

Волнение катастрофическое, сама не понимаю, что делаю. Выдохнув, послушно принимаю его и облизываю. Второй рукой Богдан сначала оглаживает обнаженные плечи, а потом сдавливает грудь, сжимает затвердевшие соски.

– Пздц, Ян, – рычит. – Расстегни мои брюки.

Устремляюсь к застежке и совершаю отлаженные годами действия, нетерпеливо разделываюсь с пряжкой, пуговицей, ухватываюсь за язычок молнии и резко веду ее вниз. Брюки сваливаются на пол, а я нетерпеливо сжимаю напряженный член через трусы.

Секунду ожидаю, когда ко мне вернутся остатки здравого смысла. Хотя бы жалкие крохи. Словно испугавшись этого, поспешно отодвигаю широкую резинку и сдавливаю подрагивающий ствол, теперь без преград.

Обхватываю у основания, глазею на него, как ненормальная.

– Пососи, Ян, – просит, совершая толчок бедрами. – Как ты любишь.

Швыряю в него озлобленный взгляд, ожидая увидеть насмешку, но в его глазах только желание и похоть. Скулы на лице поигрывают от нетерпения, и Даня еще раз толкается в обхватывающую член ладонь.

– Пожалуйста, – произносит на выдохе.

Усмехаюсь… всё как всегда. В нашей спальне нет и никогда не было ссор.

Щацких и Соболевых.

Только Яна, Богдан и стопроцентная, сбивающая с ног порочность.

Собираю слюну во рту и обхватываю крупную головку губами. Между ног становится влажно, а внутри разливается чувство эйфории оттого, что я все еще имею безоговорочную власть над собственным мужем.

Мы вновь одно целое.

Богдан собирает мои волосы в хвост и помогает взять член максимально глубоко, до выступающих слез на глазах. Контролирует темп и угол захвата. Терпкий знакомый вкус заставляет забыть обо всём, и я умело довожу его до несдержанных хрипов.

– Ложись на кровать, – требует сипло.

Отстраняюсь и падаю на спину. Молча наблюдаю, как он поддевает платье пальцами и стягивает его вместе с бельем.

Внизу живота бурлит и пульсирует пламя. Ноги сами собой раздвигаются, а колени поджимаются.

Богдан раздевается, скидывая одежду к рубашке и не сводя глаз с моей промежности, на которую тут же размещает ладонь.

Между нами словно снова устанавливается невидимая нить, понятная только нам двоим. Больше никому в этом мире не разгадать, как мы могли вообще сойтись и что нас связывает.

Поднимаю глаза в потолок и бесстыдно шепчу:

– Сделай мне хорошо.

– Языком? – спрашивает он, не прекращая поглаживать влажные складки.

– Нет, – мотаю головой и выпаливаю, не успев подумать, – трахни меня.

Так, чтобы я все забыла, – шепчу про себя.

Он тихо смеется.

– Сделаю в лучшем виде.

Снова смотрю на него сквозь отчетливую пелену перед глазами. Богдан с жадностью изучает мое тело, взгляд задевает шрам внизу живота. Вторая беременность проходила тяжелее первой: высокое давление, отеки, гипоксия у Ванечки. Как результат, врачами было принято решение об экстренной операции. Пальцы касаются рубца, а глаза всего на секунду, словно стрелы, летят в мое лицо.

Меня будто бы током прошибает.

Это его ребенка я носила девять месяцев. Его ребенка из меня вынимали. Наша связь навсегда останется во Вселенной в самом прекрасном и идеальном её воплощении. Наших детях.

Сильные руки рывком тянут мои бедра к краю кровати, а член упирается в промежность. Один толчок и я взвываю от дичайшего всплеска адреналина в крови, развожу шире ноги и пытаюсь почувствовать его присутствие в себе.

Даня толкается в меня резко, решительно. Всего на мгновение останавливается, чтобы подтянуть еще ближе. Снова рывок. Еще один. Амплитуда зашкаливающая, темп такой как надо именно мне, чтобы получить долгожданную разрядку.

Раз за разом внутри нарастает объемный шар, который становится ощутимее, будто бы красочнее, когда Богдан пальцем начинает совершать круговые движения по клитору.

Мычу и скулю в руку, как привыкла, а потом вспоминаю, что детей в доме нет и комната наполняется оглушающими стонами.

Снова смотрю на него. Сосредоточенного и ни разу не бережного, но такого любимого. Боль в груди. Тяжелая плита падает прямо на сердце.

Раз–вод.

Всхлипываю то ли от мгновенного осознания, то ли оттого, что громко, феерично кончаю, извиваясь под напором умелых, знающих строение моих половых органов пальцев и твердого члена.

Оргазм ошеломительный.

Действительность ужасающая.

Богдан не останавливается, не дает мне ни секунды выдохнуть и оттолкнуть его. Убирает руку с промежности, стискивает бедра и вбивается еще яростнее. Отчаянно присваивает меня себе. Снова и снова. Прежде чем глухо застонать, сжимает грудь, и я ощущаю пульсацию его члена внутри.

Прикрываю глаза рукой, трудно дыша. Чувствую все. Как он осторожно выходит из меня и идет в ванную. Слышу, как включает воду, а потом она стихает.

Сдвигаю ноги и усаживаюсь на кровать. Мышцы приятно потягивает. Обвожу глазами нашу спальню.

Реальность бьет по живому. Больно. Отчетливо.